использовать эту преданность?
– Прошу всех встать, – говорит Фредди, снова завладев микрофоном. – Перед игрой мы молчали, а теперь споем так громко, чтобы Дэн оттуда нас услышал.
Вперед выходит девушка – из школьной команды чирлидинга – и ее звонкое сопрано возносится к небу в боевом гимне «Спартанцев». Вокруг меня все встают. Где-то рядом рыдает и улыбается какая-то девушка. У мужчин голоса хриплые.
На табло сменяются фотографии Дэна. Хохочет с товарищами по команде. Тянется за мячом. Сосредоточенно готовится к подаче. Широко улыбается, пожимая руку охотнику за талантами, который подобрал ему университетскую команду.
– Дэн, дружище! – орет Фредди, – мы тебя любим!
По его команде стадион разражается тройным приветственным криком, сотрясающим трибуны. Игроки убегают с поля – и их энергия вибрирует во мне.
Эта энергия дарит мне чувство, что все возможно. Абсолютно все. Мне надо просто постараться.
Я поднимаюсь с места и иду искать Фредди. Он с товарищами может сделать кое-что полезное.
25Сара
По-моему, все ведьмы подсознательно ждут того дня, когда случится нечто подобное. Это – вопрос не «если», а «когда», и к такой ситуации все родители-маги готовят своих детей.
Конечно, на моем доме стоит защита. Однако она не очень сильная – иначе и не может быть при столь тесно стоящих домах старого города. Фасад нашего дома выходит на тротуар, а значит, я не могу окружить его защитой. Зачарованные пучки растений над дверями и окнами – гарантия того, что войти сможет только тот, кому я открою.
А большего нам не позволено. Закон не допускает использования колдовства для самозащиты – в отличие от огнестрельного оружия. Колдовство считается противозаконным при любых обстоятельствах, даже самозащита в случае нападения, даже если вы даете отпор напавшему на вас у себя в доме.
Это было не нападение. В том, что использовалось, не было насилия: яйца, мука, краска. Но тут есть злоба. Презрение и угроза.
Мне стало тошно, когда я это увидела. Они пришли к нашему дому глубокой ночью и сотворили вот это. Слава Богине, Харпер здесь нет.
Ночью меня разбудили громкие мужские крики с улицы. Но в Сатнктуэри, как и во многих других городках, исторический центр – это еще и туристический центр. Здесь расположены отели и бары. Тут бывает немного шумно. Так что я повернулась на другой бок и заставила себя заснуть.
А вот стоило мне утром спуститься вниз, как я это увидела. Первым делом мне показалось, что по окнам стекает кровь, так что я вызвала копов. Из патрульной машины вышел этот славный паренек, Гринстрит. Его бабушка время от времени ко мне обращается.
Его присутствие действует успокаивающе, хотя от возмущения я перехожу к пугающим мыслям о том, что это может означать. Мы с ним оцениваем ущерб, когда подъезжает вторая машина: следователь, которая ведет дело Дэниела.
– Есть предположения о том, кто это вам устроил? – спрашивает она. – Или предположения о том, почему?
– То, что здесь вы, а не обычный патруль, говорит, что мы обе знаем, почему. А вот кто…
Она кивает. Что она за человек, эта следователь? Она пошла в больницу, чтобы перехватить Харпер, а не стала разговаривать с моей девочкой дома, в моем присутствии. Зачем ей это понадобилось?
Она наверняка слышала обвинения Джейка Болта. Она поверила ему – сыну своего коллеги-правоохранителя? Она считает его достойным доверия свидетелем?
Как она относится к магии?
Я ничего не могу прочесть по лицу агента Мэгги Найт, пока она рассматривает мой испоганенный дом. А потом она хмурится.
– А это что значит?
Краску в основном просто наносили пятнами, но один участок явно сделан с помощью аэрографа: направленный под углом вниз луч, а от него вверх, тоже косой, словно завалившаяся на бок буква V.
Честер Гринстрит наблюдает за Найт, которая имитирует нужное движение: вниз, а потом вверх. Вниз, потом вверх. И когда она это делает, я опознаю, какой знак она нарисовала – вернее, начала рисовать.
Она тоже это поняла. Это говорит мне, что она – хороший коп. Не знаю, должна ли я почувствовать облегчение или еще сильнее встревожиться. Использует ли она свои умения для того, чтобы доказать невиновность моей дочери, или составить ложное обвинение против нее?
– Это – первые две линии пентаграммы, – говорит она. – Но на этом они остановились. Может, им помешали – тогда их кто-то должен был видеть. Или же они остановились, потому что осознали последствия.
– Мэм?
– Это было бы преступлением на почве ненависти, Честер. Метка на доме ведьмы из-за того, кто она. Если им не помешали, то они не закончили потому, что кто-то из них достаточно сообразителен, чтобы это понять.
– «Кто-то из них»? Откуда вы знаете, что тут было больше одного человека?
Найт указывает на разнообразные субстанции, украсившие мой дом:
– Краска. Мука. Яйца. Пробовали бегать, держа все это в руках или в пакете для покупок? Я не советовала бы. А все надо сделать быстро, пока вас не заметили. Бам-бам-бам! Больше народа – быстрее идет работа.
