И что? Ян и не хотел никуда двигаться.
Опять гитара из-за стены. Девочка по соседству брала раз за разом свой минорный аккорд, только на этот раз быстрее. Но теперь она еще и пела.
Ян прижал ухо к стене. Слова были английские, но он понимал почти все. Она пела про некий дом в Новом Орлеане. Дом назывался «Восход солнца», и этот дом якобы поломал жизнь несчитаному количеству юных девушек. Она пела все время одни и те же строчки, пока не призналась Богу, что она — одна из этих девушек.
Чем дольше он слушал, тем сильнее было желание не только слышать, но и видеть. Ему хотелось пойти к ней в палату и смотреть, как она поет.
Он вскочил, взял больничный стул с тонким фанерным сиденьем, сел на пол у стены и начал выбивать ритм в такт гитарным аккордам. У него это получалось неплохо — он играл на барабане в школьном духовом оркестре. В рок-группу никто его, понятно, не приглашал, но он два года исправно выстукивал шведские и немецкие марши. Это было довольно весело.
Он не знал, зачем живет, но ритмом владел неплохо.
Ян стучал по стулу все громче и громче, и настолько увлекся, что даже не заметил, как гитара в соседней комнате умолкла. Через несколько мгновений за спиной у него скрипнула дверь.
На пороге стояла та самая девочка. Гитаристка.
— Что ты делаешь?
В голосе ее не было раздражения. Только любопытство.
Ян замер:
— Стучу.
— А ты умеешь?
— Немного.
Она задумчиво глянула на него. Высокая, худенькая, хорошенькая, но никаких женских выпуклостей Ян не разглядел.
— Пойдем со мной.
И повернулась, будто у нее не было никаких сомнений, что Ян последует за ней.
Они вышли в пустой коридор, свернули налево, и она открыла дверь с вывеской «МАТЕРИАЛЬНЫЙ СКЛАД».
— Здесь кое-что можно позаимствовать.
Кладовая небольшая, но забита полками, а на полках лежало все что угодно. Книги, ракетки для настольного тенниса, шахматные доски с фигурами, настольные игры.
Стопки бумаги и карандаши. Должно быть, Йорген именно здесь их и взял.
— Ты пишешь?
— Иногда… больше рисую.
— Я тоже. — Она достала с полки толстую черную тетрадь. — Возьми. Можешь вести дневник.
— Спасибо.
Ян взял у нее тетрадь, хотя ему никогда даже в голову не приходило писать о себе самом.
Музыкальные инструменты лежали на двух отдельных полках.
— Здесь я и нашла мою «Ямаху».
— «Ямаху»?
— Гитару, — улыбнулась она.
А рядом на полу стояли ударные. Очень маленький набор: изрядно потертый малый барабан, бочка и хай-хэт — сдвоенные тарелки с педалью.
— Можешь взять.
Она взяла барабан, он сунул под мышку палочки и поднял стойку с тарелками. Она подвела его к двери в свою палату:
— Заходи.
Ян робко переступил порог и удивился. В его палате все было белым, а здесь… стены обтянуты черной тканью. Похоже на студию.
Девочка села на койку и взяла гитару:
— Попробуем?
Он взял палочки и начал выстукивать спокойный четырехдольный ритм, на второй и четвертой доле трогал тарелки. Она слушала внимательно. С доверием, он к этому не привык. Потом начала петь — тем же слегка хрипловатым голосом, что и говорила.
В Нюокере есть дом,
Название «Восход».
Так много жизней в нем
Пропало навсегда.
Так много жизней в нем
Пропало навсегда,
И я пришла туда.
Это был, скорее всего, единственный куплет, который она знала. Повторила дважды и замолчала.
Они посмотрели друг на друга.
— Хорошо, — сказала она. — Давай еще раз.
— А как тебя зовут?
— Рами.
— Рами?
— Пока только Рами. Тебя это не волнует?
Он покачал головой и задал вопрос — тот словно сам соскочил с языка. Если бы он подумал немного, может, и не спросил бы.
— А почему ты здесь?
Но, слава богу, Рами ничуть не смутилась:
— Потому что мы с моей старшей сестрой сделали одну штуку… глупость. В основном сестра. Она удрала в Стокгольм и там где-то прячется. А меня не взяла, и я угодила сюда.
— А что вы сделали?
— Попытались отравить отчима. Мерзкий тип.
Они замолчали. Ян не знал, что сказать, но тут, к его облегчению, за дверью послышался крик:
— Ян! Ян Хаугер!
Он вздрогнул и открыл дверь. Санитар, похожий на Иисуса, но по имени Йорген.
— Тебя к телефону, Ян.
— Кто?
— Какой-то твой приятель.
Приятель? Ян посмотрел на Рами.
— Потом продолжим, — сказала она.
Телефон был в комнате для дежурного персонала, в другом конце Юпсика. Йорген показал дорогу и закрыл за собой дверь.
Кровать, стол, телефон с лежащей рядом трубкой.
Ян взял ее и поднес к уху:
— Да, я слушаю.
— Хаугер? Идиот… лузер засраный.
Ян знал этот голос. Он не мог выдавить ни слова — будто из легких выпустили весь воздух. Но у говорящего воздуха в легких хватало.
— Живой значит… а мы-то надеялись, что сдох. Даже помереть не сумел, мозгляк.
Ян весь покрылся потом, как в сауне. Больше всего ладони. Трубка чуть не выскользнула у него из руки.
