— Вот… воды даже нет… — неизвестно, кому пожаловался Глушаков. — Эх… нам бы сегодняшний день пережить… Ладно, пойду встречать ревизию. Все остальные — по расписанию… Ну, вы знаете…
День, как и предупреждал начмед, прошёл в полной суматохе кутерьме, которой всё же удалось придать видимость хоть какого-то порядка. По крайней мере, бинты и вату в кухонный вагон не загрузили, и не таскали продукты в перевязочный…
— Па-аберегись!
По платформе (а санитарный поезд загнали на самую дальнюю) деловито сновали грузчики с тележками, подъезжали какие-то подводы и даже грузовики. Принимали, пересчитывали, расписывались — грузились…
И к вечеру вроде бы как…
Впрочем, тьфу-тьфу — не сглазить!
Часиков в восемь начмед вновь созвал всех в штабной вагон. И выглядел при этом хоть и устало, но довольно и весело. Иван Палыч уже знал, почему — ревизия про украденную салицилку не дозналась.
Усевшись за стол для совещаний, Трофим Васильевич пригладил волосы и подозвал какого-то молодого человек, скромно дожидавшегося в дверях:
— Разрешите представить — Яцек Лозинский, наш новый санитар. Хоть одного прислали! Это хорошо. Прошу, так сказать, любить и жаловать… Терещенко!
— Я, господин штабс-капитан!
— Введешь, так сказать, парня в курс дела.
Яцек? Тот самый парень, из синематографа! Совпадение? Иван Палыч не знал, что и думать… Однако же, пан Лозинский подошёл к нему первым, как только выдался удобный момент:
— Доктор! Как же я рад! И… разрешите поблагодарить за вчерашнюю беседу, — Яцек обаятельно улыбнулся. — Иначе как бы я узнал про ваш поезд? Видите ли, меня… я был вынужден оставить учебу… И ваш поезд — это просто находка для меня!
— Что ж, и я рад, — покивал Иван Палыч. — Будем работать вместе… Признаться, удивлён! Как-то вы очень уж быстро…
— Так я с утра в управление госпиталями… — поляк развел руками. — У меня там дядька! Помог. Кстати, через него я и с господином Вертинскими познакомился. Слышал, вам вчера понравились… Да, уже видел ваших девушек, сестёр.
Дядька в управлении… Ну, что ж — тогда понятно…
Встретив за ужином сестричек, Иван Палыч подсел к ним за стол. Обсуждали вчерашний концерт. Потом заговорили о Северянине, о Бальмонте… вспомнили и нового санитара:
— Он нас так благодарил, так благодарил…
— Бывший студент, технолог…
— Его отчислили… кажется, за политику!
— Сейчас так многих…
Послышался протяжный гудок паровоза. За окнами медленно проплыла платформа… Прощай, Москва! Вернее сказать — до следующего свидания.
Новый санитар Яцек Лозинский напряжённо смотрел в окно. Что он там высматривал? Кого? Вот, перевел дух… улегся…
Поезд летел в ночь…
Волоколамск встретил состав неожиданным солнышком и палевым, в мелких перистых облаках, небом. Перед самой станцией долго стояли, пропуская два воинских эшелон и бронепоезд, и, когда подошли к платформе, уже совсем рассвело.
— Две с половиной тысячи жителей, — сидя у окна, молодой фельдшер Антон Никешин вслух читал справочник. — Шесть православных церквей, приходское и уездное училище, больница… ткацкая фабрика братьев Старшиновых…
За окнами проплывало веселенькое деревянное здание вокзала, и доктору на миг показалось, что поезд здесь останавливаться не будет, просто проскочит станцию мимо. Нет, всё же остановились. Просто паровоз дотянул до водонапорной башни — подлить водички.
— Часа три простоим! — заглянув в жилой вагон, информировал Глушаков. — Встречный санитарный пропустим… Ну, кое-что доберем в местной больничке. Иван Палыч, давай со мной, поможешь! Извозчики здесь, я надеюсь, есть…
Доктор и начмед провозились в больнице часа полтора, всё пытались выбить побольше медикаментов, а лучше — обеззараживающих — карболку, хлорку и всего такого прочего, чего не шибко-то дали в Москве. А у местных — было! Правда, заведующий больничкой — этакий седобородый «Айболит» лет семидесяти — вовсе не собирался отдавать всё за просто так.
— Мы вам карболку, а вы нам что? Нам бы жаропонижающее…
В общем, пришлось немного поторговаться, но, в конце концов — договорились.
Погрузив пару ящиков на местные больничные сани, привезли всё прямо к вагонам.
— Эй, помогайте! — выпрыгнул из саней начмед. — Да что вы стоите-то? Саша! Распорядись…
Необычно взволнованный, комендант подошёл к Глушакову:
— Господин штабс-капитан… Трофим Васильевич… Яцека… нового санитара, убили!
— То есть, как убили?
— Ножом! Мы уже властям сообщили… ждём…
— Да уж… — переглянувшись с доктором, начмед развел руками. — Вот это новость… Вот это… да-а! Как хоть случилось-то?
А случилось всё, непонятно, как… То есть, никто особо не видел. Вспомнили только, что молодой поляк, как и все, вышел на платформу прогуляться… а потому как-то вдруг исчез, и обнаружился уже в жилом вагоне — мёртвым. А саквояж его — пропал! Может, ограбление? Но что такого могло быть у обычного санитара, бывшего студента?
