Я толком не помню ту полицейскую – только то, что она все настаивала, чтобы отвезти Дэна в больницу для осмотра. Я сидела рядом с ним на диване, держала за руку – и чтобы оторвать меня от него понадобилась бы сила десяти Пьеров.
Майкл все уладил. Разыграл карту медицинского факультета Йеля – и коп быстро отступила.
Вот и все. Никаких дополнительных расследований. Просто мой мальчик вернулся ко мне благодаря любви подруг.
У меня снова льются слезы. Поначалу тихие, но вскоре я уже сгибаюсь пополам и рыдаю. И эти слезы – нечто новое. Это не горе от смерти Дэниела и не презренная жалость к себе. Это стыд и раскаяние из-за того, как я обращалась с Сарой. Как я ей угрожала.
– Я – чудовище, – ахаю я, отшатываясь от утешений Бриджит: я их не заслужила. – Что я наговорила Саре, что сотворила. Господи, что я такое?
– Ты – женщина, которая перенесла такое, что мы даже вообразить не можем, – говорит Бриджит. – И чьи подруги ее любят.
– Как вы можете? Я угрожала Саре. Сказала, что верю тому, что Джейк говорил насчет Харпер. И я действительно этому поверила. Но это же не могла быть Харпер, да?
– Не могла, – подтверждает Бриджит.
– Сара должна меня возненавидеть.
– Нет, это не так. Ш-ш, нет.
Моя подруга прижимает меня к себе так, как тогда Пьер, и укачивает.
– Мы все понимаем. Сара понимает. Все будет в порядке.
Будет ли? Я разрываюсь на части. Я понимаю, что Дэн не вернется.
Понимаю, что Харпер не могла убить его колдовством.
Я не знаю, что делать теперь.
Но в этот миг сильных рук подруги и ее утешений достаточно.
49Мэгги
Честер реагирует первым и тащит Роуэн к двери. Я кашляю и выплевываю черную мокроту на пепел, а потом стираю с глаз песок и пыль.
Когда ко мне возвращается зрение, я тоже ковыляю прочь. Роуэн сидит на корточках на истоптанной земле и кашляет. Я еще никогда так не радовалась, слыша, как кто-то издает такие звуки, будто вот-вот извергнет из себя легкие.
Честер подскакивает к ведьме с ее сумкой, и Роуэн откапывает бутылку с водой. Встать у нее получается лишь через несколько минут, да и то опираясь на плечо Честера.
– Итак, ответ на ваш вопрос довольно очевиден, – говорит Роуэн. – Да, в этом доме применялась магия. И она была мощной. Настолько, что даже ее следы имеют силу.
– То есть вилла и сейчас находится под действием чар?
– Активных чар нет. Представьте себе костер. Даже когда огонь давно потух, угли остаются горячими. Ну вот: эта вилла все еще магически «горячая». Что бы тут ни происходило, это сделал кто-то очень одаренный.
Я кошусь на виллу, почти боясь, что те дымные символы вырвутся из разбитого окна и задушат нас. То, что мы там почувствовали, было… неправильно. Даже одно воспоминание делает эту виллу какой-то грязной.
Но что я говорила Честеру? Наша работа состоит в том, чтобы превратить то, что мы видели, в нечто осмысленное.
– Есть ли какой-то способ определить, кто это сделал? Если я познакомлю вас с человеком или дам вам вещь, которая ему принадлежала?
– Это – довольно щекотливый вопрос, агент. Как, например, получение образца ДНК без согласия человека. Но в данном случае есть кое-что еще. Как бы лучше выразиться? Магия индивидуальна, как отпечатки пальцев или почерк. Но вот это? Это словно текст, который напечатали, а не написали от руки. Как отпечатки пальцев без узора. Это просто магия. Я не поняла, откуда она взялась или чья она.
– А что если тут колдовала не одна ведьма? – предполагает Честер.
Я впечатлена: это умная мысль. Однако Роуэн качает головой.
– Не думаю. Ведьмам запрещено творить магию совместно с другим практикующим магом. Мы обязаны работать поодиночке с не-магическими ассистентами: именно так Собор определяет ковен. Однако один раз я такое видела в Кентукки. Ведьмы-тройняшки четырнадцати лет, ставшие собственным незаконным ковеном, развлекались тем, что проклинали животных на фермах у конкурентов своего папочки. Распутать это дело было непросто, но я разобралась: хоть это и ощущалось, как одно заклинание, источников было три. Здесь же такое ощущение, будто источника вообще нет.
Роуэн шатается, и Честер помогает ей опереться о патрульную машину.
– Вам не нужна помощь врача? – спрашиваю я. – Честер мог бы вас отвезти.
– Я не пользуюсь коммерческой медициной. Никогда не пользовалась и никогда не буду. Посмотрим, как я буду себя чувствовать завтра.
Наш эксперт выглядит полностью выжатой. Мне не хочется задавать новые вопросы, но я обязана.
– И еще одно, прежде чем Честер отправит вас отдыхать. Я бы хотела кое-что вам показать. Можно?
Мы забираемся в патрульную машину и садимся рядом. Честер с заднего сиденья пялится, вытянув шею, а я кладу на колени Роуэн телефон и нажимаю «включить».
Ведьма смотрит внимательно и морщится, когда запись доходит до конца – жуткого крика Джейка при виде тела своего друга. Однако насчет Харпер она ничего не говорит.
