— Я всё думал про тот грузовик… — продолжал доктор. — Понимаете, шофёр ничуть не ошибся, он специально подогнал машину к перевязочному. А там его уже поджидал Иваньков. Да, да, поджидал, я сам видел! Вот они ящик и потырили. А меня Иваньков отвлёк — да так хитро, что я ничего худого не заподозрил. Просто зря прогулялся на вокзал.
— Ну, это всё предположения… — Трофим Василевич недоверчиво прищурил глаз.
— Пусть пока так… Просто без Иванькова вынести из вагона ящик кислоты не получилось бы никак!
— Так его, может, раньше ещё…
— Не-ет, Трофим Васильевич, не раньше! Как раз тогда-а… — Иван Палыч потер переносицу. — Смотрите сами! Ящик салицилки — пятьдесят килограмм! Без грузовика его украсть ну никак не получится при всём желании — уж больно тяжёл. Да и в карман такую ношу не спрячешь.
— Так, может, когда раненых принимали… — задумчиво протянул начмед.
Доктор всплеснул в ладоши:
— Ага, как же! В перевязочном тогда народу толклось — немеряно! Да вы и сами были. Попробуй тут, вынеси… Нет! Для этой кражи нужно, чтоб непременно срослись два условия… даже три! Первое — свободный доступ к вагону, — загнул палец Иван. — Второе — отсутствие свидетелей…
Ещё один палец.
— И третье — транспорт…
Третий палец.
— И таким образом, на станции Ржев-Балтийский всё и срослось, — доктор торжествующе улыбнулся.
— Так значит, там и сообщник сидит его… — побарабанив по столику пальцами, растерянно моргнул Глушаков.
— Именно так — сообщник. Или даже — сообщники… — Иван Палыч пристально взглянул на собеседника. — Вот, Иван Трофимыч. Вы сказали, что Иваньков в поезде с пятнадцатого года. А с какого месяца?
— Да не помню точно… с октября кажется… мы тогда как раз Литву оставили…
— С октября… — негромко повторил доктор. — А вот теперь, Трофим Васильевич, вспомните, а не было ли с того времени каких-нибудь дерзких краж? Ничего такого не пропадало?
Штабс-капитан задумался:
— Да нет… Хотя… В начале шестнадцатого две коробки морфина увели, мы ещё отписывались. Да-да, как раз в Ржеве стояли! И ещё как-то гедонала недостача была… А летом — героиновых леденцов. Ну, знаете, такие, в красивых жестяных коробках, от кашля… Ещё лампы пропадали… Та-ак… Но, это всё кражи. А убийство тут причём?
— А вот сами представьте, — усмехнулся доктор. — Кто у нас из персонала самый пройдошистый, самый криминальный? Кто про всех все знал? Ну? Правильно! Погибший Мишка Бублик… земля ему пухом. И что, Бублик ничего не заподозрил? Да щас! Скорее всего, даже и помогал Иванькову в его махинациях. За определенную мзду. А потом что-то не поделили! Или Иваньков своего подельничка кинул. А то и начал его шантажировать! Что, не похоже на Бублика?
— Да похоже… Ну ты, Иван Палыч, прямо Жюль Верн! — Глушаков неожиданно засмеялся, аж до слёз, и полез в карман за носовым платком. — Уж нафантазировал!
— Никакие это, Трофим Василевич, не фантазии! — упрямо набычился доктор. — Бублик мне про Иванькова сам сказал. Прямым текстом. Пообещал ещё много чего рассказать… перед тем, как…
— Но, как же его убили-то? — привстав, начмед хлопнул себя по коленкам. — Женщина там была! Карты! Дама треф!
— Ну, положим, карты — для отвода глаз, — невозмутимо отозвался Иван. — Мол, картёжные разборки. А что касаемо женщины… Так, если у Иванькова сообщники во Ржеве-Балтийском… то почему не могут быть здесь?
— Хм… — вздохнув, Трофим Василевич покачала головой. — Ну, и что ты сейчас предлагаешь? Как убийство-то доказать? Ну, что это именно Иваньков, а не кто-то другой…
Иван Палыч прищурился:
— Честно сказать? Не знаю. Я же не сыщик, не следователь… Кстати, а насколько вообще могут задержать санитарный состав?
— Пара суток, не более… А потом жандармы могут и сесть в поезд, — начмед снова вздохнул. — Чего о-очень не хотелось бы.
— Вот! Сутки у нас ещё есть… Потому как думаю — искать надо со станции. Как говорят французы — шерше ля фам!
Подумав, в сыскную компанию решили взять и Сидоренко. Ну, как же в таком деле и без коменданта? Иван же ещё подумывал о том шустром следователе… Но, когда уж его искать-то? Да и вообще, может, здесь решили спустить дело на тормозах…
Станция «Шаховская» называлась так в честь княгини Евгении-Фёдоровны Шаховской-Глебовой-Стрешневой, в 1901-м году передавшей свои земли для строительства станции и посёлка. Этим сведениями охотно поделился бравый прапорщик Сидоренко — вместе с доктором они как раз шли по платформе к небольшому вокзальчику. Да, здесь, на Виндавско-Московской железной дороге, всё было небольшим и уютным.
— Одно слов — модерн! — перепрыгивая через замерзшую лужу, вслух заметил Сидоренко. — Хоть и деревянный. До Москвы — верст полтораста, да примерно двадцать пять — до Волоколамска.
— А посёлок-то небольшой, — доктор засунул замерзшие руки в карманы шинели. — Человек триста есть ли? А, Александр Иваныч?