Этот вопрос сильно занимал и сыскного агента господина Арбатова. Да, да, именно его сюда и прислали, не судебного следователя же из Москвы вызывать? Правда, надо отдать ему должное, Григорий Кузьмич ни словом ни начмеда, ни коменданта не попрекнул, а просто принялся делать свою работу — деловито и дотошно, как всегда. В помощь ему были приданы два жандарма.
Да! Сыщик разрешил составу продолжить путь!
— Вас на фронте ждут, — пояснил господин титулярный советник. — Меня торопят. А я торопиться не люблю. Тем более, здесь, в городе, поиском есть, кому заняться. Впрочем, думаю, преступника уже и след простыл… Меня же сейчас больше ваш санитар занимает… интересный такой санитар… Ну, что же!
Арбатов потёр руки:
— Начнём! Думаю, до Ржева управимся…
На удивление, первые результаты расследования появились, едва поезд отошёл от перрона. Фельдшер Антон Никешин вспомнил, что, когда все пошли к вокзалу, Лозинский шёл позади… И, вроде бы, как кого-то встретил… Или его встретили…
— Я не рассмотрел — далеко было. Просто оглянулся… А он там разговаривает с кем-то… Ну, господин такой стоял… в пальто, в шляпе… Роста? Да, скорее, среднего. А лица я не разглядел. Говорю ж — далеко было… Да и мало ли кто с кем поболтать остановился? Может, закурить попросили?
— Может, и закурить… — задумчиво протянул сыскарь. Худощавое лицо его выглядело напряжённым и немного уставшим… — А что, в жилом вагоне совсем никого не оставалось?
— Так мы там только спим… Ну и так, отдыхаем, когда в пути, — пояснив, комендант дернул шеей. — А тут — станция! Да и погода… Прогуляться — сам Бог велел. Но, может, кто и оставался, спал…
Тело обнаружил Терещенко, санитар:
— Гляжу, сидит себе у окна, привалился… А я уж с вокзал пришел, да курева забыл купить. А у него, вроде было, я и спросил… Потрепал за плечо — он и повалился! И на левом боку — кровь…
— Удар профессиональный, на раз… — это уже говорил Завьялов. — Скорее всего, финский нож… Как Бублика — помните?
Арбатов внимательно выслушивал всех, кое-что записывал и задавал вопросы:
— А почему вы на вокзал шли? Поезд далеко остановился? Ах, паровоз… У водокачки… Ясно! Ну, что же — паровозную бригаду ко мне! Разумеется, по очереди…
Вот тут и появился незнакомый господин в пальто и шляпе! Тот, с кем разговаривал убитый.
— Не-е, господин следователь… Думаю, тот уж никак не из господ. Хоть и в шляпе, — машинист, Егор Ферапонтович, был человеком уже пожилым, но памятливым.
— Почему же не из господ?
— Семечки тыквенные плевал. Ну, прямо на рельсы. Этого еще угостил… ну, парня… — машинист подкрутил седые усы. — Вместе и плевали. Господа так бы не стали. У них — воспитание.
— Значит, встретились они, как добрые знакомые?
— Да вроде того… Поговорили, да пошли вместе в вагон…
— Та-ак… Александр Николаич, а что-то из вещей убитого пропало?
— Да всё! Целый саквояж.
Про то, от кого именно Яцек Лозинский узнал о санитарном поезде, уже успел рассказать Иван Палыч. Сейчас, после убийства, вся эта история выглядела весьма подозрительно.
Еще Арбатов допросил и сестричек. Точнее сказать, просто побеседовал — они всё равно ничего толкового рассказать не могли, просто не видели. Все, кроме одной…
— Пелагея Демидовна я… — женщина правила пенсне. — Кое-чем поделиться с вами хочу… Нет, нет, никого я не видела… А вот мы недавно на Вертинском были… Знаете, модный такой актёр?
Иван Палыч хмыкнул при этих словах. Он сидел рядом, за стеночкой, разбирался с бумагами и всё прекрасно слышал…
Вот ведь! И причём тут Вертинский?
Однако, Григорий Кузьмич слушал внимательно, не перебивая. Вот же выдержка!
— Так вот, там, на сцене… Там два баула было… — между тем, продолжала сестра милосердия. — И у нового санитара саквояжей — два!
— То есть, как это — два? — удивился сыщик.
— Да так! — Пелагея Демидовна сняла песне. Видно было — волновалась.
— Понимаете, я его… санитара то есть, сначала один раз встретила — с саквояжем в вагон поднимался… Потом — второй… тоже с саквояжем… Ещё подумала — и что он всё время с поклажей ходит? Присмотрелась, а саквояж-то другой!
Убрав песне, сестра всплеснула руками:
— Да, похожи… но, не совсем. И строчка другая, и замочки немного не те… У меня папенька кожевенник был, я разбираюсь!
Второй саквояж Лозинского нашли под багажной полкой. Помог Никешин — случайно увидел, как там вощился новый санитар.
— Ну, что ж — вскрываем! — усмехнулся Григорий Кузьмич. — Вы, доктор и вы, господин прапорщик, будете понятыми. Потом в протоколе распишетесь…
С этим словами Арбатов щелкну замочкам и распахнул саквояж…
Газеты… журналы… театральные афиши… И какие-то ещё бумаги… на деньги, вроде, не похожие…
— «Товарищество Нобель и Ко», «Абрикосов и сыновья», акционерное общество «Эйнем»… — раскладывая на столике объёмистые пачки, вслух читал сыщик. — «Братья Ревильон», Русско-Азиатский банк…