Матерью умершего сына.
Я лежу на полу, еле дыша, и в наступившую тишину Бриджит шепчет глупости, поглаживая меня по спине. Меня поглощает зависть к тем переломанным, сбитым машинами бездомным животным, которых она успокаивала на металлическом столе ветеринара, пока игла не забирала их боль. Если бы она могла так же легко дать спокойствие мне!
Сара права. Она уже один раз вернула мне Дэниела. Она сделала бы это снова, если бы могла.
Но она не может, и мне надо ей верить.
Мне надо смириться.
Я делаю глубокий вдох, от которого у меня в легких что-то стучит, словно это меня возвращают обратно к жизни. Должен быть какой-то выход. Должен быть.
Я вытираю лицо. Тело Бриджит продолжает меня согревать, и я не знаю, сколько времени прошло, когда звонит телефон. Он звенит у Сары в кармане, но она не отвечает, пока он не замолкает.
Спустя секунду он звенит снова. И снова. И, наконец пищит предупреждение о сообщении.
Сара вытаскивает телефон. А потом она вскакивает, словно под ней вспыхнул костер, и бросается прочь.
42Сара
Я получила сообщение от Харпер. И когда я оказываюсь дома, та мечется по кухне. Она высокая – за последние несколько лет очень вытянулась – но я вдруг замечаю, что она к тому же сильная. Такие крепкие, ровные мышцы, натренированные регулярными пробежками. Она – существо вольное, и в этой комнатке похожа на оказавшееся в клетке дикое животное.
Моя мятежная девочка.
Экземпляр «Сентинел» лежит на столе между нами.
– Мне написала Беатриз, – говорит она. – «Милая Харпер, какой облом с этим смертным приговором» и тэ дэ. Сука. Но она ведь не врет?
Мне еще никогда в жизни не было так страшно. Ни разу с того момента, когда мне в первый раз дали новорожденную Харпер. Но и тогда все было по-другому. Я смотрела на свою новорожденную дочку и знала, что защищу ее от чего угодно. Не случайно в волшебных сказках говорится, что магия и материнская любовь – это непобедимое сочетание.
Вот только мы живем не на страницах книги сказок. Мы живем в Санктуарии. Когда Харпер была маленькая, я подумывала о переезде в один из ведьминских городов: Саммер-Порт в Орегоне, Мердо в Северной Каролине или даже в Новый Орлеан. Однако мне хотелось, чтобы она знала и обычную жизнь тоже – на тот случай, если решит не идти по моим стопам. Когда обнаружилось, что у нее нет дара, это только подтвердило, что я сделала правильный выбор, и все хорошо.
До этого дня.
Я никогда не прощу себе, если с ней случится что-то плохое в этом месте, где мои предки и я сама помогали и исцеляли в течение стольких лет.
– Я ведь говорила тебе не приезжать, – говорю я ей. – Затаиться. Почему ты здесь?
– А тебе не кажется, что в этих обстоятельствах мое отсутствие будет выглядеть подозрительно? Как я буду защищаться?
– Тебе не надо защищаться.
Она хватает газету и зачитывает ту самую строку, которую я только что читала Эбигейл.
– «…называют Харпер персоной, представляющей интерес для следствия»? Конечно, мне надо защищаться, ма!
– Нет. На этом все. Я только что была у Эбигейл, разбиралась со всем этим.
– У Эбигейл «разбиралась»?
Я вижу ее недоумение. Эбигейл была частью жизни моей дочери с самого рождения. Практически тетей, пока Харпер была маленькой. Она знала, что Эбигейл не одобряет ее свиданий с Дэниелом, хотя она со смехом согласилась с моими словами о том, что в глазах Эби ни одна девушка не будет его достойна.
– Это… – я совершенно не знаю, как сказать это внятно. – Эбигейл сошла с ума, Харпер. Ты ведь знаешь, что Дэниел был для нее смыслом жизни. Она хотела, чтобы с помощью магии я…
– Что?
– Сама догадываешься, что. Не заставляй меня говорить.
– Вернула его?
Харпер продолжает смотреть прямо на меня. Я жду, что она вот-вот рассмеется и скажет что-то вроде «магия такого не может». А она не говорит. Вместо этого ее слова заставляют меня снова задуматься о том, что именно она видела в тот вечер шесть лет назад.
– Шутишь, ма? Ты же знаешь, что делают с ведьмой даже за попытку воскрешения! Пожизненное заключение.
Она права.
Наказание за некромантию суровое: пожизненный запрет на любую магическую практику, конфискация всех ведьминских артефактов и большой тюремный срок, вплоть до пожизненного заключения. Законодатели Соединенных Штатов, установившие такое наказание в период Гражданской войны, воображали всяческие непотребства: поднятых солдат, которых отправляют умирать снова и снова в виде неутомимой армии мертвецов, и ужасы рабства, продолжающегося даже после смерти.
В последний раз приговоренной за попытку некромантии стала молодая беременная женщина, муж которой погиб в автокатастрофе. Она потерпела неудачу – и все равно получила двадцать лет. Ее ребенок родился за решеткой и был отнят у нее и передан на усыновление. Это было десять лет назад, но я помню то дело – как и то, что общественность ее совершенно не поддержала. Люди предпочитают, чтобы мы лечили ангины и укрепляли браки. И они хотят, чтобы им не напоминали о том, на что могут быть способны ведьмы.
