Работы вчерне сданы одному антрепренеру за 160 тысяч рублей, а на чистую отделку по смете положено 90 тысяч рублей; так что стоимость постройки определяется в 250 тысяч рублей – сравнительно с величавостью самого здания, размерами его, хотя и не очень громадными – очень экономное назначение.
Город отдал Чинизелли место под цирк с правом пользования зданием в течение сорока лет, по истечении которых цирк обращается в собственность столицы.
Зала цирка будет одна из красивейших. Освещаться она должна частью из верхних окон, прорезанных в аттике, между малыми выступами, сообщающими прочность наружным стенам. Ниже фриз между устоями-выступами должен заключать лепные барельефы олимпийских состязаний, разбивающие собою монотонию эллиптического фасада здания; сообщая ему в своем роде нарядность, если не пышность, по размеру затраты на сооружение, разумеется немыслимую. Тем более чести строителю, с малыми средствами сбирающемуся достигнуть эффекта, поражающего и величием, и изяществом. Счастливое сочетание этих качеств в новом проекте г. Кенеля должно, по нашему мнению, тем сильнее поражать нас, избалованных еще роскошью публичных зданий, чем ограниченнее покуда число их и, особенно, когда приходится невольно проводить параллель с предшественником, вроде теперь посещаемого публикою цирка на Караванной площади.
Пожелаем от души, чтобы скорее наступило время исчезновения этого мало удовлетворяющего инстинктивным требованиям благообразия здания. Пусть, хотя бы в первое время и жиденькие кусты сквера, яркою зеленью, сколько-нибудь разобьют скуку Караванной площади с ее манежами, изгладив из памяти неприглядные формы балагана-цирка.
Разновидностью цирка, помимо многочисленных шапито, являлись также бродячие труппы, дававшие представления на улицах и во дворах. Литератор Е. И. Расторгуев вспоминал:
Многочисленные оркестры музыкантов, тирольские певцы в блузах, певицы в капотах и шляпках, виртуозы с кларнетом и флейтою, немецкий бас с шарманкою, приютятся везде, чтобы дать концерт, вроде музыкантов Крылова. Фокусники, эквилибристы, вольтижеры, разные мусьи и мадамы с учеными собаками и обезьянами, с учеными лошадьми, медведями и даже с ученою козою, взрослые крикуны в красных куртках, в шляпах с перьями и в сапогах без подошв, с органчиками, с дудками, с волынками, поют и свистят, несмотря на дождь и холод, щелкают и прыгают, не разбирая ни грязи, ни пыли. Все это начинается ежедневно с десяти часов утра до позднего времени. Все это насильно лезет на дворы, становится где бы ни было, посередине улицы, перед окнами, перед балконами, подставляет шляпы, требует награды или просто кричит: «Коспода! Дафай тенга!»
Более подробно о бродячих труппах писал чиновник-театрал С. Ф. Светлов.
Двор был полон всяких звуков. Приходили всевозможные бродячие музыканты и певцы; по одному, по два, по три. То раздавалась музыка без пения, то пение без музыки, а то и пение, и музыка вместе. По большой части это были самородные, необученные артисты, но иногда появлялся настоящий профессиональный музыкант, опустившийся до самой крайней нужды. Музыкальные инструменты сочетались иногда в самых нежданных ансамблях: скрипка с турецким барабаном, флейта с балалайкой, гармошка с тарелками. Репертуар отличался, по большей части, пошлостью и исполнялся очень громко, чтобы музыка достигала всех закоулков двора.
Пели тоже с особенным пошибом, в расчете на вкус кухарок. Исполнялись блатные и уличные песни, жестокие и псевдоцыганские романсы, звучала музыка из модных оперетт, модные вальсы и польки. Часто своим враньем музыканты прямо раздирали уши. Настоящая русская народная песня звучала очень редко. Но на простой народ какие-нибудь «Хризантемы» действовали сильно. Растроганные швейки в умилении бросали через форточку свой последний медяк, завернутый в бумажку.
Иногда заходил во двор «человек-оркестр». За плечами на ремнях у него висел большой турецкий барабан с литаврами наверху. В руках он держал корнет-а-пистон. На левой руке у него на локтевом сгибе были приделаны палка с колотушкой, а от левой ноги к тарелкам шла бечевка.
Играя на корнет-а-пистоне, он одновременно ухитрялся при помощи палки на локте ударять в барабан, а дергая левой ногой, извлечь звук из тарелок.
Шарманщики часто появлялись с попугаем в клетке, который умел вытаскивать из коробки сложенные конвертиком листочки с напечатанными на них предсказаниями судьбы. Иногда шарманку сопровождали бродячие артисты – танцовщица с бубном, акробат. Скинув верхнее платье, они представали в ярких цирковых костюмах. Танцовщица плясала на булыжниках, ударяя в бубен, а потом, разостлав на земле потертый коврик, выступал со своими номерами акробат, а танцовщица в это время обходила зрителей, собирая деньги в бубен.
Аплодировать было не в обычае.
По двое, по трое появлялись тирольцы в национальных костюмах и выпевали свои переливчатые рулады. Женщина аккомпанировала пению на арфе, которую нес мужчина.
