Алексей Зубов. Свадьба Петра I. Гравюра. 1712 г.
Троицкая площадь недолго считалась центральной. Очень скоро сердцем Петра завладел Васильевский остров, который он хотел превратить во второй Амстердам или, если угодно – вторую Венецию. Три проспекта (Большой, Средний и Малый) – пересекались линиями, которые часто называют «улицами», но это не совсем точно, потому что линия обозначала одну сторону улицы. Улиц было пятнадцать, стало быть, линий вышло тридцать – с первой по двадцать девятую и ещё одна «именная», Кадетская. Царский план был таков: проспекты становятся широкими каналами, от которых к домам отходят более узкие, прорытые по линиям, а с четырёх сторон этот «амстердамский парадиз» окружает благоустроенная набережная. Жителям острова, а тут селились только дворяне да богатые купцы, было велено «при своих палатах делать гавани… к двум домам одну гавань… а без гаваней тех палат не делать… понеже таковые гавани весьма тем жителям будут потребны для их домовых нужд». Предпочтения жителей царя не интересовали, он вообще считал, что у всех подданных должно быть единое мнение – государево. Люди, вне зависимости от чинов и званий, переселялись в новую столицу в приказном порядке, оседали там, где было предписано и строили такие дома и дворцы, которые хотелось видеть царю. Сказано «при своих палатах делать гавани», значит – делать. И ничего, что под боком Нева, которая во время наводнений могла затопить весь Васильевский остров…
К счастью, государева «коса» нашла на «камень» – первого генерал-губернатора Санкт-Петербурга светлейшего князя Меншикова, которому не очень-то хотелось иметь возле своего роскошного дворца Большой канал. Большой проспект устраивал генерал-губернатора больше. Предание рассказывает об очередном казнокрадстве Меншикова, который, подобно всем выскочкам, «загребал под себя обеими руками, да вдобавок и ногами способствовал» – дескать, Меншиков в очередной раз «сэкономил в свою пользу», прорыв каналы у`же положенного. На самом деле оплошал сам Пётр, не давший сразу четких указаний по поводу ширины василеостровских улиц. Царь спохватился лишь в 1718 году, после того как побывал на острове с инспекцией. По карте Амстердама, полученной от голландского посланника, Пётр вычислил ширину амстердамских каналов и понял, что василеостровские получились гораздо у`же. «Заметя, что каналы у`же амстердамских, и справясь о том у резидента Вильда, он закричал: “Всё испорчено!” и уехал во дворец в глубокой печали», – пишет Пушкин в «Истории Петра». «Пётр жестоко пенял за то Меншикову. Архитектор Леблонд советовал сломать дома и завалить каналы и строить все вновь. “Я это думал”, – отвечал Пётр и после уж никогда о том не говорил». Рытьё каналов прекратилось, но они ещё долго были «бельмом на глазу» – засыпали их полвека спустя, а до той поры практичные петербуржцы сваливали в них мусор и выливали нечистоты. Можно представить, какое амбре было на острове. Впрочем, в старину все города, в том числе и столичные, пахли не лучшим образом. Канализации не было, отходы жизнедеятельности собирались в особых ямах или бочках, а затем их вывозили ассенизаторы-золотари; смердели бойни, расположенные при каждом рынке; на улицах валялся лошадиный навоз; мылись горожане далеко не каждый день…
В 1722 году на Васильевском острове начали строить здание для учрежденного Петром Сената[13] и двенадцати Коллегий, пришедших на смену старым приказам. Четырехсотметровый фасад выходил на площадь, которая тогда называлась Сенатской (сейчас это Менделеевская линия Васильевского острова, а в здании с 1819 года находится Санкт-Петербургский университет). Вот на этом строительстве Меншиков хорошо погрел руки, закупая некачественные материалы по завышенным ценам, за что и был наказан, правда очень мягко – Пётр ограничился тем, что прогнал своего любимца вдоль всего здания, колотя его при этом своей тростью. Рука у царя была тяжелой, но побои всяко лучше виселицы или каторги.
В конечном итоге центром Города стал не Васильевский остров, а противоположный берег Невы, где в 1710 году началось строительство царской резиденции – Летнего дворца, названного так по Летнему саду, в котором этот дворец находился. Пётр I въехал в этот дворец в 1712 году, ещё до завершения его отделки. За Летним садом располагался дворец императрицы Екатерины, а на углу Невы и Зимней канавки в 1716 году началось строительство новой зимней резиденции, в которой царская семья жила с 1720 года, здесь же Пётр и умер 8 февраля 1725 года.
План Александро-Невской Лавры. 1720–1723 годы
Где царь – там и пуп земли, то есть – центр столицы. Но, вдобавок к царским резиденциям, на правом берегу располагался мужской монастырь, основанный Петром в 1710 году в честь победы Александра Невского над шведами в Невской битве 1240 года. Длинное название «монастыря Живоначальные Троицы и Святого Благоверного великого князя Александра Невского» быстро сократилось до «Александро-Невского монастыря». Царь Пётр, не отличавшийся особой религиозностью, подарил монастырю большие земельные владения с двадцатью пятью тысячами крепостных крестьян и вообще всячески о нем заботился, поскольку новой столице нужна была своя национальная святыня, великий духовный центр, подобный Киево-Печерской лавре или московскому Троице-Сергиеву монастырю. В 1724 году в монастырь из Владимира перенесли мощи Святого Благоверного князя Александра Невского, что позволило ему в 1797 году назваться лаврой.
