– Секс? Сплетни? Мне казалось, это дело об убийстве с применением колдовства, а не гребаный сериал про старшеклассников «Свит Вэлли».
– Я почти уверена, что в «Свит Вэлли» секс-видео не было, сэр.
Реми фыркает:
– Я не все серии смотрел. Но эта запись? Ты про нее не говорила.
– Я не была уверена, что она имеет отношение к делу. Пока сама запись не обнаружилась – только скриншот, на котором видны погибший и обвиняемая. Когда его запостили, то там обвиняли Харпер Фенн, дочь ведьмы, в том, что она шлюха «и еще похуже».
– «Похуже»? И какая она, эта ведьмочка? Что она говорит о том вечере?
– Я еще официально с ней не беседовала, сэр. У нас был короткий разговор, когда ее выписывали из больницы.
– Эй, слышишь стук, Мэгз? – Реми постучал пальцем по лбу. – Это звук твоего горшочка, который ни черта не варит. Почему ты с ней не беседовала?
– Поверь, я пыталась. Она проводила время вне Санктуария – что вполне понятно.
– Готовила побег? – рявкает Реми.
– Не думаю. Мать дала понять, что это ее нормальное поведение. Но – да, ее найти не получалось. И мне надо сделать еще много чего. Потому что на данный момент все это так называемое дело об убийстве в реальности остается на уровне «он сказал – она сказала». Единственное, что указывает на ее вину, это показания лучшего друга погибшего, от которого также пришло видео, на котором она якобы применяет магию…
– И там еще сын шефа, так? Ага. Это он сделал то заявление. Она все отрицает. Бесполезно. А беседа с ней создаст предположение о виновности, поощрять которое в создавшейся атмосфере было бы неправильно.
– Совершенно верно. Я решила, что лучше дождаться оценки эксперта по магии. Если мне скажут, что в том доме магии не было, а она махала руками просто в ярости из-за того, что кто-то показал ту запись, то разговор перейдет в другое русло.
– Ясно. Так что вези эксперта в тот дом, как только прутья ее гребаной метлы коснутся земли Коннектикута. А потом, как только поймешь, с чем именно имеешь дело, говори с той девицей. Когда мы будем знать, что магии не было, разговор станет чистой формальностью: «В каком настроении был погибший? Он очень огорчился, когда вы расстались?» и так далее. Если тебе надо, чтобы мамаша с минимальным шумом согласилась закрыть дело как смерть от несчастного случая, то достаточно намекнуть, что альтернативной версией будет самоубийство – и это ей мозги прочистит.
Вот дерьмо. Хорошо, что я по делу Даунс убедилась: у лейтенанта Реми Ламара есть сердце – иначе можно было бы подумать, что под этим шикарным пиджаком только дорогая рубашка и грудная клетка с крошечным кусочком льда.
– Я прошу мне доверять, сэр, – говорю я. – Я смогу рассказать этим людям правду насчет их детей. Мы ведь ради этого и работаем, верно?
Мой босс открывает рот – и тут же его закрывает. И у меня сердце готово выпрыгнуть из груди, потому что до этого мгновения, когда Реми еще может меня отстранить от расследования, я не осознавала, насколько меня в него затянуло. Я практически не дышу, пока он не начинает говорить.
– Ну да, продолжай добиваться истины и справедливости, Мэгз. Лично я здесь только для того, чтобы оплачивать счета моего мужа за костюмы от «Брукса» и покупать сыну экологические подгузники. Я буду просматривать СМИ – и жду отчета, как только твой эксперт проведет свою фигню.
Он шевелит пальцами мистически – чем заслужил бы выговор с занесением, если бы его увидели. А потом, взмахнув полами плаща, исчезает за дверью.
И мне можно работать дальше.
45Мэгги
Новый день. Новое начало. И, надо надеяться, начало конца нашего расследования. Машина Честера с магом останавливается у виллы «Вояж». Он встречал нашего эксперта в аэропорту.
Если на фотографии Роуэн поражает, то при встрече действует, как удар метеорита. Судя по широко открытым глазам Честера, он оказался в эпицентре его падения на обычных людей. Мне еще никогда не приходилось оказываться в такой близости от колдовского высокого напряжения. Интересно: Сара Фенн свое приглушает, или она просто не настолько сильна?
Когда мы обмениваемся рукопожатием, рука Роуэн оказывается необычно твердой – и я опускаю глаза. Каждый палец у нее обернут спиралью. Большая часть из них металлические, но одна похожа на кость или рог… И я опознаю в ней внутренний завиток раковины. От одного взгляда на них у меня по спине бегут мурашки.
Я описываю детали выгоревшего остова дома, и зоркие глаза ведьмы все впитывают.
– Предполагается, что здесь произошло преступление, – сообщаю я. – Нам надо узнать, применялась ли магия и нет ли здесь какого-то эмоционального отпечатка, который указал бы на намерение или мотив.
– Понятно. Перед тем как начинать, мне надо провести ритуал подготовки. Естественно, при оценке я буду применять признанные Собором магические практики, но готовиться я предпочитаю в соответствии с традициями моего племени. Так что, было бы неплохо, если бы вы подождали в машине, – это не просьба, – и развернули ее задом к дому. Мое искусство не предназначено для посторонних глаз.
