По воспоминаниям жителей блокадного и послевоенного Ленинграда, в городе в то жуткое время слагались не менее жуткие легенды. Если верить одной из них, в секретных подвалах Большого дома днем и ночью продолжала работать специальная электрическая мельница по перемалыванию тел расстрелянных и запытанных до смерти узников сталинского режима. Ее жернова прекращали свою страшную работу только тогда, когда электричества не хватало даже на освещение кабинетов Смольного. Но и тогда, утверждает легенда, не прерывалось исполнение расстрельных приговоров. Трупы казненных и умерших от пыток просто сбрасывали в Неву.
Надо сказать, что жизнь Большого дома вызывала у блокадников острое желание понять, что там происходит. Почему, например, в Большой дом за все девятьсот дней блокады не попал ни один снаряд, хотя рядом расположенный Литейный мост все дни блокады был одним из главных объектов немецких летчиков и артиллеристов. В народе его даже прозвали: «Чертов мост». Появилась легенда о том, что советское командование, заботясь о славных работниках НКВД, приказало разместить в верхних этажах Большого дома пленных немецких летчиков. А соответствующие органы позаботились, чтобы об этом своевременно узнало фашистское командование.
Для обслуживания партийных функционеров Смольного в городе работали специальные магазины. Английские моряки, после прорыва блокады посетившие в составе англо-американской военно-морской делегации Ленинград, сохранили легенду о штурмане, которого командир подводной лодки отправил в магазин за продуктами. Штурман был поражен: «Над магазином-распределителем не было никакой вывески, и полки ломились от изысканных продуктов».
Однажды в 1942 году саперы нашли в подвале одного из разрушенных во время бомбежки домов несколько бочек французского вина. В то время, когда город умирал от голода, калории и витамины, заключенные в этом напитке, могли бы спасти жизнь многим ленинградцам. Однако Жданов, рассказывает предание, сказал, «что вино надо сохранить до победы и выпить в ее честь вместе с товарищем Сталиным». Вино стало неприкосновенным запасом, но когда в день Победы его доставили в Москву, выяснилось, что оно прокисло.
Это происходило в то время, когда, согласно одной жуткой легенде, услышанной художником Владимиром Яшке на Камчатке, в Ленинграде за бешеные деньги продавались котлеты из человеческого мяса. На Аничковом мосту ежедневно стояла старушка и, увлекая детей ласковыми участливыми разговорами, незаметно подталкивала их к открытому люку, куда они и проваливались. Под мостом, продолжала эта чудовищная легенда, непрерывно работала огромная мясорубка, превращая провалившихся детей в мясной фарш.
Мы уже говорили о чудотворном образе Казанской Божией Матери, которая в критические моменты российской истории становилась заступницей отечества, защитницей от посягательств на его свободу и независимость. С ней шли на освобождение Москвы от польского нашествия Козьма Минин и Дмитрий Пожарский. К ней обращались в драматические дни наполеоновского наступления. С 1940 года чудотворная икона хранилась в Князь-Владимирском соборе. Говорили, что икону Казанской Божией Матери в городе оставили намеренно. Она продолжала «чудесным образом его защищать».
В самые тяжкие дни войны митрополит Гор Ливанских Илия Салиб уединился в подземелье и, постясь, молился о спасении России. Через трое суток ему будто бы было видение. Перед ним стояла Богоматерь, которая трижды повторила: «Успеха в войне не будет, доколь не отворятся все храмы, монастыри и не выпустят из тюрем всех священнослужителей для богослужений. Пусть вынесут икону Казанскую в Ленинграде и обнесут вокруг города». Бытует легенда о том, что в январские дни 1944 года икону вынесли из храма, вывезли на фронт и пронесли по всем воинским частям, готовившимся к историческому прорыву блокады. Верующие убеждены, что без этого он не совершился бы.
Вместе с тем рассказывали и более земные легенды, в которых спасение Ленинграда приписывалось им, ленинградцам, их стойкости, мужеству и любви к своему неповторимому городу. Рассказывали, как Карл Маннергейм, популярнейший финский маршал, которого многие ленинградцы еще помнили как офицера царской армии, на одном секретном финско-германском совещании о судьбе северной столицы России будто бы проговорил: «Разрушить, конечно, можно… Только ведь они его снова отстроят».
Приметы неминуемой победы видели во всем. Существует занимательное предание об одном из самых известных экспонатов Кунсткамеры – фигуре папуаса с натянутым луком и стрелой в руках. Будто бы во время войны, в один из морозных блокадных дней за стенами Кунсткамеры раздался мощный взрыв авиабомбы. Старинное здание вздрогнуло, от чего натянутая стрела неожиданно сорвалась с тетивы и врезалась в противоположную стену зала. Замерзшие и голодные работники музея впервые за долгие месяцы радостно улыбнулись. Победа неизбежна, если даже папуасы вступили в войну с фашистами. Выстрел из лука был направлен в сторону Германии.
