Когда ему исполнилось десять, бабушка подарила ему часы со светящимся циферблатом, но они остались в кармане брюк в раздевалке.
Если, конечно, Банда четырех не выкинула их вместе с брюками и остальной одеждой в пруд, как грозились.
Агрегат по-прежнему включен. Пот заливает все тело, попадает в глаза и щиплет невыносимо.
Ложись на пол. Поближе к ведру, любители сауны любят плескать воду на камни, и тогда сауна заполняется горячим паром.
В ведре осталось немного воды.
Погоди… откуда ты знаешь, сколько здесь простояла эта вода? Каждый путешественник знает, что застоявшаяся вода может быть ядовитой. Но жажда невыносима, и он делает глоток. Вода и в самом деле скверная, тепловатая и пахнет так себе. Но он делает еще один глоток. И еще.
Хватит. Воду надо экономить.
Воду надо экономить… Как будто ты герой какого-нибудь приключенческого романа, но ты не герой. Ты совершенно беспомощен, ты даже дышишь еле-еле. Ты скорчился на полу и ждешь, и ждешь, и ждешь… Спортзал не рядом со школой, и сюда никто без необходимости не заходит.
И ни звука. Ты не слышишь ни звука, если не считать шума в ушах и тиканья проклятого агрегата. Надо встать и опять постучать в дверь. Стучать и кричать. Дверь толстая, и она не сдвигается ни на миллиметр.
Он опять ложится на пол. Но и на полу доски становятся все горячее. Под полками — обычный цементный пол, он наверняка прохладнее, но он не хочет туда лезть. Он знает, какая там грязь. Высохший пот тысяч любителей сауны. Они наверняка и плюют туда, и выбрасывают использованный снюс.
Но в конце концов он все же залезает туда, как маленький белый червячок, заползает на грязный и почему-то влажный на ощупь пол. Здесь и в самом деле прохладнее. Здесь можно дышать.
Ты лежишь на цементном полу и мечтаешь о друге. О крутом друге, который наконец заподозрит: что-то не так. Ты назначил с ним встречу в ресторане в городе и не пришел. Почему? Ты не знаешь его имени, и у тебя нет бумаги, чтобы его нарисовать, но ты можешь, по крайней мере, вызвать в воображении его образ.
Его имя… его имя — Затаившийся. Он предпочитает не показываться людям, он растворяется в окружении, он незаметен. Если присмотреться, можно его увидеть, но среди людей он незаметен.
И ты знаешь: Затаившийся устал ждать. Он встает из-за стола, платит за выпитый виски и решает тебя найти. И тут он преображается. Он уже не Затаившийся. Он — Мститель. С горящими глазами и кулаками, крепкими, как сталь. Вот так. Берегись, Торгни!
Он отключается… и снова приходит в себя.
Пота стало намного меньше, но жажда невыносима. Подтягивает к себе ведро, отпивает немного и опять ложится на цементный пол.
…Ты закрываешь глаза и мечтаешь. Время идет. Иногда ты поднимаешь голову и видишь: вот он, Затаившийся, он уже здесь. Он находит Банду четырех и выколачивает из них признание, что они сделали с его лучшим другом…
Но ты понимаешь, что это всего лишь видение.
Ты спишь, а управлять сном невозможно. Потом ты не помнишь, что тебе снилось, райские кущи или кошмары, но это все равно лучше, чем задыхаться в темноте.
Но рано или поздно ты проснешься, совершенно обезвоженный. Ты не знаешь, вечер или утро за стенами сауны, завтрак это или ужин — какая разница. Завтрак или ужин — все равно он состоит из пары глотков вонючей воды из ведра. На дне полно песка и волос, но ты пьешь все. До последней капли.
Что-то грохочет? Ты отставляешь ведро и слушаешь. Нет, это не Затаившийся. Это не он открывает дверь. Скорее всего, мимо спортзала проехал грузовик.
Ты умрешь здесь, в этой сауне. Теперь ты это знаешь. Ты лежишь ночью в пустыне. Только ночью в пустыне холодно, а здесь — тропическая жара. Ты иссохнешь и превратишься в мумию.
А пот можно пить? Даже если и можно — и что? Это твой собственный пот, твоя влага, и пота становится все меньше и меньше. Это уже и не пот, а покрывающая все тело маслянистая пленка.
А мочу? Ты голый, и тебе надо помочиться… можно попробовать.
Горькая на вкус, но все же жидкость. Один глоток, все, что тебе удалось добыть.
Ты подползаешь к двери. Щель под дверью — миллиметра три, не больше, но ты все равно изгибаешься и пробуешь заглянуть. Там все, как всегда. Блики от ламп на белом кафельном полу.
Весь мир притворяется, будто ничего не случилось, будто Банды четырех не существует.
Наконец, уже почти в бессознательном состоянии, ты заползаешь на верхнюю полку и дотягиваешься до банки с неизвестной жидкостью. И выпиваешь ее содержимое. Теплая, кислая, густая жижа, но ты допиваешь до дна. Жажда такова, что тебе все равно, что течет в глотку.
Допиваешь и крепко сжимаешь губы, чтобы не вырвать.
Ты должен удержать жидкость в организме, иначе тебе не выжить.
