— Ну? — Арбатов с торжеством глянул на понятых. — Догадываетесь, что это такое?
— Кажется, ценные бумаги, — нерешительно промолвил Иван Палыч. — Акции…
— Всё верно! Ценные бумаги… — Григорий Кузьмич покивал и, вытащив из кармана портсигар, исподлобья взглянул на доктора… — Ну? И откуда всё? Вспомните! Во всех же газетах писали.
— Неужели… — ахнул Сидоренко. — Неужели — сокровища Харьковского банка? Те самые…
— Именно! — сыщик засмеялся и, наконец вытащил папиросу. — Сокровища! Точнее сказать — недостающая их часть. Это Яцек, как видно, был связан с варшавскими ворами… Вот и решил своих же обворовать… На свою голову! Однако, не уберегся, да-а…
В этот момент взорвалось оконное стекло! Просто рассыпалось на сотни осколков, один из которых оцарапал доктору щеку…
— Господи! — Иван Палыч глянул в окно. — Там всадники! Много!
Снаружи послышались выстрелы… Засвистели пули… Впереди тревожно загудел паровоз…
Глава 13
— Какого черта⁈ — не сдержался Глушаков, добавив пару крепких ругательств. — Стреляют⁈ По поезду? Иван Палыч, это шутки?
— Нет, шутить сейчас мне хочется в последнюю очередь! — ответил доктор, вытирая окровавленную щеку — шаркнуло осколком.
— Кто же… стреляет⁈
Арбатов первым сообразил что происходит.
— Варшавские бандиты!
— Вы думаете…
— А кто еще? Пришли забрать свое, — он кивнул на чемодан с документами. — Отчаянные!
— Шприц мне в печень, да с пузырьками! Ввязались опять на свою голову! — выругался Глушаков.
Арбатов осторожно выглянул в окно.
— Целая орда! — выдохнул он.
— Отчаянные, раз решили прямо на поезд напасть! — хмыкнул Сидоренко. — Поезд железный, куда они со своими стрелялками?
— Думаешь, их это остановит? — тихо буркнул Глушаков. — Они вон банк ограбили, а там не только железо было, там и стены в полметра бетона.
— Будем отстреливаться, — ледяным тоном произнес Арбатов, доставая из-за пояса револьвер. — Александр Николаич, оружие есть?
— Револьвер!
— Отлично! Тогда держите двери и окна! Если ворвутся — всё пропало!
Иван Палыч снова выглянул, пытаясь рассмотреть нападавших. Впереди, на гнедом коне, скакал человек в шинели с поднятым воротником, его лицо мелькнуло в отблеске фонаря. Доктор замер: те же острые скулы, тот же холодный взгляд, что видел он в последний раз на перроне.
— Иваньков! — воскликнул он, хватая Сидоренко за плечо. — Это он, сукин сын! Тот, что Бублика зарезал!
— Иваньков? — Сидоренко выругался. — Ты не путаешь? Получается, это его банда! За бумагами Харьковского банка охотятся!
Еще одна пуля просвистела мимо, лязгнув о стальную броню поезда. Вдалеке послышался крик:
— Стой, проклятые! Отдай бумаги! — Голос был хриплым, но доктор узнал его — точно Иваньков.
— Вот ведь… — Глушаков грязно выругался.
Вагон трясло, паровоз набрал ход, но всадники не отставали. Один из них, вырвавшись вперёд, метнул что-то в окно — граната глухо стукнулась о пол.
Первым среагировал Иван Павлович. Не растерявшись, он схватил её и швырнул обратно через разбитое окно. Взрыв грянул в снегу, лошади заржали, несколько всадников отстали, но остальные, с Иваньковым во главе, продолжали погоню.
— Да ты что! — выругался Глушаков. — Мог же ведь погибнуть…
— А какой был выбор? — ответил Иван Палыч, вдруг почувствовав волну адреналина, ударившую в виски.
Гранату он схватил не задумываясь, а сейчас вдруг понял, как в самом деле сильно рисковал. Впрочем, а если бы не схватил и не выкинул — тогда бы уже и волноваться было бы поздно.
— Иван Палыч, давай живо в лазарет! — рявкнул Глушаков, хватая доктора за плечо. — Предупреди всех: раненых, сестёр, санитаров — никому не высовываться! Ни в окна, ни в двери! Пули не разбирают, кто доктор, кто солдат! — Он выругался, потирая повязку на глазу. — И без того санитаров мало, не хватало ещё кого-то потерять! И давай без геройства.
Иван Палыч кивнул, стиснув зубы, бросился в лазаретный вагон.
Поезд трясло. Гудели стылые рельсы. В вихре снежной пыли, мчались всадники — не меньше тридцати, тёмные тени в шинелях и папахах.
«Много же у него подельников!» — отметил Иван Павлович, пробираясь через тамбур. Впрочем, за такие деньги, что сулили ценные бумаги, можно было нанять целую армию.
Лошади вздымали сугробы, ржали, пар валил из ноздрей. Впереди, на чёрном жеребце, скакал Иваньков.
«А ведь казался таким тихим, спокойным…» — подумал доктор.
В лазарете царила суматоха: раненые, разбуженные выстрелами, ворчали и перешёптывались, кто-то пытался встать с койки, чтобы выглянуть в окно. Женя, бледная металась между ними, пытаясь успокоить:
— Лежите, господа, не вставайте, ради Бога!
— Что там, доктор? Немцы? — крикнул солдат с перевязанной рукой, приподнявшись. Его голос дрожал от волнения.
Другие подхватили:
— Стреляют, что ли? Кто это?
