Санкт-Петербургский бал-маскарад [Драматическая поэма] — страница 18 из 19

     Потоп? Осада? Наводненье?

     Иль это только наважденье?

     Царь Петр велит подать коня,

     И оба словно из огня,

     Из меди, в пламени кипящей,

     Повисли над долиной спящей.

     «Проснись, Россия! Пробудись!

     И вновь в могуществе явись,

                Как после Нарвы

     У сокрушительной Полтавы! -

             Вещал, казалось, царь. -

     В опасности отечества алтарь!»

Бывало, после смут и унижений

     Ты находила путь свершений.

             Тобой повержен он,

Европы злой кумир Наполеон.

В войне всемирной, в годы грозовые,

Слабея, гибла царская Россия,

И, потрясенная до самых до основ,

Вновь возродилась, утверждая новь,

Что старый мир не принял, и войною

Вновь разразился, вкупе с Сатаною.

     Что ж ныне ожидает нас

      В сей грозный, сей последний час?

      Восток и Запад двуедины

          Под знаком зверя ныне.

История крутит веретено,

      Россия - слабое звено, -

      С обрывом нитей - мир в руинах,

      Как было в Риме и в Афинах, -

      Она ж воспрянет ото сна,

            И сгинет Сатана.

И слышен Хор: «Распята, как Мессия,

      Россия, милая Россия.

      Но возродится сей кумир,

            И обновится мир!»

Заря сокрыла царственные тени,

         Вступивших на ступени

     Собора, как толпа гостей,

И нет уж никого, лишь свет свечей.

И тишина над невскою твердыней,

     Где ангел лучезарный стынет.


КАРТИНА СЕДЬМАЯ


Петергоф. Большой Петергофский дворец с террасой в вышине и лестницы по обе стороны Большого каскада фонтанов с Самсоном в центре, в ночи с волшебным освещением предстает как чертог Люцифера.


           ГОЛОС ПОЭТА

Дворец сиял весь словно изо льда

И синевою неба и зарею

Малиновой, как колокольный звон,

И в кущах райских вздохи пронеслись,

А в безднах Ада стоны и проклятья,

Что вновь задумал Люцифер, злодей

И мастер несусветных празднеств... Нет!

Он мастер самых расчудесных празднеств,

И в жизни торжествует красота,

Как было и в эпоху Возрожденья.

А ныне век не блещет красотой

Искусств и мысли, все скорей в упадке.

Но техника достойна удивленья

И восхищенья - женщин красота

В изысках моды, с наготой в придачу,

С игрой страстей безумной на показ.

Мир гибнет. Красота еще цветет.

Как искушенье напоследок? Или

Последняя надежда бытия!


        ХОР ЖЕНЩИН

 (выходит на террасу под открытым небом, с морем вдали)

На репетицию собрали нас.

А кто хорег?

          ЛЮЦИФЕР

     (являясь то тут, то там)

                     Нет, нужен здесь теург.

Устроим празднество мы вот какое.

На пир у Люцифера призовем

Прекраснейших из женщин всех времен.

Мы их увидим в яви, как на сцене,

Во времени, что длится в настоящем

Для них, как в жизни, а для нас в прошедшем,

Как дивный сон, который нам уж снился

Из мифов и историй всех времен.

Так в годы детства, юности бывало,

И красота влекла нас и любовь,

Воспоминаньем лучших дней влечет

Всегда, везде и в снах посмертных вечно.


Публика внизу среди фонтанов приветствует знаменитостей, спускающихся словно с неба по красной дорожке.


           ХОР ЖЕНЩИН

В вечерних платьях женщины красивы,

В сияньи драгоценностей и славы

Достоинства высокого полны,

Хотя иные держатся так просто,

Смеются и болтают с кем попало.

А в модах всех времен так много сходства,

Что и в причудах маскарадом веет.

Ну да, ведь празднество в античном вкусе!

В вечерних платьях туника и пеплос

Воссозданы, с ампиром вперемежку...

Иль это лишь веселый маскарад?

Нет, кто у нас хорег? Теург творит

Жизнь в вечности, какой была и есть

Как вечно настоящее: всё в яви!

Хотя мы сами в современных платьях.

Мы здесь, а красная дорожка с неба,

Как радуга, повисла, с вереницей

Прекрасных женщин всех времен, из коих

Сейчас сноп света выделяет ту,

Кого все узнают и рукоплещут.

             ЭЛИС

Узнали Клеопатру или Тейлор?