– И все? – спрашивает она. – Тот парень, который упал – это якобы и устроено магически?
– То есть вы на этой записи никакого колдовства не увидели?
– Нет. Я увидела, как двое ребят ссорятся. Вернее, одна девушка, орет на того, кто это записывает. Полагаю, что в конце мы слышим именно его голос.
– А ее… – я останавливаюсь, не желая задавать наводящий вопрос. Однако Роуэн Эндрюс не дура. Она уже сложила два и два и понимает, что я расследую. – …ее руки? Они?..
Роуэн снова включает запись, в замедленном режиме. Кадр за кадром. А потом еще раз. И еще.
– Что я делаю? – спрашивает она, двигая руками так, как это делает Харпер на видео.
Жесты отрывистые, напряженные, гневные. В них нет текучести. Никакой видимой целенаправленности. Мы с Честером растерянно переглядываемся.
– Я кому-то говорю, что я о нем думаю, – говорит Роуэн наконец. – Я пытаюсь справиться с желанием придушить его голыми руками. Я, наверное, его матерю. Но я не колдую. Единственное, что пропускают через себя эти руки – это гнев. Полагаю, дело обстоит так – подтверждать даже не нужно. Девушку обвинили в том, что она магией заставила парня упасть. И мне вполне понятно, почему. Ее жесты идеально совпадают с происходящим.
Роуэн возвращается назад и показывает нам решающие секунды. Руки Харпер соединяются и надавливают вниз. Несколько мгновений – и раздается первый крик: кто-то заметил, что Дэн упал.
– Это – сильный жест, – выдает свое заключение Роуэн. – Подозрительный для того, кто не обучался магии. Но поверьте: когда в нашем деле используют руки, это выглядит не так. В некоторых школах движения плавные и текучие, словно у дирижера. В магии Западной Европы, которая превалирует среди белых ведьм Новой Англии, они обычно сдержанные и четкие. Но нет такой школы, в которой жестовая магия выглядела бы вот так необузданно.
Я протяжно выдыхаю. Значит, это не Харпер.
Это согласуется с тем, что директор школы говорила насчет отсутствия у нее дара. И ее мама тоже мне об этом сказала.
Вот только тогда именно ее мама остается единственным человеком в Санктуарии, имеющим дар. Я вспоминаю картину мастерской Фенн: сорванная с петель дверь и лопнувшие окна. Лопнувшие окна я видела недавно еще в одном месте – как раз в разрушенной вилле у меня за спиной.
Могла ли Сара Фенн быть виновной?
Она явно не была вполне откровенной насчет того, что произошло у нее в лавке. Может, она не рассказала мне еще чего-то?
Я вспоминаю недорисованную пентаграмму – линии, проведенные краской по фасаду их деревянного домика на извилистых улицах Кобба. Я связала это с обвинением против Харпер, но это с тем же успехом могло быть направлено против ее мамы.
Но с чего бы ей могло захотеться навредить парню дочери – сыну своей старинной подруги?
А что, если ответ содержится в другом кусочке этой мозаики? В том втором видео, запечатленном на телефоне кого-то из школьников. Записи секса, которую проецировали на стене во время вечеринки.
Что если Сара обозлилась на Дэна за то, что он позволил ее обнародовать, унизив ее дочь?
Это могло заставить ее на него разозлиться, хоть и не кажется достаточно веским мотивом, чтобы преднамеренно убить парнишку, которого она знает всю его жизнь.
Материнский гнев. Трагический несчастный случай. Убитый парень. Все складывается.
Честер молчит, ожидая моих распоряжений. Я прошу его отвезти Роуэн в снятую квартиру, отдыхать после случившегося.
Они едут за город, а я в центр – в исторический район, где живут Фенны. Перед их домом припарковалась чертова новостная команда телевизионщиков. Стоит мне затормозить, как ко мне спешит репортер. Анна Дао. Занимается судебными новостями, мы все знаем ее в лицо.
– Это обычный рабочий визит, Анна, – говорю я ей прежде, чем она успевает задать вопрос. – Извини, сегодня для тебя ничего нет.
Дао дуется и приказывает своему оператору все равно заснять, как я стучу в дверь. Не получив ответа, я догадываюсь, что Фенн знает о журналистах на пороге, так что я добавляю, что это полиция, и вскоре цепочка гремит, а дверь приоткрывается. Я успеваю задуматься, не магия ли это, но потом понимаю, что Фенн прячется за дверью, чтобы не попасть в объектив.
– Хороший метод, – говорю я ей – и получаю усталую улыбку.
– Чем могу быть полезна? – спрашивает она, заводя меня на кухню.
Несмотря на улыбку, я ощущаю в ее голосе настороженность.
На этот раз я подмечаю все. Дом похож на музей колдовства: на всех поверхностях видны странные предметы. Вон та штука на камине – это просто ветка или высушенный палец? Это зеркало для макияжа или для ворожбы?
После недавнего происшествия на вилле я немного дерганная. Все здесь приобретает зловещий вид.
– Вы поняли свою ошибку? – спрашиваю я.
– Какую ошибку?
– Ту, что сделали в ворожбе. Ту, что разрушила вашу мастерскую.
Она морщится.
– Магия очень сложна, агент, а такие вещи – в особенности. Я могла допустить чуть ли не сто ошибок.