Иван Палыч, вскинув руки, повысил голос, чтобы перекрыть шум:
— Тихо, господа! Без паники! Неприятная ситуация случилась…
— Доктор, да ты скажи что случилось! Мы — простые люди, нас ничем не испугаешь, — сказал солдат и Иван Павлович понял — лучше и в самом деле сообщить все как есть.
— На поезд напали бандиты. Приказ начмеда: никому не высовываться, ни в окна, ни в двери!
Трое санитаров — Сверчок, Левкин и Харалампиев — шагнули вперёд.
— Иван Палыч, говори что нужно делать!
Доктор покачал головой:
— Спасибо, ребята, но ваша задача сейчас — следить, чтобы никто не лез к окнам. Держите их на койках, помогите Жене. Оборону Сидоренко с Арбатовым держат.
Он обвёл взглядом вагон, заметив, что Завьялов, стоявший в углу, молчал, опустив глаза.
— Степан Григорьевич, и вы помогите, — добавил доктор.
Завьялов кивнул, пробормотал что-то невнятное и отошёл к раненым, помогая Жене их укладывать.
Раненые, хоть и ворчали, начали успокаиваться. Санитары принялись оттаскивать всех от окон, располагая ближе к центру вагона.
Поезд набирал ход. Раздался протяжный гудок, выбрасывая клубы дыма.
Иван осмотрел людей. Все были на месте и лезть под шальные пули не спешили. Вот и хорошо.
— Левкин! За старшего! Следи, чтобы никто не подходил к окнам!
— Есть!
Доктор двинул дальше. Второй лазаретный, третий. Везде отдал приказы, проследил, чтобы люди отсели в безопасные места, назначил старших. Дальше. В кухонном вагоне — пусто. В изоляторе — Ефим Арнольдович и Шахматова. Ну кто бы сомневался! В последнее время, когда их тайна стала не такой уж и тайной, старшая медсестра Мария Кирилловна пропадала тут.
— Иван Павлович! — воскликнул Ефим Арнольдович. — Что происходит в самом…
— Стреляют, — перебил его доктор.
И коротко объяснил суть проблемы.
— Господи! — прикрыла рот ладонью Шахматова. — Что же делать?
— Мария Кирилловна, прошу вас пойти в перевязочный вагон и успокоить людей.
— Конечно!
— Я с вами! — вызвался Ефим Арнольдович.
И глянул на доктора, словно бы спрашивая разрешения. Иван Павлович кивнул. И вновь направился в штабной вагон. Как оказалось весьма вовремя.
Арбатов сидел, привалившись к стене, лицо его было бледным, рукав пропитался кровью.
— Григорий Кузьмич, ранен⁈ — доктор бросился к нему.
Но сыщик отмахнулся:
— Плечо, пустяк… Царапина! Бумаги главное не дайте им стащить! За эти бумаги судить и будем их! На каторгу всех отправлю, гадов! А то и вовсе к стенке поставлю!
— Не переживай, Григорий Кузьмич! Не дадим! — бодро крикнул Глушаков.
Сам он стоял у окна с револьвером, повязка на глазу сбилась.
— Как ситуация? — спросил доктор, перевязывая руку Арбатову и останавливая кровотечение.
— Иван Палыч, бандиты поджимают! Прямо за нами идут, чёрт их дери! — Он выстрелил в окно, и крик снаружи подтвердил попадание.
Внезапно сверху донёсся топот — один из бандитов уже каким-то неимоверным образом вскарабкался на поезд и бежал по крыше вагона. Иван Палыч замер, вскинув голову.
— На крыше! Лезут, черти!
— Сейчас я его! — Сидоренко высунулся в окно и пальнул, свалив одного бандита с лошади.
— Ещё один! — крикнул Глушаков, но тут же охнул и сполз на пол.
— Трофим Васильевич! Вы ранены!
— Не беда, Иван Палыч. Потом подлатаешь! Сейчас некогда! — Начмед выругался, выронив оружие, но тут же схватил его левой рукой и выстрелил снова, уложив второго всадника. — Меня просто так не повалить!
— Иван Палыч, держи! — крикнул Сидоренко, передавая доктору револьвер Арбатова.
— Да разве я могу? — растерялся доктор, вспомнив, что табельного оружия ему не полагалось.
— Григорий Кузьмич, доктор же и в самом не солдат какой! — бросил Глушаков. — Разве можно?
— По закону, Трофим Васильевич, и по здравому смыслу — можно! — сморщившись от боли, ответил Арбатов. — Мы — воинский эшелон, санитарный поезд под покровительством Её Величества. Нападение на нас — это бунт против государевой службы, равносильный измене в военное время! Указ военного времени от 14 ноября 1914 года разрешает всем, кто состоит на службе в таком эшелоне, защищать его от разбойников и дезертиров. Иван Палыч — врач, но он на службе, под присягой. Его долг — охранять поезд и раненых, а оружие — средство самозащиты!
— А еще же ведь и бумаги. Это ж миллионы! — добавил Сидоренко.
Арбатов кивнул:
— Верно! Эти бумаги — собственность империи, украденная варшавскими ворами. Защита ценностей — государственное дело. Указ о борьбе с грабителями казённого имущества от 1906 года даёт право любому, кто под присягой, применять оружие против бандитов. Иван Палыч, стреляйте, не сомневайтесь! Вы под моим приказом как сыскного агента!
Доктор кивнул, крепче сжал рукоять оружия.
Всадники неслись вровень с поездом. Иваньков впереди. На того, прошлого Иванькова, спокойного санитара, он уже совсем не походил — оскалившееся безумное лицо, горящие глаза. Доктор выстрелил — пуля ушла в снег, но вторая зацепила плечо бандита рядом с Иваньковым, и тот рухнул.