Но почему про это знает Харпер? Моя лишенная дара девочка, я ведь не знакомила ее с теми суровыми истинами, которым меня научила моя бабушка – тому, как себя должны вести ведьмы в обычном мире. Она никогда не ездила в летний лагерь, чтобы общаться с другими детьми ведьм с иными магическими традициями и усваивать те правила, которым мы все следуем.
Значит, она видела то, что я сделала тем вечером. Разбиралась с тем, что это означает. Не стало ли это еще одной причиной ее равнодушия к моему ремеслу? Не только из-за того, что у нее нет дара, но и потому, что он способен на нечто столь противоестественное?
Может, она не спала всю ночь, боясь, что за ее мамой-некроманткой явится полиция?
Есть ли в ее жизни хоть что-то, не испорченное моей магией и ее отсутствием у нее самой?
Пока все эти мысли кружатся у меня в голове, Харпер замерла передо мной в ожидании ответа. И сейчас на кону стоит не моя свобода, а ее жизнь. Ее надо успокоить.
– Послушай, у этих домыслов два источника: Эбигейл и Джейк Болт. Без них эти нелепые обвинения просто исчезнут.
Я рассказываю ей о том, что только что предприняла. Как мы с Бриджит пришли в Эбигейл. Я не делюсь с ней тем, как больно мне было так поступать с женщиной, чья жизнь настолько тесно переплелась с моей. Но я бы сделала это снова, хоть десять раз, если это убережет мою Харпер.
Я сделала бы и не такое.
– Так что, по-твоему, Эбигейл не станет обвинять меня в убийстве ее сына? Как это мило, – Харпер кривит губы. Остатки ее детской привязанности к тете Эбигейл выжжены белым огнем ее гнева. – А как насчет Джейка? Этот подонок все не мог разобраться, хочет ли он меня или ненавидит. Похоже, он наконец понял. И теперь он науськал на меня своего папочку. И что ты можешь с этим поделать? Я знаю, что шеф к тебе захаживает, так что, надо думать, у тебя есть образцы – волосы или еще что. Ты можешь провести обряд и заставить его закрыть дело.
– Нет, у меня другие планы. Так магия не работает.
В глазах Харпер вспыхивает ярость, и я снова ощущаю печаль – ту, которая никогда не исчезает – из-за того, что мне приходится растолковывать тонкости магии моей дочери, у которой ее никогда не было. Могу только догадываться, какой беспомощной она себя чувствует, как ей страшно и насколько она отчаивается, раз требует чего-то столь аморального.
Каково это – увидеть написанным черным по белому, что тебя обвиняют в преступлении, которое карается смертью?
– Ну, и что это за планы?
Я думаю о шантаже. Проблемка нашего шефа? Ему не захочется, чтобы она всплыла. Это поставит под вопрос его работу. И не только должность, но и спокойствие его семьи и его репутацию в церкви. Это ведь будет для него важнее, чем возможность поддержать фантазии своего спятившего от горя сына?
Я бы никогда не стала так действовать: это нарушает конфиденциальность отношений ведьмы и клиента и, что еще хуже, противоречит всем тем принципам, которые в меня вбивала бабушка. Но все это перестает иметь значение рядом с необходимостью защитить Харпер.
– Не бери в голову, – говорю я ей, – потому что тебя нельзя будет обвинить в соучастии в том, о чем ты вообще не знаешь.
Харпер кивает.
– Как скажешь, ма. Только не… не возвращай Дэниела.
– Я же сказала, что не могу это сделать.
Она вскидывает руку, но замолкаю я только из-за того, как она смотрит на меня. У Харпер очень-очень светлые глаза, так что создается впечатление, будто ты можешь заглянуть прямо в нее. Вот только это не так.
– Если ты о чем-то не говоришь, значит, я не смогу обвинить тебя во лжи. Нет: ты не должна возвращать Дэниела, потому что он заслуживал смерти.
43Сара
О чем она? Каждое ее слово – это капелька аконита: пяти капель достаточно, чтобы мое сердце сжалось и остановилось.
– Он заслуживал смерти?
– Да. Я тебе не рассказывала, потому что мы с тобой хорошо умеем не разговаривать друг с другом. Мне хотелось разобраться с этим самой. Но Дэн сделал мне больно.
Харпер втягивает в себя воздух – столько, чтобы наполнить легкие до отказа – а потом вскидывает голову.
– Он меня изнасиловал, ма.
Это слово режет меня ножом – так глубоко, как никогда раньше. Это больнее, чем отсутствие у Харпер дара. Это больнее, чем смерть бабушки.
Я ее подвела. Я не справилась с единственным делом, которое было у меня на этой земле. Не уберегла своего ребенка.
И тут мои мысли уходят в прошлое – к тому, о чем мне невыносимо думать. Шесть лет назад я вернула к жизни парнишку, который изнасиловал мою дочь!
К горлу подступает желчь, я опираюсь на стол. Эйра влетает в дом с громким мявом и тычется мне в ноги. Я поднимаю ее и сжимаю до боли крепко, но она не протестует. Мой милый фамильяр, моя вторая душа. В тот вечер у Бриджит ее со мной не было. Она не замешана в том преступлении, которое я совершила. Преступлении против моего ремесла и против уроков моей бабушки. Преступлении против морали. Против закона и против законов природы.