Мораль. За одного Битова двух небитых дают.
8. Рассказ супруги друга дома Людмилы Максимовны (дамы бальзаковского возраста)
Домработница Мавра смела пыль, выбила ковры, натерла паркет, перемыла посуду. Сняв наконец передник, она сказала:
— Так я пойду, Никанор Ильич?
— Иди, Мавра, — ласково ответил тот.
Мораль. Мавра сделала свое дело, Мавра может уйти.
Тогда все это казалось им очень свежим. А вот еще эпизод, достойный отдельного заголовка.
Как Виталик с Аликом напились до потери пульса
Дело было году в шестидесятом, может, чуть раньше. Жили пока на Псковском. Умствовали понемногу, Общество это самое, прочие игры. Анкету сочинили смешную, как им казалось, — о ней потом. И вот решили, как истинным ученым пристало, поставить на себе эксперимент — выяснить, сколько они могут выпить и как меняется поведение под действием алкоголя. Подготовились. Купили бутылку водки, бутылку несусветного напитка под названием «Советское виски» и бутылку полусладкого вина по кличке «Российское», в то время довольно популярного. Была, видимо, и кое-какая закуска. Надо бы у Алика спросить, память у него — капкан. Место эксперимента — у Виталика, поскольку его мама с отчимом АНКом и братом, младенцем Валериком, обретались на даче. Экспериментальное оборудование — магнитофон «Эльфа-6».
Разлили водку, всю сразу, по тонким стаканам. Залпом выпили и тут же включили магнитофон. Эх, послушать бы ту запись. Говорили о вечном — правда, недолго. Виталик довольно злобно напустился на Хемингуэя, мол, примитивность его языка рождена не художественной задачей, а бедностью таланта. Да они там с этим своим Скоттом, который Фицджеральд, напивались в сосиску на деньги богатеньких почитателей вроде Сары и Джеральда Мэрфи и дружно завидовали гению Фолкнера. Ну уж, возражал Алик, простота никогда не бывает лишней — взять хоть пушкинскую прозу, проще некуда, а какова! И Сару эту ты зря приплел. Она вообще-то женщина с великим вкусом была. Сам Пикассо, слышь, восхищался. Как швырнет она на стол миску с помидорами — натюрморт невиданной гармонии, — так Пабло тут же бросается его писать. Ну, раз Пикассо, соглашался Виталик, тогда конечно. И тут же великодушно простил всю парижскую богему, которая так густо наследила и в «Ночи», и во «Фрэнсисе Макомбере». Потом он выдвинул смелый по тем временам тезис, что Шагал — о ужас, — в сущности, очень литературный живописец. Его картины можно описывать словами, хватило бы только этих слов и таланта увязать их в нужные цепочки… Там прежде всего бросаются в глаза именно сюжеты… Ну тут Алик сел на шагаловского ослика да как вдарит шпорами — от Виталика только перья полетели. Да разве ж его мир сюжетен? Это ж высокий миф, Вселенная! Какой сюжет у Гомера? Да такой же, как у красных коров и часов с крылышками. Каких таких коров, там лошади… А может, даже ягнята?
Но, слава Богу, нормальные инстинкты брали свое, и они начали звонить девушкам. Один звонок Алик счел особенно важным, требующим тщательной подготовки. Поэтому они разлили пол-литра виски по стаканам и выпили. События стали развиваться еще стремительней. Алик набрал номер и сказал несколько веских, важных, нужных и, видимо, нежных слов. Настолько нежных, что они вдохновили и Виталика. Он взял у друга трубку, выяснил, с кем имеет честь, и незамедлительно пригласил собеседницу завтра же встретиться на самой горбушке Устинского моста в шесть часов вечера.
Тут силы оставили Виталика. Похоже, они еще разговаривали, но о вечном ли, о преходящем — он не запомнил. Алик держался молодцом. Он умудрился разлить по стаканам вино и, кто его знает, может, и выпил свой. А Виталику стало плохо, очень плохо. По поздним смутным воспоминаниям, он опустился на колени перед кроватью и замер. А его партнер, как выяснилось, героически поднялся в свою квартиру, снарядил раскладушку и лег спать, не потревожив домашних.
Согласно представленному позже отчету, разбудил его звонок. Слабым, дребезжащим голосом Виталик просил срочно раздобыть и принести ему лимон. Принес. И — уж где достал? — полстакана водки: similia similibus curantur.
Ох, как же ему было нехорошо. Но еще ужаснее Виталик почувствовал себя, когда часа в три вспомнил, что на шесть им назначено свидание Жене Галиной, легендарной сокурснице Алика и всей университетской компании.
Ко времени эксперимента с «Советским виски» относится и сочинение вот такой анкеты. Ах, до чего остроумной она им казалась!
Предлагаемая анкета имеет целью выявить среднее отклонение умственных способностей от номинала, установленного ГОСТом для лиц, проживающих на 56-й параллели. Просьба отнестись к ее заполнению с подобающей серьезностью. Ответ по адресу — шел адрес Жени Галиной — Акраму, Юсуфу и Оглы-Кавалерову (Олепгу они уже прочли. — В.З.).