Все дни блокады в городе не прекращало своей работы ленинградское радио. Оно, как и сейчас, располагалось в известном доме на улице Ракова (ныне Итальянской). В Дом радио ни разу не попал не один фашистский снаряд. Многие готовы были приписать это чуду, поскольку радио, что хорошо понимали фашисты, вдохновляло ленинградцев на подвиг стойкости и выживания, вселяло в них надежды на неизбежную победу. Но среди более прагматичных работников радиокомитета жила легенда, что их спасает японская технология, по которой на так называемом «плавающем фундаменте» в свое время якобы был выстроен их дом. Помните, мы уже однажды говорили о том, что этот дом одно время предполагали отдать японскому посольству, а затем в нем располагался японский военный госпиталь для раненых в Первой мировой войне русских солдат?
Весной 1944 года что-то наконец начало изменяться и в людях. Рассказывали, что одна учительница, Бог знает в какой школе, да это, отмечали рассказчики, и не важно, чуть ли не вбежала в учительскую, что само по себе повергло всех в изумление, и ликующе воскликнула: «У меня в классе мальчики подрались!» Похоже, не случайно сразу после войны в Ленинграде было открыто Нахимовское училище, куда в первую очередь принимали детей погибших во время войны воинов. Училищу был передан Училищный дом Петра Великого на Петроградской набережной, построенный в 1909–1911 годах по проекту зодчего А. И. Дмитриева. По преданию, престарелый архитектор лично предложил наркому ВМС Н. Г. Кузнецову «выбрать для нового учебного заведения свое любимое детище».
В это весеннее время, видимо, и родилась легенда о несостоявшемся торжественном банкете в гостинице «Астория», который фашисты якобы задумали устроить в побежденном Ленинграде. Будто бы даже разослали приглашения с точной датой банкета – 21 июля 1941 года. Впервые о банкете заговорили в Ленинграде весной 1942 года. Молву подхватили писатели и журналисты, и легенда зажила самостоятельной жизнью. Между тем, несмотря на якобы тщательную подготовку этой победной акции, не сохранилось ни приглашений, ни билетов, ни меню этого банкета, в то время как, например, разрешения на въезд в Ленинград, которые действительно были отпечатаны немцами, можно и сегодня увидеть в Центральном музее Вооруженных Сил.
Одна из своеобразных легенд послевоенного времени утверждает, что фашистам все-таки удалось навеки оставить след своего присутствия в ненавистном им городе. Участвуя в строительных работах по восстановлению разрушенного войной Ленинграда, снедаемые ненавистью, позором поражения и тайной жаждой мести, пленные немцы включили в орнамент одного из домов знак свастики. Ничем не примечательный жилой дом № 7 в Угловом переулке, построенный по проекту архитектора Г. В. Пранга в 1875 году, выложен серым кирпичом и пестро орнаментирован краснокирпичными вставками. В его орнаменте действительно хорошо различим знак свастики. Этот древний символ света и щедрости присутствует в традиционных орнаментах многих народов мира. Но в XX веке он был использован немецкими нацистами в качестве эмблемы «арийского» начала и в современном восприятии вызывает однозначные ассоциации с уничтожением и смертью.
В этом контексте уже не имело особого значения, кто возводил или ремонтировал именно этот дом, не имело значения даже время его возведения. Для создания легенды было вполне достаточно того факта, что пленные немецкие солдаты в самом деле участвовали в восстановлении Ленинграда, и на фасаде дома в Угловом переулке, хорошо видном с набережной Обводного канала, многократно повторенный, действительно присутствует этот одиозный знак.
В октябре 1945 года в честь победы советского народа в Великой Отечественной войне был разбит Московский парк Победы. Ставший одним из любимых мест отдыха жителей Московского района, он тем не менее со временем приобрел необычное свойство. В районе парка люди, как правило, чувствовали себя неважно: кружилась голова, терялась ориентация. Тогда-то и вспомнили, что здесь, в печах кирпичного завода, в обстановке непонятной секретности сжигали трупы погибших во время блокады ленинградцев. Кроме того, как рассказывали старожилы, на всей территории современного парка производились массовые захоронения. Вопреки тысячелетним общечеловеческим традициям, места этих захоронений ничем не отмечались. Ни креста, ни холмика, ни какого-нибудь другого знака. Потому и напоминали о себе духи погибших, которые, как известно, никогда никуда не исчезают.
В последние годы тщательно скрываемая правда наконец обнаружилась. Действительно, территория современного Московского парка Победы в 1941–1944 годах стала общей могилой тысячам ленинградцев и воинов Ленинградского фронта, погибших и умерших от голода в те годы. В 1996 году в парке был установлен памятный знак – православный крест над общим погребением. После этого дышать здесь, как утверждают современные петербуржцы, стало легче.
Заштатная жизнь областной столицы
В послевоенном ленинградском фольклоре появляется пронизывающее тревожное ощущение перманентной утраты. Это ощущение, обостренное постоянными воспоминаниями о реальных потерях в годы бесконечных войн и революций и усиленное чувством ответственности за уцелевшее, красной нитью проходит сквозь пеструю ткань городских легенд и преданий. Причем, если в свое время мы говорили о фольклоре, который, как зеркало, отражал созидательное, творческое начало в городской жизни, затем говорили об отражении разрушительных проявлений, то на этот раз речь идет имен