— Накрахмалены.
— На борт кого-нибудь из них приглашал?
— Нет. Это все довольно мерзкая публика.
— Плоховато.
— Да уж.
Бен снова сел и принялся счищать пылинки с брюк. Потом сказал Джонатану, что собирается сегодня попасть на самолет в Штаты.
— Мне завтра к утру надо быть уже в Аризоне.
— Передай Джордж мою пламенную любовь.
— Непременно.
Бен вздохнул, энергично потянулся, пробубнил что-то вроде «Поправляйся» и встал, намереваясь уйти. Когда он взял корзину с фруктами и поставил ее возле кровати, Джонатана вновь разобрал смех. На сей раз Бен просто стоял и терпеливо сносил все это — все лучше, чем длинные паузы. Но некоторое время спустя он начал чувствовать себя глупо и тогда поставил корзину на пол и двинулся к дверям.
— Да, Бен?
— Что?
Джонатан смахнул набежавшие от смеха слезы.
— Ну, во-первых, как это тебя угораздило вляпаться в эту монреальскую историю?
…Прошло немало минут. Бен стоял у окна, прижавшись лбом к раме, глядя вниз, на машины, ползущие по безликой улице, вдоль которой какой-то оптимист высадил рядок саженцев. Когда он, наконец, заговорил голос у него был хриплый и подавленный:
— Застал-таки меня врасплох.
— Так я ж все время репетировал, пока лежал здесь и считал дырки в потолке.
— У тебя неплохо вышло, старик. Давно узнал?
— Всего пару дней назад. Сначала все были какие-то крохи. Я пытался представить себе этого хромого в Монреале. Ни один из ребят, пошедших со мной на гору, не вписывался вполне. А ты… ты был единственным, кроме них, членом команды. Потом все стало становиться на места. Вроде того совпадения, что Майлза я встретил именно в твоем пансионате. И почему Джордж Хотфорт вкатила в меня только половину дозы? Майлз так не поступил бы — он ведь уже получил от меня ответ. И с какой стати Джордж стала бы это делать для Майлза? Насколько мне известно, всерьез ее интересовало только одно, а этого-то Майлз и не мог ей предложить. Но она вполне могла проделать нечто подобное для тебя. А ты вполне мог хотеть, чтобы она это сделала, потому что ты хотел, чтобы я убрал Майлза побыстрее, пока он не сообщил мне, кто был этот второй в Монреале.
Бен обреченно кивнул.
— Я просыпался посреди ночи весь в поту, представляя себе, что там, в пустыне, этот Меллаф назвал тебе мое имя и что ты просто играешь со мной, как кошка с мышкой.
— Я не оставил Майлзу никакой возможности сказать мне что-либо.
Наступившую тишину нарушил Джонатан:
— Как он на тебя вышел?
Бен продолжал смотреть из окна на улицу. Вечерело, и на улице зажглись первые фонари.
— Ты же знаешь, как я из сил выбивался, чтобы что-то вышло с моей школой скалолазов, когда сам уже не мог ходить в гору. В общем, эта школа никак себя не окупала. Приезжало совсем немного людей, да и те — старые товарищи по восхождениям, с которых мне было противно брать деньги. Знаешь, в газетах не так уж много объявлений, что кому-то требуются на работу увечные экс-альпинисты. Наверное, я мог бы найти себе какое-нибудь местечко типа «с девяти до пяти», но это же совсем не в моем стиле. Думаю, ты-то меня поймешь, учитывая, чем ты сам зарабатываешь на жизнь.
— Больше нет. Я ушел оттуда.
Бен серьезно посмотрел на него.
— Это очень хорошо, Джон.
Потом он снова стал смотреть, как по темнеющим улицам ползут машины. Когда он заговорил, голос его был сух:
— Однажды, как из-под земли, является этот самый Майлз Меллаф и говорит, что у него есть для меня предложение. Он построит мне роскошный курорт и маленькую школу скалолазания в придачу, а мне нужно будет только встречать и провожать его людей, не задавая вопросов. Я знал, что тут какой-то криминал. Кстати, и Меллаф никогда не отрицал этого. Но я так много задолжал и… — Он замолчал.
Джонатан разорвал целлофан табачного цвета и вынул из корзины яблоко.
— Майлз по-крупному занимался наркотиками. Я думаю, что твой пансионатик играл двойную роль — и дом отдыха для его оптовиков, и перевалочный пункт для переброски товара с востока на запад и обратно.
— Примерно так. Это продолжалось пару лет. И все это время я понятия не имел, что вы с Меллафом — враги. Я даже не знал, что вы знакомы.
— Ну ладно. Это объясняет твою связь с Меллафом, но не объясняет, почему ты отправился в Монреаль.
— Мне не очень-то хочется об этом говорить.