Но ты же и не хочешь выжить? Ты хочешь умереть… и для чего тогда вся эта борьба, минута за минутой?..
И ты ложишься на пол. Что сейчас? Суббота? Воскресенье?
Все. Сил бороться больше нет.
— А может быть, я и умер там, на полу, — сказал Ян и поднял на нее глаза. — Юпсик, скорее всего, Царство Небесное.
Он даже не заметил, как растянулся на полу и положил голову на колени Рами. Она покачала головой:
— Ты не умер.
Рами наклонилась над ним, приоткрыла рот, и он увидел кончик ее языка. Ян ждал второго в его жизни поцелуя, но она приблизила губы к его глазам и языком закрыла веки — сначала правое, потом левое.
И только когда он зажмурился, прижалась к губам и осторожно засунула кончик языка ему в рот.
Этот поцелуй был еще лучше, чем первый. Ян словно летел по ночному небу в окружении звезд, а тело ее прижималось к его телу и было гораздо мягче и гибче, чем можно было ожидать.
Она отняла губы, перевела дыхание и спросила:
— Но тебя все же спасли?
Он кивнул.
Ему хотелось бы пролежать так всю жизнь и не думать про эту проклятую сауну.
И наконец ты слышишь какой-то звук. Что-то гремит в раздевалке.
Ты открываешь глаза. В сауне по-прежнему очень жарко, но тебя бьет озноб.
Опять — шарканье шагов.
— Алло? — Мужской голос.
Ты пытаешься подняться на колени, но сил не осталось, и ты падаешь на дверь, ударяешься руками и лбом и пытаешься постучать…
Дверь открывается, и ты медленно валишься ничком на кафельный пол.
В душевой очень холодно. Ты опять проваливаешься в темное беспамятство. На несколько секунд, потому что, когда ты открываешь глаза, твой спаситель по-прежнему стоит рядом и смотрит на тебя с удивлением.
Теннисист. Седоволосый. И усы седые. Тренировочный костюм. В руке у него — деревянная щетка, и ты постепенно понимаешь, что это та самая щетка, которой Банда четырех заклинила дверь в сауну, перед тем как удрать.
Теннисист смотрит на тебя, вытаращив глаза. Будто ты показал ему ловкий фокус, когда вывалился из бани.
— Ты что… был там? — задает он идиотский вопрос.
Ты кашляешь, судорожно хватаешь ртом воздух, но ответить ему не можешь. Во рту все пересохло, и ты не в состоянии пошевелить языком. Ползешь мимо своего спасителя, мимо его белых теннисных туфель и медленно, хватаясь за стену, встаешь на ноги.
Ты жив. Чуть не падая, делаешь два шага, наклоняешься над раковиной, дрожащей рукой поворачиваешь кран и пьешь, пьешь, пьешь, пьешь… Пять глубоких глотков, шесть, семь, восемь. Внезапно и сильно заболел живот — вода слишком холодная.
— Тебя кто-то там запер?
Он ждет ответа. Но ты только качаешь головой и на подгибающихся ногах выходишь из душевой.
Наконец-то на свободе. Тебя трясет от холода, но мысль встать под душ и включить теплую воду в голову не приходит. Цела ли твоя одежда?
Цела. Джинсы, майка, свитер, куртка — все на месте. Банда четырех оставила твою одежду на месте. Или просто забыли про свою угрозу.
Ты натягиваешь футболку, потом шерстяной свитер, куртку, трусы. Именно в таком порядке.
Джинсы… надо быстро надеть джинсы и уходить, но сначала посмотреть на часы.
Теннисист не хочет оставить его в покое. Он заходит в раздевалку:
— Как тебя зовут?
Ты не отвечаешь на вопрос. Вместо этого задаешь встречный. Голос хриплый, как у больного ангиной.
— Какой сегодня день?
— Воскресенье. У нас сегодня игра. — Он смотрит на часы. — Двадцать пять минут второго.
Половина второго, воскресенье.
Посчитай. Зажмурься и посчитай.
Ты провел в горячей сауне почти двое суток — сорок шесть часов.
Можно ли назвать это счастливым концом? Вильям нашелся, родители могут спокойно вздохнуть после двух дней адовых мук.
И в детском садике настроение получше.
У всех, кроме Сигрид. Она взяла больничный и лечится у психотерапевта. Кризисное лечение.
А его самого опять допрашивала полиция.
Прямо ничего не было сказано, но что-то они подозревали. Через день после того, как Вильям нашелся, к нему приходили и осматривали его квартиру. Ну и пусть. Никаких следов не нашли и не могли найти. Он опять побывал в бункере. Все выкинул, отнес подальше и сжег.
А еще через два дня его вновь пригласили в полицию.
Допрос проводила та же женщина, что и тогда, и доброжелательности у нее не прибавилось.
— Вы последний, кто видел мальчика в тот день в лесу… И вы же его нашли.
— Это не так, — терпеливо разъяснил Ян. — Нашел его не я, а этот пенсионер… не помню его имени.
— Свен Аксель Ольссон.
— Да… именно он нашел Вильяма. А мне повезло увидеть их вдвоем.
— А до того?
— В каком смысле — до того?
— Как вы думаете, где был Вильям до того, как вы его нашли?