[28] служивший генерал-лейтенантом у короля прусского; ему-то он иногда говорил публично: «Дядюшка, ты плохой генерал, король выключил тебя из службы».[29]
«Главное – начать!», как говорил один политический деятель. Если бы царствование Петра III затянулось, то Петербург мог бы превратиться в подобие Киля, в котором император провел свое детство, а Россия рисковала бы стать сателлитом Пруссии… Но случилось так, как случилось.
Карл Петер Ульрих. Гравюра. До 1742 года
Супруга (и троюродная сестра) императора София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, получившая в России имя Екатерина, была умной женщиной и не любила своего мужа, который открыто ею пренебрегал. В отличие от Петра, Екатерина демонстрировала приязнь ко всему русскому и всячески старалась расположить к себе высших сановников и гвардейских офицеров.
«Уже шесть месяцев, как замышлялось моё восшествие на престол, – писала Екатерина в августе 1762 года графу Станиславу Августу Понятовскому, будущему королю Польши. – Пётр III потерял ту незначительную долю рассудка, какую имел. Он во всём шел напролом; он хотел сломить гвардию, для этого он вёл её в поход; он заменил бы её своими голштинскими войсками, которые должны были оставаться в городе. Он хотел переменить веру, жениться на Л. В. [графине Елизавете Воронцовой], а меня заключить в тюрьму. В день празднования мира [с Пруссией], нанеся мне публично оскорбления за столом,[30] он приказал вечером арестовать меня. Мой дядя, принц Георг, заставил отменить этот приказ. С этого дня я стала вслушиваться в предложения, которые делались мне со времени смерти Императрицы [Елизаветы Петровны]. План состоял в том, чтобы схватить его в его комнате и заключить, как принцессу Анну и ее детей. Он уехал в Ораниенбаум. Мы были уверены в большом числе капитанов гвардейских полков. Узел секрета находился в руках трех братьев Орловых…[31] Это – люди необычайно решительные и, служа в гвардии, очень любимые большинством солдат. Я очень многим обязана этим людям; весь Петербург тому свидетель. Умы гвардейцев были подготовлены, и под конец в тайну было посвящено от 30 до 40 офицеров и около 10 000 солдат… Я была в Петергофе. Пётр III жил и пьянствовал в Ораниенбауме… В войсках 27-го распространился слух, что я арестована. Солдаты волнуются… Я спокойно спала в Петергофе, в 6 часов утра, 28-го. День прошёл очень тревожно для меня, так как я знала все приготовления. Входит в мою комнату Алексей Орлов и говорит мне с большим спокойствием: «Пора вам вставать; всё готово для того, чтобы вас провозгласить».
17 июля 1762 года (спустя 8 дней после воцарения Екатерины II) свергнутый Пётр III скончался в Ропше под Петербургом при неясных обстоятельствах. Официальной причиной смерти были названы «геморроидальные колики», но, скорее всего, экс-император был убит.
Екатерина II пробудет на престоле тридцать четыре года, однако её царствование принято называть «екатерининской эпохой» не столько по причине его продолжительности, сколько в силу характерных особенностей правления императрицы, получившей почетный титул «Великой».
Золотой век Санкт-Петербурга
Екатерина II была противницей чрезмерной «барочной» роскоши, но, в то же время, она понимала, что столица великой империи должна выглядеть надлежащим образом, чтобы и подданные были довольны, и иностранцы завидовали бы. Про Золотой век Санкт-Петербурга, наступивший при Екатерине, можно рассказывать очень долго, но у нас нет такой возможности, поэтому мы коснемся только самого главного…
Началось с того, что Город снова начал развиваться по единому плану. В 1762 году была создана «Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы». Важная деталь: теперь работа комиссии не очень-то зависела от личности её руководителя, как это было при Анне Иоанновне, всё определялось тем вниманием, которое уделяла Петербургу Екатерина. И вот вам результат. Если в 1762 году в Петербурге было 460 каменных строений, то к 1787 году (за четверть века) их количество увеличилось почти что втрое – до 1300! И не надо думать, что после Елизаветы в Петербурге стали строить скучные некрасивые здания. Отказ от чрезмерной роскоши барокко в пользу классицизма не означает серости и убогости. Достаточно дойти до Шпалерной улицы и полюбоваться на Таврический дворец, построенный Екатериной II для своего фаворита, светлейшего князя Григория Александровича Потемкина. К тому же классические черты придают зданиям и всему городу монументальную величественность.