— По-моему, мне-то ты обязан объяснить. Я не полез бы на эту гору, если бы ты сказал мне раньше.
— Нет! Ты бы меня пристрелил и получил свои деньги, — прохрипел Бен.
— Едва ли.
— Ты хочешь сказать, что смог бы отказаться от своего дома, картин и всего прочего?
Джонатан молчал.
— Ты не уверен, да, Джон?
— Не уверен.
— Одной честности здесь мало, Джон. Во всяком случае, я много раз пытался отговорить тебя идти на эту гору, чего бы это мне ни стоило. Умирать я не хотел, но я и не хотел, чтобы ты умер из-за меня на этой горе.
Джонатан не собирался давать разговору уйти в сторону.
— Скажи мне, как ты попал в Монреаль?
Бен хрипло и тяжко вздохнул.
— Да наделал я глупостей, старик. Глупостей, которых опытный профессионал, вроде тебя, не сделал бы. Я подписал кое-какие контракты… в общем, в таком роде. Потом моя… — Он плотно прикрыл глаза и прижал к глазницам большой и указательный палец. — Потом моя дочь пристрастилась к наркотикам и… Меллаф о ней позаботился. Он ее устроил в одно заведение, где ее вылечили… После этого я был в его власти. И я задолжал ему…
Джонатан нахмурился.
— Твоя дочь, Бен?
В глазах Бена появился холодок.
— Да. Не все-то вы знаете, доктор. Джордж Хотфорт — моя доченька.
Джонатан вспомнил, как спал с ней и как потом бил ее. Он опустил глаза и увидел ненадкушенное яблоко. Он начал медленно обтирать его о простыню.
— Ты прав. Этого я не знал.
На этой теме Бен предпочел не останавливаться.
— Майлз все это время знал, конечно, что мы с тобой друзья. Он все прикидывал, как бы втравить меня в большую неприятность, чтобы он мог предложить меня в обмен на то, чтобы ты вычеркнул его из своего списка и дал ему, для разнообразия, вздохнуть спокойно.
— Такая игра в его духе. Он всегда предпочитал окольные пути.
— А это дело в Монреале дало ему возможность крепко меня подставить. Он сказал мне, что я должен поехать. Мне нужно было пойти с какой-то какашкой по фамилии Крюгер и получить записку или что-то вроде того. Я не знал, что кого-то собираются убить. Но если бы и знал, особого выбора у меня не было.
— Но к убийству ты совсем непричастен?
— Так, наверное, нельзя сказать. Я же не остановил его. Я просто стоял и смотрел, как человека убивают. — Он говорил мрачно, преисполнившись отвращения к самому себе. — А когда Крюгер начал его потрошить, меня…
— Тебя вырвало.
— Да, точно. По-моему, я не создан для убийств. — Он вновь отвернулся к окну. — В отличие от тебя, старик.
— Нечего мне лапшу на уши вешать. В принципе ты ничего против убийства не имеешь. Тебе ведь очень хотелось, чтобы я для тебя убил Майлза. Ты просто не мог это сделать сам.
— Наверное.
Джонатан бросил яблоко обратно в корзину — это был подарок Бена.
— Скажи-ка, а зачем ты полез снимать меня с горы? Ведь если бы я погиб вместе с остальными, ты мог бы отправляться домой совершенно спокойно.
Бен улыбнулся и покачал головой.
— Не воображай, что такая мысль не приходила мне в голову, старик.
— Но ты не создан для убийств?
— Да, и кроме того, я твой должник — ты же снял меня с Аконкагуа.
Бен развернулся лицом к Джонатану.
— Что будет теперь?
— Ничего.
— Не станешь вредить старому приятелю, нет ведь?
— Люди из ЦИРа удовлетворены — им кажется, что они своего добились. Не вижу никакого смысла разубеждать их. Тем более, мне уже заплатили.
— А ты? Я же знаю, как ты обходишься с друзьями, которые тебя предали.
— У меня нет друзей, которые меня предали.
Бен подумал над этим.
— Ясно. Скажи-ка мне, старик, у тебя вообще-то друзья есть?
— Я очень тронут твоей заботой, Бен. Когда у тебя самолет?
— Уже надо идти.
— Прекрасно.
Бен задержался у двери.
— Ну, поправляйся, старик.
— Спасибо за фрукты.
Когда дверь за Беном закрылась, Джонатан несколько минут смотрел на нее. Он почувствовал опустошенность. Уже несколько дней он знал, что никогда больше не пойдет в горы. Он утратил интерес. И Бен ушел. И Джемайма ушла. И он устал считать дырки в потолке.
Он выключил свет, и синева позднего вечера заполнила комнату. Он закрыл глаза и постарался уснуть.
Какого черта! Никто ему не нужен. Ничего ему не нужно. Когда он вернется в Штаты, он первым же делом продаст эту чертову церковь.
Но картины — ни за что!