Она поворачивается ко мне.
– Мне понадобятся фотографии и образец краски. Сержант Гринстрит займется этим прямо сейчас. У меня в машине есть набор для сбора улик, Честер. А потом вам можно будет все это убрать. Вам кто-то сможет помочь?
– Пьер, – отвечаю я мгновенно. – Он мой друг. Занимается реконструкцией домов, интерьерами и прочим…
– Отлично. Звоните ему.
Трясущимися руками я набираю номер Пьера. Он часто бывает занят. Но мне можно было не беспокоиться – он отвечает тут же. Я рассказываю все как можно спокойнее, и он обещает быстро приехать. Закончив звонок, я вдруг начинаю плакать.
Что это за дешевая угроза? Зачем кто-то это сделал – и почему именно сейчас? Объяснение может быть только одно: они поверили обвинению против Харпер. Пентаграмма говорит именно об этом.
Следователь явно считает так же, потому что она спрашивает, где моя дочь, и говорит, что хотела бы еще раз с ней поговорить.
– Харпер нет дома, агент. Как правило, рано утром она уходит на пробежку, а то, что она делает потом – для меня тайна. Подростки – как коты: приходится просто надеяться, что они найдут дорогу домой.
Она кивает, явно удивляясь тому, что я не знаю о каждом шаге Харпер и не запираю ее на ключ. Но у нас так растить детей не принято – не важно, есть у них магические способности или нет. Моя дочь – вольная пташка.
Я не встречаюсь взглядами с соседями, пока следователь инструктирует своего сержанта, а сами они не решаются спросить, что случилось. Я испытываю глубокое облегчение, когда из-за угла появляется машина Пьера.
Он возмущен увиденным.
– Господи, Сара! – он поворачивается к следователю. – Надеюсь, вы намерены найти психа, который это сделал?
Мэгги Найт уставилась на Пьера. То есть – многие не могут оторвать глаз от Пьера: он мужчина красивый, тело у него в отличной форме благодаря его работе, и выгодно подчеркивается футболками и джинсами, которые он носит. Однако она уставилась на него так, будто его узнает.
– Мистер Мартино, – говорит она, протягивая ему руку для рукопожатия.
Я не называла его фамилии!.. Но тут я замечаю, что она написана на боку его фургона. «Успокойся, Сара. Не дай паранойе разгуляться».
– Я пару дней назад познакомилась с вашей дочерью, – говорит следователь. – Изабель, так?
– С Иззи? – по лицу Пьера расплывается улыбка – как всегда, когда упоминают его дочь. – Моя куколка все еще не оправилась после мононуклеоза. Как она?
– Чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы открыть мне дверь. Славная девочка.
Коп ответно улыбается. Может быть, она уставилась на него по той же причине, по которой это делают все женщины. Господи, Пьер такой обаяшка! Благодаря его приезду мне уже лучше.
Я надеюсь, что коп нас оставит одних, но, когда Пьер уходит к фургону выгружать лестницу и банку с растворителем, агент Найт поворачивается ко мне.
– Мне действительно надо поговорить с Харпер, мисс Фенн. Вы не возражаете, если я зайду в дом и подожду ее? И в любом случае, мне хотелось бы переговорить и с вами.
И я, как опытная ведьма, знаю, что полисменам не отказывают.
26Мэгги
На самом деле мне нужна Харпер, но пока что я хочу задать миллион вопросов ее маме. Так с чего мне начать?
Вопрос, который я задавать не буду, не оставляет меня все это время, но появление Мартино остро мне о нем напомнило. Почему уже через считанные дни после возвращения в Санктуарий я собрала всех действующих лиц того вечера шестилетней давности: Эбигейл Уитмен, Бриджит Перелли-Ли, Джулию Гарсия – и вот теперь еще Сару Фенн и Пьера Мартино? Единственный ребенок, которого я тем вечером видела – это Дэниел Уитмен, но судя по моему докладу, там находились и остальные: Харпер, Изабель и Беатриз.
Случайное совпадение?
А может и нет. Но сейчас у меня на первом месте не это.
Я еще никогда не оказывалась так близко от ведьмы. Я никогда не пользовалась колдовскими услугами, а в моей школе не было детей с даром. Пока Фенн наливает нам обеим воды, я изучаю ее лицо и манеру двигаться, словно они что-то скажут мне о ее способностях и способностях ей подобных.
Она высокая, с тонкой талией и широкими бедрами, и ноги она ставит широко, как будто они тянут силу из земли, словно корни деревьев. У нее густая темно-каштановая шевелюра, тронутая хной, чтобы скрыть появившуюся уже седину.
Мне представляются многие поколения подобных женщин: собирающие травы в горной Шотландии, нарезающие и растирающие их на каменных плитах, набирающие дождевую воду в серебряные ковши. Я представляю себе одну женщину – возможно, очень похожую на Сару – которая скатывает свои драгоценные схемы, заворачивает в промасленную козлиную шкуру, укладывает их в сундук. День за днем она ведет своих детей к берегу, к кораблю, который поплывет в новую страну.