Неизв. художник. Портрет Екатерины II. XIX век
Для Григория Орлова Антонио Ринальди с 1768 года строил на Первом Адмиралтейском острове Мраморный дворец, но Орлов не успел туда въехать – он умер в 1783 году, за два года до завершения строительства. Этот дворец, первоначально называвшийся «Мраморным домом», стал первым петербургским зданием, фасады которого были облицованы естественным камнем – мрамором и гранитом. В XIX веке бытовало мнение о том, что автором проекта Мраморного дворца был Джакомо Кваренги, построивший Английский дворец в Петергофе, Александровский дворец в Царском Селе, здания Эрмитажного театра, Академии наук, Конногвардейского манежа, Екатерининского и Смольного институтов благородных девиц и ряд других. Но в 1885 году протодьякон церкви Мраморного дворца Валентин Орлов установил авторство Ринальди по найденным им чертежам парадной лестницы. Дворец примечателен своим цветовым оформлением, в котором серо-коричневый цвет гранита сочетается с розовым и серо-голубым цветами мрамора. Особенно красив дворец в дождливую погоду – влага словно бы напитывает мрамор краской, а гранит делает темнее, отчего контраст проявляется во всей красе.
Над парадным входом дворца Екатерина велела написать «Здание благодарности». Надпись имела двойной смысл. Официально императрица благодарила Орлова за действия по ликвидации вспышки чумы в Москве осенью 1771 года. А на самом деле Екатерина выражала благодарность за своё возведение на престол.
При Екатерине начали одеваться в гранит набережные, а от Мойки до Фонтанки, по руслу пересохшей реки Кривуши, прорыли пятикилометровый канал, тридцатиметровой ширины и трехметровой глубины. Этот канал, получивший название Екатерининского, ныне известен как канал Грибоедова. Прорыли его сразу по нескольким соображениям: для уменьшения ущерба от наводнений, для судоходства (в канал могли заходить барки) и с целью улучшения водоснабжения города. Кстати говоря, указ о сооружении канала был подписан ещё Елизаветой Петровной в 1751 году, но работы начались только в 1764 году. Екатерининский канал войдет в историю 13 марта 1881 года, когда на его набережной террористы из организации «Народная воля» убьют императора Александра II… Но до этого ещё далеко.
На центральных улицах, прежде всего на Невском проспекте, ради экономии места начали строить дома «сплошною фасадою», то есть – впритык друг к другу. Поскольку строили из камня или кирпича, да с брандмауэрами, пожары уже не могли распространяться на целые кварталы.
Важным и очень нужным делом стало сооружение системы подземных каналов, предназначенных для стока дождевой воды, начавшееся в 1770 году в центральной части Петербурга. Через люки, закрытые металлическими решетками, вода стекала в лежавшие под землей трубы, где деревянные, где кирпичные, и текла по ним к рекам. Вдобавок, многие центральные улицы замостили булыжником и существенно расширили освещение города. Петербург начал становиться удобным для проживания, пускай пока только в центре, но, как говорится, лиха беда начало.
Перечислять постройки Золотого века можно долго, но для характеристики того, что произошло с Петербургом в правление Екатерины II лучше будет привести свидетельство французского посла Луи-Филиппа Сегюра, жившего в России с 1785 по 1789 годы: «Под серым небом, несмотря на стужу, доходившую до 25 °C, повсюду можно было видеть следы силы и власти и памятники гения Петра Великого… Я был приятно поражён, когда в местах, где некогда были одни лишь обширные, бесплодные и смрадные болота, увидел красивые здания города, основанного Петром и сделавшегося менее чем в сто лет одним из богатейших, замечательнейших городов в Европе… До неё [Екатерины II] Петербург, построенный в пределах стужи и льдов, оставался почти незамеченным и, казалось, находился в Азии. В её царствование Россия стала державою европейскою. Петербург занял видное место между столицами образованного мира, и царский престол возвысился на чреду престолов самых могущественных и значительных». Обратим внимание на то, что это пишет французский, а не какой-то иной посол. Париж в те времена считался культурным центром Европы и всего просвещённого мира. И если уж француз восхищается Петербургом, называя его «одним из замечательнейших» европейских городов, то это дорогого стоит.
И вот ещё одно впечатление от месье Сегюра, более общего характера: «Петербург представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны – модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой – купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна на ногах напоминают скифов, даков, роксолан и готов, некогда грозных для римского мира. Изображения дикарей на барельефах Траяновой колонны[32] в Риме как будто оживают и движутся перед вашими глазами. Кажется, слышишь тот же язык, те же крики, которые раздавались в Балканских и Альпийских горах и перед которыми обращались вспять полчища римских и византийских цезарей».