— А знаешь, что мы про тебя рассказали в школе? Что мы видели, как ты дрочил в туалете и выл, как собака на луну.
— Это неправда.
— А кто тебе поверит?
Ян постарался набрать в легкие воздуха.
— Я ничего никому не говорил… Про вас.
— А то мы не знаем. Сказал бы — мы бы тебя вообще замочили.
— Вы так и так меня убьете.
В ответ он услышал смех. Причем ему показалось, что смеются несколько человек.
В трубке щелкнуло. Короткие гудки.
Ян опустил глаза — под ширинкой на внутренней стороне бедра расплывалось темное пятно. Он описался.
34
Единственное, что чувствовал Ян, вернувшись домой после полуночи, — тяжелую, будто чугунную усталость. Прогулка в подвалах Санкта-Психо высосала из него все силы.
Свалился в постель и тут же уснул.
Спал, как ни странно, крепко и спокойно, без снов. В половине восьмого был уже на ногах, а через час катил на велосипеде на работу — сегодня у него дневная смена.
Во дворе «Полянки» все, как обычно. Качели пусты, в песочнице валяются забытые пластмассовые лопатки и совки. Ждут детей.
Он открывает входную дверь и сразу замечает: что-то не так. Ханна, Андреас и несколько ребятишек толпятся в раздевалке… но Ханна должна была уйти еще час назад. У нее кончилась смена, и обычно она не задерживается.
— Привет, Ян. — Андреас поднимает ладонь.
Ян улыбается, но ни Ханна, ни Андреас не улыбаются в ответ.
— Все в порядке?
— Вообще-то да. — Андреас пожал плечами. — Только у нас будет какое-то собрание.
— Собрание сотрудников, — вставляет Ханна.
— Обычное собрание? Поднять самочувствие и настроение?
— Не знаю… не думаю. Что-то другое.
Андреаса, похоже, предстоящее собрание не интересует. И Ян тоже пытается соорудить равнодушную мину. Он снимает куртку, искоса поглядывая на Ханну. Ее голубые глаза настолько же красивы, насколько непроницаемы и холодны. Но она почему-то их отводит.
Через четверть часа все расселись в воспитательской. Все, кроме Марии-Луизы. Она стоит лицом к ним с прямой, как всегда, спиной и крепко сжимает ладони.
— Нам надо кое о чем поговорить, — заявляет она, — и это очень серьезно. Как вы знаете, здесь, в «Полянке», мы придаем огромное значение правилам безопасности, но они, как оказалось, у нас не действуют… — Она выдержала паузу. — Я пришла на работу в семь… и что я увидела? Дверь в подвал не только не заперта, она открыта чуть ли не настежь.
Мария-Луиза обводит глазами сотрудников. Ян прилагал все усилия к тому, чтобы у него не начали бегать глаза.
— Ханна, мы с тобой уже говорили на эту тему… ты сказала, что не знаешь, как это могло произойти.
Ханна согласно кивает. Глаза ясные и невинные, взгляд твердый и честный. Ян мысленно ставит ей пятерку.
— И в самом деле что-то очень странное с этой дверью, — говорит она. — Я точно знаю: когда я прилегла, дверь была закрыта.
Мария-Луиза пристально смотрит на Ханну:
— Ты уверена?
Ханна отводит взгляд. Буквально на полсекунды.
— Почти.
Мария-Луиза вздыхает и безнадежно вздергивает плечи — ну что тут сделаешь!
— Эта дверь должна быть заперта всегда. Всегда.
Настроение у всех подавленное. Ян смотрит на Марию-Луизу и пытается лихорадочно вспомнить: неужели это он забыл запереть дверь, когда вернулся назад?
— Привет, граждане! — Тяжелое молчание нарушает веселый тонкий голосок.
Мира. Стоит в дверях и улыбается во весь рот, нисколько не стесняясь выпавшего переднего зуба. Она только недавно выучила новое слово: граждане — и теперь вставляет его где ни попадя.
— Привет, Мира. — Мария-Луиза изображает материнскую улыбку. — Мы сейчас придем. Нам, взрослым, надо немного поговорить…
— Но Вилле и Валле пора спать! Им же надо постелить!
— Ян, — тихо говорит Мария-Луиза. — Пожалуйста, уложи Мириных кукол.
— Конечно!
Повезло. Он все время чувствует эту тонкую нить лжи и тайны, натянутую между ним и Ханной, и боится, что кто-то может ее обнаружить.
— Привет, гражданин!
— Еще раз привет, гражданка Мира!
Мира, похоже, очень довольна, что именно Ян пришел к ней в спальню. Они садятся на корточки у ее кроватки, Ян достает двух кукол и укладывает под одеяло. Здесь ему хорошо. Он устраивает одеяло так, чтобы кукольные тряпичные головки высовывались наружу, ладонями расправляет складки на простыне… но думает все же о другом.
Если он и в самом деле забыл закрыть дверь, это серьезная ошибка. Таких ошибок в дальнейшем допускать нельзя — тогда наверняка поставят камеру наблюдения.
— Вот так… Довольна, гражданка Мира?
Девочка с энтузиазмом кивает, наклоняется над постелью и по очереди гладит кукол по голове, после чего засовывает палец в нос и смотрит на Яна.
— А что хотел дяденька? — спрашивает она ни с того ни с сего. — Он хотел забрать Вилле и Валле?