Уплотнению подлежали жильцы «богатых квартир». Таковыми, по ленинскому же определению, «считается… всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущего в этой квартире». На практике же бывшим владельцам чаще всего оставляли одну комнату (максимум – две, если семья была очень большой), а в остальные вселяли «нуждающиеся семьи», советских служащих и вообще всех, кого новая власть считала нужным наделить жилплощадью. Минимально допустимым размером жилой площади считались восемь квадратных метров на человека, но в 1919 году в среднем на одного горожанина в России приходилось около пяти квадратных метров.
Подавление корниловского выступления. 1917 год
У Петербурга много имен и одно их них – «Коммунальная столица России». До сих пор в коммунальных квартирах живет около семисот тысяч петербуржцев. Коммуналки – это результат уплотнений. Коммуналки – это новая культура, новый городской миф… Михаил Зощенко в рассказе «Нервные люди» описал массовую драку в коммунальной квартире («и не то что драка, а целый бой»), начавшуюся с того, что одна из жиличек взяла чужой ершик для чистки примусов. Казалось бы мелочь, но в коммуналках мелочей не бывает…
В 1930 году Ольга Форш написала роман «Сумасшедший Корабль», в основу которого легла жизнь петроградского Дома искусств («ДИСК»), созданного в 1919 году по инициативе Корнея Чуковского и при участии Максима Горького. В этом доме жили и работали Александр Блок, Андрей Белый и другие писатели и художники. «Комнат было много, и комнаты… казались безумными. Они были нарезаны по той не обоснованной здравым смыслом системе, по которой дети из тонко раскатанного теста, почерневшего в их руках, нарезают печенья квадратом, прямоугольником, перекошенным ромбом… а не то схватят крышку от гуталина и выдавят ею совершеннейший круг». Под Дом искусств приспособили бывший дом генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга Hиколая Чичерина на углу набережной Мойки и Невского проспекта. Комнаты действительно «нарезались» как придется, а поскольку дом угловой, то были в нём и круглые комнаты.
С вывесок и из газет исчезли буквы Ѣ, Ѳ, І, а в конце слов, оканчивающихся на согласную, перестали ставить твердый знак. «Старорежимные» обращения канули в Лету, им на смену пришли «товарищ» и «гражданин», а то и вовсе «мужчина» или «женщина». Многие улицы, площади и даже мосты сменили названия. Новые учреждения, новые должности, новые порядки… Жизнь изменилась и никогда больше не станет прежней.
Впрочем, в 1921 году могло показаться, что жизнь вот-вот войдет в старую колею. В марте 1921 года X съезд РКП(б)[87] отменил политику военного коммунизма, проводившуюся с 1918 года. Поначалу большевики искренне верили в возможность создания нерыночного общества с полным отсутствием денег и контролем государства над всеми распределяемыми ресурсами. Но очень скоро стало ясно, что страна стоит на грани пропасти и спасти её могут только рыночные отношения и допущение различных форм собственности наряду с государственной. «Сейчас период государственного капитализма, – писал в дневнике в июле 1921 года историк-архивист Георгий Князев. – Государство отдает в аренду частным лицам фабрики, заводы, совхозы и прочее. Открываются магазины. Идут всевозможные слухи о том, что Петроград и большая часть России будут отданы в сферу влияния иностранных государств. Говорят, что та часть Петрограда, где мы живем, отходит к английским инженерным компаниям, которые будут приводить в порядок дома, чинить мостовые и т. п…Хорошее наступит времечко». В сентябре 1922 Князев запишет: «На мостах и на некоторых улицах зажглись фонари. Всё лето чинили мостовые, убирали грязь… Попал тут на Невский: трамваи, автомобили, конные экипажи, открытые магазины. Через Садовую переходим с осторожностью. А ведь было время, когда город замер и так жутко было на тихих и опустевших улицах».
До передачи Петрограда иностранцам дело не дошло, а середины двадцатых годов новую экономическую политику начали сворачивать и в 1929 году свернули окончательно, потому что окрепшему Советскому государству стало больше незачем «заигрывать с частниками». Да и до былого блеска Невский и другие центральные улицы Города в двадцатые годы довести не удалось. «Город Ленинград – это красивейший город, – писал Михаил Зощенко в «Приглашении в Ленинград». – Он расположен на берегу Финского залива. Красавица река Нева прежде, чем впасть в море, разветвляется, представьте себе, на семь отдельных рукавов. Другие реки просто и нехудожественно впадают в море одним каким-нибудь своим мутным рукавом. А тут такое, можно сказать, художественное изобилие, семь рукавов. И между ними разные острова. Перекинуты мосты. Пароходы ходят. Цветущие сады по берегам. Чудные здания в стиле ампир. Очень божественная панорама». Но дальше: «Вот он, наш знаменитый Невский, ныне проспект 25 октября. Конечно, он сейчас неважно выглядит. Он уже три месяца разрыт. И ходить там не так уж безопасно для жительства. Вот это худо. Худо, да не совсем. Говорят, там не сегодня-завтра закончится ремонт. И наш прекрасный проспект с его слишком узенькими изящными тротуарами в скором времени снова засияет своей первоначальной красотой… Но что это за обветшалое здание? Ах, это Зимний дворец, эта, так сказать, резиденция царей, последний оплот мелкой и крупной буржуазии… На первый взгляд кажется, что он ремонтировался последний раз при Николае I. Но, оказывается, ничего подобного. Еще как будто год назад его скоблили и красили. И вот он снова весь обшарпанный, грязный и неинтересный. Краска облупилась, штукатурка висит, уборные, наверное, не действуют».