Ведьма снимает с плеча ремень дорожкой сумки и опускается на колени, чтобы ее распаковать.
– Я нашел Роуэн жилье вне города, – говорит Честер, – чтобы исключить предвзятость – статьи Варли о нашем деле, или то, что Варли увидит Роуэн.
– Молодец, Бэтмэн.
Однако во взгляде моего сержанта заметно какое-то беспокойство.
– Что тебя гложет, Честер? Магия? Или то, что в этом деле фигурирует семьи, с которыми ты всю жизнь был знаком?
– Наверное, и то, и другое, – признается он. – Мне казалось, я знаю, что такое магия: всякие мелочи. Моя бабушка постоянно ходит к Саре Фенн и в восторге от нее. И мне казалось, что я знаю этих людей. Дэн Уитмен был вроде как местная звезда, а его папа – реально важная персона. Но это дело все меняет.
– Понимаю, – говорю я ему, – но такая уж у нас работа. Мы видим то, что нас сбивает и путает, но мы должны разбить это на части, которые будут звучать убедительно и в чем присяжные увидят истину.
Кивок Честера чуть не превращается в удар головой, потому что в окно стучат.
Роуэн готова.
У нее в руках две палки, соединенные железным кольцом. Половина оплетена кожаным шнурком, образуя ручку. Мы подлезаем под ограждающей лентой, и, когда входим в дом, у Роуэн в руке дергается неоплетенная рогатина. Наши ноги загребают толстый слой пепла и хрустят по углям.
А потом наш следователь стонет – громко и болезненно.
– Роуэн?
Честер подскакивает к ведьме и поддерживает ее под локоть. Она хрипло дышит и на мгновение обвисает на моем сержанте.
– Как вы? – спрашиваю я.
– Это… – Роуэн вытирает лоб. – Это… очень сильно.
– Вы хотите продолжить?
Полные губы кривятся.
– «Хотите» – это не то слово, которое тут уместно.
Честер – словно нервозная мамочка, которая впервые привела ребенка в детский городок – не сводит глаз с Роуэн. Ведьма тяжело дышит.
У меня дурное предчувствие. Потому что, хоть я и не специалист, но догадываюсь, что на нормальные, магически не долбанутые места, Роуэн так не реагирует.
– Вы можете сказать нам, что испытываете, – спрашиваю я, – или предпочтете тишину?
– Я… Это… Сейчас я ощущаю присутствие всех этих ребят. Подростковые эмоции такие сильные и путаные! Но есть и еще что-то.
– Магия?
– Гнев. И страх.
Страх. Страх ребят, увидевших, как друг умирает в разгар вечеринки в доме, который загорелся? Может, страх Дэна в момент падения – или когда он понял, что кто-то из присутствующих замыслил против него недоброе? Возможно, страх того, кто пришел его убивать – боящегося самого себя и разоблачения.
Когда мы входим в вестибюль, деревянные палки Роуэн начинают вибрировать. Это так похоже на камертон, что я ожидаю услышать зловещую ноту. Тишина почему-то пугает даже сильнее.
Тут действуют силы, которые я не способна увидеть, услышать или ощутить. Это как жмурки, в которые я в детстве отказывалась играть. Меня всегда начинало тошнить при мысли, что я буду ковылять вслепую, протягивая руки к людям, которые оказались бы в пределах достижимости – если бы я только знала, где именно. Или – почему-то это было даже страшнее – находились бы где-то совсем далеко.
Честер поднимает руку, и я смотрю в ту сторону. Он указывает на пепел, покрывающий пол. Он начинает кружиться, словно собираясь в небольшой смерч. Взгляд Роуэн устремлен вперед. Ведьма этого не заметила.
Что более рискованно? Помешать ей – или не сделать этого?
Роуэн идет вперед. Полшага, и еще половина. И опять – пока мы не стоим именно на том месте, куда, как я знаю по фотографиям (но о чем не говорила Роуэн), упал Дэниел.
– Да, – сказано очень тихо, – определенно да.
– Что – да? – шепчу я.
Взметающаяся вверх пыль дает мне ответ. Магия. Она пытается принять какую-то определенную форму, но снова рассыпается. Я смотрю – и во мне поднимается нечто вроде отвращения. Кажется, будто невидимая рука пишет в воздухе все злобные и обидные слова, которые мне в лицо когда-либо бросали.
– О! – изумленно выдыхает Роуэн.
Она смотрит на двигающуюся пыль так, словно никогда ничего подобного не видела – и я улавливаю момент, когда на ее лице изумление сменяется ужасом. Одним стремительным движением она убирает свои палки и вскидывает руки, двигая ими с натренированной плавностью.
А потом ведьма прекращает жестикулировать и произносит звук, который явно является приказом.
Я ожидаю, что пыль послушается. Повиснет в воздухе какой-то значимой формой. Этого не происходит.
Она взрывается. Я падаю на колени, кашляющая и ослепленная, закрывая глаза ладонями. У меня трещат барабанные перепонки – от давления, а не от звука.
Роуэн падает на пол.
46Сара
Журналисты принимаются за работу рано. Первый стук мне в дверь раздается в восемь утра.
– Сара Фенн? Я Анна Дао из ВКОН-ТВ. Извините, что так рано, но, думаю, у вас сегодня будет сложный день после той статьи в «Сентинел». Можно войти?