           ДЖУЛИЯ

Нет, Клеопатра выше ростом Лиз,

Смугла, гибка, во взгляде неподвижность,

С упорством воли в непрерывных кознях,

Царица и гетера Рима, в славе

Затмившая властителей его.

          ДИОТИМА

Но там и Тейлор, молодая с виду,

Какой и Клеопатра стала б ныне!


         КЛЕОПАТРА

Царица, да, конечно, это чудо,

Предстала королевой Голливуда.

Через тысячелетья вновь

Играет и поет любовь.

И чья ликующая слава,

Когда и Рима власть - забава,

Игра веселая и флирт,

О чем весь мир с тех пор твердит?

Не встанут уж великих тени,

Не к ним несут восторгов пени,

А плоть живая кружит кровь

И возбуждает в нас любовь,

Светясь, колдуя, как в тумане,

На исчезающем экране.


         ХОР ЖЕНЩИН

Мы видели Елену. Чем она

Столь хороша, что превзошла во славе

Всех женщин мира красотой своею?

Слегка полнеющая, вся светла,

И статна, и легка, в глазах лазурь,

И золото волос - все диво в ней

Среди черноволосых смуглых греков,

Гречанок с их достойной красотой,

Из бронзы словно отлитых на солнце.


           ЛЮЦИФЕР

(являясь над красной дорожкой)

Пространства необъятные России,

Явившейся на мировой арене,

Возросшейся в могуществе в сраженьях

С кумирами Европы за три века,

С победами на ниве просвещенья,

С явлением эпохи Возрожденья

В полуночной стране гипербореев.

          ХОР ЖЕНЩИН

На выходе красавица, о, боже,

Еще не видывал подобной свет!

Высока и подвижна, с дивным бюстом,

С чертами соразмерными лица

Красавиц всех времен, с глазами в искрах

Веселости, любви и восхищенья.

              ЭЛИС

Кто это?

           ДИОТИМА

                Русская императрица

Елизавета, дочь царя Петра.

              ЭЛИС

Так, значит, где-то здесь Екатерина,

Затмившая ее умом во славе.

           ДИОТИМА

Мы видим тех, кто привлекает взоры

Из зала больше всех в сию минуту,

И ясно тут, кого приветствуют

В сияньи ослепительного света,

Сказать по правде, света Люцифера,

Чей взор пронзает время и сердца.


В залах Петергофского дворца, на площадке над фонтанами, на лестницах, в аллеях Нижнего парка – всюду танцы публики в современных платьях и маскарадных костюмах. Минует и польки, кадрили и вальсы в залах сменяются современными ритмами на площадке и лестницах… Все образы, промелькнувшие где-то, здесь вновь проступают, а также музы, женщины, юноши из Хора…


Танцуют все из знаменитостей,

Перикл с Аспазией, Пракситель с Фриной,

А лица их нам столь уже знакомы,

Античность – наше детство или юность,

И старость наша – Средние века,

Как будто весен не было на свете,

Чистилище и Ад здесь на земле.


     Публика замечает Анну Павлову, как с рисунка Серова.


Тростинка, девушка, лоза

И вдохновенные глаза,

Как песню дивную поете

В движеньях легких и в полете.

Вся жизнь, как сказка и мечта,

Что созидает красота

В стремленьи вечном к совершенству,

Уподобясь беспечно детству

В игре на сцене бытия,

Когда арена - вся Земля.

Принцесса, фея в высшем мире

Предстала на весеннем пире

Цветов и юности в цвету,

Влюбленной в красоту.

Танцуют все, просты движенья, жесты,

Глаза в глаза, улыбки на устах,

Сообщество мужей и жен во пляске,

Порочных, сексуальных, бесполезных,

Влюбленных смолоду в кого угодно,

Влюбленных лишь в себя и ради секса,

Влюбленных, как впервые и слегка.


    Над Северной Пальмирой Мерилин Монро.


Хорошенькая, с личиком подростка,

С улыбкой восхищенья, всё так просто,

Когда любовь туманит взор,

Беспечный, взбаломощный вор,

Срывающий цветы успеха,

Любви и таинств секса.

А в жизни кажется такой простой,

В кино же вся заблещет красотой,

Живой, божественной, как чудо.

О, нимфа! О, гетера Голливуда!

Твоя пленительная власть

Богов Олимпа привлекла

К тебе на радость и на горе -

Страстей и слез ликующее море.

Как вынести игру крутых парней

На сладкий миг забыться с ней

В борьбе за власть в стране ль, над миром