Летом появлялись бродячие немецкие духовые оркестры, приезжавшие на заработок из Германии или из прибалтийского края.
Немцы, числом от пяти-шести до десяти, были одинаково и довольно опрятно одеты: черные пиджаки и черные галстуки-бабочки, белые жилеты и черные фуражки с лакированными козырьками; на околышах золотой галун, вроде как у швейцаров. Они исполняли трескучие военные марши и немецкие вальсы, которые до утомительности похожи друг на друга. Иногда вдруг немцы, как по команде, опускали трубы и плохими голосами исполняли хором какую-нибудь музыкальную фразу, а потом вновь начинали трубить.
Больше всего оживления вызывал бродячий театр Петрушки. На легкой переносной ширме разыгрывался классический вариант комедии о Петре Петровиче Уксусове с немцем-лекарем, из-под Каменного моста аптекарем, с Марфушкой, городовым, цыганом, собакой и чертом, в сопровождении шарманки. Очарованные ребятишки следовали за Петрушкой из двора во двор и не могли досыта наглядеться.
Заметим, что Петербург привлекал не только бродячих артистов; так, в 1879 году открылся первый Всероссийский шахматный турнир, участниками которого были девять ведущих шахматистов страны, победителем турнира стал 28-летний Михаил Чигорин.
Электрическое освещение и уличная жизнь, 1880-е годыСергей Светлов
Первые фонари – разумеется, масляные – появились на улицах Санкт-Петербурга еще в 1723 году; столетие спустя, в 1839 году, в центре города установили 204 газовых фонаря – прежде всего на Невском проспекте, на Большой Морской улице и на Дворцовой площади. В 1863 году фонари начали заливать керосином, а 1879 году были произведены первые опыты по электрическому освещению улиц. Новые фонари разработал П. Н. Яблочков, изобретатель дуговой свечи; эти фонари установили на плавучем Дворцовом мосту и у Александринского театра, а затем на Литейном мосту. На Невском электрические фонари установили в 1884 году.
С. Ф. Светлов вспоминал:
Освещаются улицы газовыми фонарями. Электрическое освещение прививается плохо, чему причиной, как говорят, порядочное количество акционеров газовых компаний среди гласных Думы.
Электричество горит на Невском (от Адмиралтейства до Знаменья), на Дворцовой набережной (от Дворцового моста до Мошкова переулка), по всей Большой Морской от Главного штаба до Поцелуева моста и отсюда до Мариинского театра; на Дворцовой площади, около памятника Александру I. Кроме того, встречаются немногочисленные электрические фонари при входах в некоторые магазины.
Отдаленные местности освещаются еще керосином (на Васильевском острове все линии между Средним проспектом и Черной речкой, некоторые улицы на Песках, Невский проспект от Исидоровской богадельни до Лавры и пр.). Фонари газовые и керосиновые расставлены сбоку тротуаров на расстоянии сажен двадцать друг от друга.
На Невском проспекте и на Морской электрические фонари поставлены посереди улицы; они очень высоки, сажени в три с небольшим. Машины для электричества стоят на Мойке (у Синего моста), на Екатерининском канале (у Казанского моста) и на Фонтанке (у Аничкина моста).
Тот же автор набросал «портрет» повседневной жизни городских улиц.
Сигналом к пробуждению спящего Петербурга служат гудки бесчисленных заводов и фабрик, начинающих свою музыку в шесть часов утра. Поэтому первыми прохожими, в фабричных местностях, появляются фабричные, бегущие в своих невзрачных одежонках на работу. Около этого же времени открываются мелочные лавочки. Но на других улицах еще тихо: тут, кроме городовых, спящих ночных извозчиков и дворников, кое-где подметающих улицу, никого еще нет.
В восьмом часу начинается оживление: едут конки, идут в магазины приказчики и сидельцы, открываются магазины и лавки; в восемь часов и начале девятого бегут гимназисты и школьники с ранцами за плечами, в десятом часу шествуют чиновники на службу с портфелями и без оных.
В девять часов город уже на полном ходу – всюду движение. На каждой улице можно встретить почтальонов, бегущих с газетами; учеников, запоздавших в классы; чиновников; кухарок с корзинками и кульками; лавочных мальчишек-подручных с корзинами на головах и пр. и пр. На рынках и в лавках, торгующих провизией, идет бойкая и оживленная торговля.
Часов в одиннадцать движение несколько затихает на второстепенных улицах и усиливается на главных: Невском проспекте, Большой Морской, Литейном, Владимирской, Гороховой. На Невском начинают появляться: фланеры русские и иностранные; гувернеры и бонны с ребятами, отправляющиеся в какой-нибудь ближайший сквер или сад (Александровский, Екатерининский).
В двенадцать часов в крепости палит пушка и по городу раздаются гудки, возвещающие рабочим фабрик и заводов время обеда. Все прохожие в это время вынимают свои карманные часы и проверяют их.
Через час опять гудки, зовущие фабричных на работу. Невский проспект и Б. Морская к этому времени уже запружены народом и экипажами. Здесь в это время в полном смысле слова смесь одежд, наречий, лиц.