— Да, может и есть, кто его знает? — хмыкнул прапорщик. — Однако, не такая уж и дыра. Рядом разъезд, перегон… Поездов, сам видишь, много, и стоят подолгу. Это я, Иван, насчёт женщин… гм-гм… с жёлтыми билетами которые.
— А, проститутки!
Комендант закашлялся:
— Прямой ты человек, Иван Палыч! Ну да, они. Частенько здесь подрабатывают. Сядут в воинский эшелон — хоть и не положено, да, поди, проследи! Здесь сойдут… обратно до Волоколамска дождутся… Ну и тут времени даром не теряют.
Доктор молча слушал, искренне восхищенный не совсем обычными познаниями прапорщика. Впрочем, что необычного для военного-то человека?
— К слову сказать — так себе дамы, — между тем, продолжал Сидоренко. — Хотя попадаются и ничего себе… Но, так-то, «Шаховская» — станция четвертого класса. Соответственно — и девицы.
— Свидетели говорят — была хорошо одета, — осторожно напомнил хирург.
Прапорщик рассмеялся:
— Это тот солдатик-то? Да что он в женщинах понимает…
— Это — да… Александр Иваныч, а до Москвы тут… часа два, наверное? — поинтересовался Иван.
— Если курьерским без остановки — да, — прапорщик глянул на пробегавших мимо мальчишек, по виду — типичных оборванцев. Такие, да, появлялись, попрошайничали — война… — А пассажирские до войны — почти половину суток шли. Пока у каждого столба постоят.
— Как мы…
— Да мы и за сутки не доберемся! Эшелонов-то встречных — тьма. Северный фронт — одно слово.
У здания вокзала, слева, стояли сани, запряженной пегой лошадкою. Седобородый крестьянин в подпоясанном армяке и треухе деловито сгружал с саней ящики с пирогами. Из распахнутой двери вкусно пахло станционным буфетом.
— Эх, купить, что ли пирожков? — остановившись, Сидоренко вытащил портсигар. — Перекурить, что ли?
— Давай, — отрывисто кивнул доктор. Сам он не курил, но к привычкам других относился терпимо. Тем более, сейчас.
Открыв портсигар, прапорщик вытащил папироску и спички.
— Дяденька! Угости папироской!
Те двое пацанов. Оборванцы! Ишь, ходят, попрошайничают… Видать, некому гнать со станции.
— Я вот вас сейчас угощу! Мало не покажется.
— Саша! Дай, — сжав приятеля за локоть, шепотом попросил доктор.
— Ну-у…
Комендант удивленно присвистнул, но просьбу выполнил, угостил мальчишек:
— Ладно уж — нате!
— Ого! «Герольд»! — искренне восхитился один из оборванцев, на вид лет четырнадцати. — Высший сорт. Небось, по тридцать копеек десяток?
Прапорщик только хмыкнул:
— Это до войны было тридцать.
— Спасибо, барин! — мальчишка аккуратно спрятал папиросы в шапку.
— Дяденьки… — улыбнулся второй, помладше, с круглым, совсем ещё детским, лицом. — А мы знаем, где можно пиво подешевле купить! И спирт.
— А девочек? — незаметно подмигнув сотоварищу, поинтересовался доктор. — Девочек можно у вас тут найти? Но, таких… пошикарней! Знаете, есть тут такая… вся из себя. Одета, словно графиня… плечики набивные, шляпка… вуаль…
— Вся из себя… шляпка? — гаврош склонил голову набок. — В шляпках тут только две бывают. Ну, раз вся из себя, так верно — Фелисия.
— Не, не Фелисия, — возразил другой. — Фелисия без вуали. А с вуалью — Фернанда! Ей «кот» её недавно синяк под левым глазом поставил. За то, что крысила. Вот она с вуалью и ходит. Вообще, шикарная шмара!
— Да уж, дяденьки, не пожалеете! — тот, что постарше, зачем-то толкнул младшего в бок. — Только немножко обождать нужно. Хотя бы час… В буфете можно посидеть. А потом тут и встретимся. Уговор?
Иван Палыч потер переносицу:
— Так вы что же, девицу прямо на платформу и приведете?
— Что вы, барин! Скажем, где она вас дожидаться будет. Да не думайте! Фернанда — барышня красивая, хоть и с фингалом.
С тем пацаны и убежали.
Выдавшийся час новоявленные сыщики скоротали в станционном буфете, оказавшемся довольно неплохим, как по интерьеру — вполне себе уютному — так и по качеству предлагаемого ассортимента. Кофе, конечно, оказался на военный манер — желудёвым, зато пирожки с ливером и капустой — выше всяких похвал. Иван Палыч невольно вспомнил Аглаю… Как-то она там? Справляется ли с больницей, с пациентами? Надо, кстати, и ей написать… И Гробовскому еще… да…
Кроме кофе и пирогов, Сидоренко еще купил относительно свежие выпуски «Русского инвалида» и «Петроградский вестник».
— Что пишут? — искоса поглядывая в окно, поинтересовался доктор.
— Да всякую чушь, — комендант махнул рукой. — В Думе опять бузят… Конференция Антанты в Петрограде… забастовки… в Москве, в Нижнем… Государь до сих пор в столице. Пишут, что в связи с болезнью детей…
— Да уж… Верховный главнокомандующий — государь — в столице, а ставка в Могилёве — голая! — покачав головой, продолжал прапорщик. — На западном фронте солдат расстрелял — отказались идти в бой… Да всё знаешь — прокламации я тебе показывал. Эсеры, большевики, анархисты… Кого только нет!
Так вот, незаметно, час и пролетел.
Оба вышли на платформу, где уже ошивался один из гаврошей. Тот, что постарше.