Вот весьма показательное правило из тогдашнего «жилищного кодекса»: «Если в одной комнате проживают посторонние друг другу лица, то ни один из них не вправе вселять кого-либо в эту комнату, хотя бы своих родных». Добавить нечего, можно только посочувствовать.
Перенос столицы из Петрограда в Москву
Одна из причин переноса столицы в Москву совпала с той, что побудила Петра I строить новую столицу на берегу Финского залива – большевистскому правительству было неуютно в Петрограде, населенном множеством потенциальных контрреволюционеров – бывшими чиновниками, офицерами и пр. В Москве было поспокойнее. Кроме того, с отделением Финляндии и прибалтийских стран[88] Петроград оказался на самом краю Советской России (в тридцати пяти километрах от государственной границы) и мог быть легко захвачен в случае интервенции. Большое количество матросов тоже создавало проблему, поскольку многие из них имели анархистские или левоэсеровские взгляды… Короче говоря, как сказал поэт: «Совпали звезды – и случилось!». 12 марта 1918 года Управляющий делами Совета народных комиссаров РСФСР Владимир Бонч-Бруевич подписал «Извещение о переезде в Москву».
Примечательно, что осенью 1917 года большевики подвергли резкой критике аналогичный план Временного правительства, называя его «дезертирством с ответственного боевого поста» и «подготовкой к сдаче Петрограда немцам».
Переезд главных правительственных учреждений – Совета Народных Комиссаров и Центрального Исполнительного Комитета – совершался в обстановке секретности, поскольку опасались нападения контрреволюционных отрядов в пути. С целью дезинформации была устроена «утечка» сведений о переезде правительства в Нижний Новгород.
Из Петербурга в Москву. Объявление из «Известий» от 12 марта 1918 года
12 марта 1918 года в «Известиях ВЦИК» появилось правительственное сообщение о переносе столицы из Петрограда в Москву. «Этого требуют интересы всей страны, – говорилось в нём. – Германские империалисты… остаются смертельными врагами Советской власти. Сейчас они открывают поход против революционной Финляндии. При этих условиях Совету Народных Комиссаров невозможно дольше оставаться и работать в Петрограде, в расстоянии двухдневного перехода от расположения германских войск… Незачем говорить, что и после временного перенесения столицы Петроград остаётся первым городом российской революции. Все меры, какие необходимы для его внешней и внутренней безопасности и продовольствия его населения, принимаются со всей энергией».
16 марта 1918 года Всероссийский съезд советов утвердил перенос столицы в Москву с оговоркой «временно» (теоретически предполагалось, что после исчезновения германской угрозы правительственные органы вернутся в Петербург). 30 декабря 1922 года перенос столицы был утвержден Первым Всесоюзным съездом Советов и с этого момента Москва официально стала «постоянной» столицей СССР.
Глава шестая. «Этот город бессонный, похожий на сон, где сияющий шпиль до звезды вознесён»
Этот город бессонный, похожий на сон,
Где сияющий шпиль до звезды вознесён,
Город башен и арок и улиц простых,
Полуночный, прозрачный, как пушкинский стих,
Снова он возникает из мглы предо мной,
До безумия – прежний, до горя – иной.
Колыбель революции
Потеряв столичный статус, Петроград нисколько не потерял в престиже. Более того – приобрел. Столиц в мире много, в ряде стран их вообще по две, а Колыбель Революции, с которой началась новая история человечества – всего одна. Или, если хотите, Город Трех Революций – Октябрьской, Февральской и Революции 1905 года. Правда, в 1905 году вооруженная борьба достигла высшей точки в Москве (в Петербурге вовремя были произведены аресты революционеров), но началось-то всё равно с Кровавого Воскресенья, с расстрела рабочей депутации у Зимнего дворца.
Присвоение Городу имени Ленина тоже сыграло определенную положительную роль – обеспечило ему неусыпное внимание высшего руководства страны, что в эпоху перманентного дефицита было крайне важно. Ленинград снабжался продуктами и товарами первой необходимости на том же уровне, что и Москва, коммунальной сфере города уделялось повышенное внимание, ну и в целом жить здесь было комфортнее, чем во многих других городах Советского Союза. А как же иначе? Ведь это – город Ленина (как ему только мавзолей на Дворцовой площади не возвели?).