Окончательное закрепление «центрового» статуса правого берега состоялось в 1763 году, когда в бывшем особняке канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина разместился Сенат и в Петербурге появилась новая Сенатская площадь.
Парадиз в парадизе
Большим парадизом считался Город, а малый решено было устроить в Летнем саду, у царской резиденции. Но это был совсем не тот сад, в который «monsieur l’Abbé, француз убогой» водил гулять маленького Евгения Онегина. Евгений гулял в ухоженном городском парке, а в петровское время сад был истинно райским уголком. Новой столице был нужен свой Версаль и Пётр его устроил, причём с таким намерением, чтобы вскоре его «парадиз в парадизе» превзошел бы французский аналог.
Устройством Летнего сада занимался шведский садовник Шредер, украсивший аллеи изящными фигурными скамейками. Но Петру было мало аллей и скамеек, он хотел, чтобы из посещения сада посетители, помимо восхищения, извлекали бы какую-то пользу, получали бы некие знания. Шредер, недолго думая, предложил разложить по скамьям книги, прикрытые от дождя кожаными покрывалами, но царя такой вариант не устроил – он хотел чего-то монументального, наглядного и более простого в понимании. В результате в саду устроили шестьдесят фонтанов, свинцовые позолоченные фигуры которых изображали сцены из Эзоповых басен. Не обольщаясь по поводу начитанности своих подданных, Пётр приказал вывесить возле каждого фонтана текст соответствующей басни и её толкование, а под настроение и сам мог прочесть публике лекцию возле какого-нибудь фонтана. Для подачи воды в 1718–1721 годах был прорыт Лиговский канал, который также снабжал Город питьевой водой. Качала воду в фонтаны заграничная паровая машина, ставшая первой паровой машиной в России. «Вода для них[фонтанов] проводится в бассейны из канала, с помощью большой колесной машины, от чего в ней никогда не может быть недостатка», писал камер-юнкер Беркгольц, посетивший Летний сад в июле 1721 года. Обстоятельно описав все увиденное, Беркгольц заключает, что «там есть все, чего только можно желать для увеселительного сада». Особенно восхитили его «драгоценные» мраморные фонтаны и находящаяся между ними мраморная же статуя Венеры, «которою царь до того дорожит, что приказывает ставить к ней, для охранения, часового».
Александро-Невская Лавра. 1859 год
Мраморные скульптуры были главным украшением Летнего сада. Изготовили их в Венеции по царскому заказу. Ассортимент был полным – от монарших бюстов до аллегорических композиций, среди которых выделялась «Мир и Победа», прославляющая победу России над Швецией. Россию олицетворяла нагая женщина с рогом изобилия в левой руке и факелом в правой. Факелом она то ли пытается поджечь лежащие у её ног военные атрибуты, главным из которых является пушка, то ли гасит о них факел – в любом случае это олицетворяет окончание войны. Крылатая богиня победы Ника венчает Россию лавровым венком, а в левой руке держит пальмовую ветвь – символ мира и свободы. Ногою Ника попирает поверженного шведского льва, лапа которого лежит на картуше с латинской надписью: «Велик и тот, кто даёт, и тот, кто принимает, но самый великий тот, кто и то, и другое совершить может». Некоторые фигуры сохранились до нашего времени, а вот фонтаны Летнего сада были разобраны после сентябрьского наводнения 1777 года, нанесшего им сильный ущерб.
Г. Качалов. Главный фасад Кунсткамеры. 1740 год
Венера, которой сильно дорожил царь Пётр, сейчас находится в Эрмитаже под именем Венеры Таврической. Эта скульптура была куплена в 1719 году боярином Юрием Ивановичем Кологривовым, который из царских денщиков (немаловажная придворная должность) поднялся до представителя царя, занимавшегося закупкой произведений искусства в Европе и, заодно, опекавшего царских стипендиатов. Пока нанятый скульптор приводил извлечённую из земли статую в порядок, о находке узнали при дворе папы римского Климента XI и конфисковали её, ссылаясь на папский запрет вывоза античных памятников из Рима (к слову будет сказано очень правильный, а то бы ведь и Колизей разобрали до основания).
Царю уже было доложено о ценном приобретении, но папский двор стоял на своем крепко. «Разруливать ситуацию» прибыл дипломат Савва Лукич Рагузинский-Владиславич, сербский дворянин, состоявший на русской службе. Он сделал папскому двору предложение, от которого невозможно было отказаться – обменять статую языческой богини на мощи святой Бригитты, захваченные при покорении Ревеля (Таллина). На постаменте статуи укрепили немного лукавившую медную пластинку с надписью: «Императору Петру I в угодность подарил папа Климент XI». Настанет день – и с российскими императорами будет считаться вся Европа, но это произойдет уже при праправнуке Петра I Ал