АНКЕТА
1. Сколько Вам лет и почему?
2. Нравятся ли Вам собственные ноги?
3. Основная профессия?
4. Неосновная профессия?
5. Длина кишечника в метрах?
6. Знакомы ли Вы с Аней из бакалейного отдела?
7. Сколько денег Вам нужно для полного счастья?
8. Ваше отношение к Джону Ф. Даллесу и к унитазам «Компакт» из китайского небьющегося фарфора?
9. Как Вы полагаете, почему жить так трудно?
10. Поддерживаете ли Вы Маратхскую конфедерацию и национальное движение Аудского княжества против Гвалиора, Индура и Барода?
11. Имеете ли дагерротип Адама Мицкевича и почему?
12. Приходилось ли Вам бывать в верховьях Конго и если нет, то когда?
13. Ваши соображения по поводу рентабельности эксплуатации плантаций какао в деревне Хлябово Московской области.
14. Когда намереваетесь умереть и зачем?
15. Принимали ли участие в восстании гиксосов против фараона Тутмоса XXVII?
16. Как Вы думаете, почему эти вопросы задаем Вам мы, а не наоборот?
17. Ваше отношение к мультивибратору и IV Коминтерну?
18. Что преимущественно снится и почему?
В случае быстрого ответа Вас ждет солидное вознаграждение.
Несколько экземпляров анкеты они разослали друзьям, но ответов Женя не получила.
Я купил в соседней лавке пищевые две добавки, потому остался нищим и теперь сижу без пищи. Так к чему, едрена мать, мне добавки добавлять?
Да уж, стихи заполонили мир. И чего неймется хорошим, умным, талантливым людям? Хаос гармонизируют, энтропию, так сказать, к ногтю. Вот и Алик с Виталиком не избежали заразы и уже в зрелые годы в редкие совместные застолья, вспоминая юность, упражнялись в версификации, распуская хвосты перед немолодыми дамами, как прежде — фикстулили — перед девушками. Выстреливали лимерики с непременной долей скабрезности.
Один господин из Альгеро
Имел яйца разных размеров.
Одно было с горошину,
И цена была грош ему,
Другим же он сделал карьеру, —
начинал один и получал в ответ:
Пожилой господин из Майкопа
Маслом сливочным смазывал жопу,
И, наевшись гороха,
Издавал он не грохот,
А лишь нежный и ласковый шепот.
А как-то, заранее — по обыкновению — подготовившись, чтобы пустить пыль в глаза, затеял уже совсем облысевший Виталик на одном из дружеских сборищ игру: сочинять по очереди частушки про Аррабаля. Только-только вышедшую книгу этого провокатора все в компании живо обсуждали, так что предложение показалось естественным. Перчатку поднял Алик, вечный партнер по игровым затеям. Начал Виталик забористо:
Меня милый не ласкает,
Не целует, не е…,
Аррабаля он читает
Дни и ночи напролет.
Алик думал не слишком долго — выпил рюмку коньяку, зажевал лимоном и:
Ах беда с моею кралей,
Нет мне с нею сладу,
Каждый вечер Аррабаля
Тащит мне со склада.
Виталик вздрогнул. Похоже, разгрома не получится. И все же откинулся в кресле, расстегнул верхнюю пуговицу камзола и двинул следующую:
Аррабаля полюбила,
Аррабалю я дала,
Книжку новую купила,
Начитаться не могла.
В ответ, и голубым глазом не моргнув:
Мой миленок проявил
Деловую смётку,
Аррабаля он вчера
Выменял на водку.
Виталик — уже тревожно, запас заготовок скудел:
Мой миленок знаменит,
Всем известный эрудит.
Спрашивает: Галя,
Читала Аррабаля?
И услышал почти мгновенно:
От миленка мало толку,
Дрыхнет черт упитанный.
У него на книжной полке
Аррабаль нечитаный.
Он обреченно выпустил последний заряд:
Я миленочка искала,
Истоптала валенки —
Он читает Аррабаля,
Сидя на завалинке.
Соперник забил финальный гвоздь:
Любит мой милок Стендаля,
Сразу видно, что не глуп.
Я ж купила Аррабаля
И дала ему отлуп.
Опустим занавес над этим позором.
К старости же Виталий Иосифович неожиданно для себя вновь испытал желание писать письма — не мейлы, легко рождаемые, еще легче исправляемые, мгновенно доставляемые и так же быстро стираемые, а тяжелые, основательные эпистолы, которые обдумываешь, грызя карандаш, правишь, зачеркивая, вставляя и переставляя слова, а потом переписываешь набело, снабжаешь подпись лихим хвостиком, заключаешь в конверт и несешь к почтовому ящику. Желание-то возникло, да только он долго не мог придумать предмета, достойного возвращения к столь почтенной и трудоемкой форме общения. Адресатом, способным эту форму оценить, был конечно же Алик Умный. А предмет после некоторых размышлений объявился.