Джейк лежит в постели, Тэд держит сына за руку.
– Мэри-Энн? – каркает он, не оборачиваясь.
– Это Эбигейл. Я позвала мужа, он будет здесь с минуты на минуту. Он поставит Джейки на ноги, – говорю я ему.
Тэд разворачивается на рабочем кресле Джейка, которое он подтащил к кровати. Его мясистые бока выпирают из-под пластиковых подлокотников, а его лицо приводит меня в шок. Тэда Болта нельзя считать мужчиной в расцвете сил, но он всегда полон энергии. Сейчас он смотрит на меня безучастно.
Видно, что болезнь сына его подкосила. Как это раздражает! Мне нужно, чтобы он работал в полную силу, иначе мы не добьемся нужного результата. И зачем это Джейку именно сейчас понадобилось заболеть?
И тут я леденею.
«Почему именно сейчас»? Почему сейчас, когда он владеет доказательством противозаконных действий Харпер? Когда он первый об этом заявил, стал лучшим и самым убедительным свидетелем преступления Харпер, источником статей Варли в «Сентинел»?
Что если тяжелое состояние Джейка – не результат мононуклеоза? Что если это Сара с помощью колдовства устраняет главного обвинителя своей дочери?
И даже если это не так, как удачно было бы, если бы Тэд и Мэри-Энн считали, что это так!
Мне надо осторожно посеять это зерно. Я говорю с Тэдом быстро, настойчиво – молясь, чтобы мои слова все-таки проникли в его мысли, занятые состоянием сына.
– Эта следователь привыкла иметь дело с коллективными изнасилованиями и поставщиками наркотиков, – говорю я. – Может, она даже хорошо с ними справляется, хоть я в этом и сомневаюсь. Но все это явно выходит за рамки ее компетенции. Колдовство – и то, как Сара и ее дочь злоупотребили своей силой. Кто знает, что еще они устроили?
Я позволяю своему взгляду грустно устремиться на Джейкоба и беру парня за руку, бессильно лежащую на одеяле. Пусть Тэд сам придет к напрашивающемуся выводу.
– Это – преступления против нашего города, – продолжаю я. – И как таковые должны расследоваться и судиться нашим городом. А это значит – вами, шеф. Вы нужны Санктуарию. Вернитесь к расследованию.
Тэда зацепило. Я читаю это по его несчастным глазам. Еще шаг – и он придет к такому же выводу. Может, в тот момент, когда медицинские фокусы Майкла не вылечат Джейкоба. Тогда все поймут, что сын шефа полиции – как и мой сын, как и Альберто – стал еще одной жертвой ведьм.
Пока мы дожидаемся моего мужа, мои мысли устремляются к Альберто. Как странно! Я так сильно его любила, а потом, когда он со мной порвал, не сказав ни слова, мне пришлось отучаться от этой любви. Привыкать вместо этого его ненавидеть.
И вот теперь я знаю правду – благодаря тому, что Джулия призналась, как она обязана Саре, не подозревая о том, что роман, который она попросила Сару прекратить, был со мной. Альберто отвернулся от меня не по своей воле.
Когда он это поймет, когда узнает о том, что я вчера сказала – что он будет делать? Может, это разрушит чары Сары и вернет его мне? Или я все испортила, выставив его таким мужчиной, которым манипулировали его прилипала-жена и ведьма?
А мне это вообще-то важно? У меня такое ощущение, будто мое сердце застряло на половине дороги от любви к ненависти, а потом смерть Дэна превратила его в пепел. Я теперь даже думать об Альберто не могу.
В дверь звонят – и я рада отвлечься от своих мыслей. За дело. Я оставляю Болтов у постели Джейка и иду впустить Майкла.
– Наверное, это просто мононуклеоз, – говорю я ему, – но как полезно было бы, если бы это оказалось колдовство.
Майкл встречается со мной взглядом – и я вижу их блеск. За последние два дня мы стали понимать друг друга лучше, чем за все последние годы, благодаря тому, что объединились, чтобы защитить память о Дэне.
Я смотрю, как он проводит стандартное обследование. Я уже видела, как он это делает – с нашим сыном, в тот день, когда он выпал из окна.
– Мне очень жаль, Тэд, Мэри-Энн, – голос мужа приобретает тот пугающий тон, каким врачи сообщают дурные вести. – То, что я вижу – очень тревожно, и я хотел бы немедленно ввести Джейки антибиотик.
Мэри-Энн с рыданием мнет свой фартук, и Тэд отрывисто кивает. Я стараюсь не ежиться, глядя, как Майкл достает из саквояжа тонкий шприц и ищет у Джейка вену. Кто знает, что находится в том пузырьке, который он перевернул? Я стараюсь подавить дрожь: мне страшно от того, что он с такой охотой подхватил мои слова.
– Его нужно срочно везти в больницу. Я бы хотел поместить его в мое отделение РИ, если вы не против. Мы начнем применять экстренные меры, чтобы стабилизировать его состояние и одновременно будем разбираться, что с ним. Тэд, вашей страховки на все хватит.
– РИ? – переспрашивает шеф.
– Редкие и инфекционные. Моя специальность, а команда в Йеле – лучшая. Джейку будут помогать лучшие умы страны.
– И вы все-таки не знаете, что это?
– Признаю, что ничего подобного не видел. Будь я склонен к суевериям… Но нет. Я – человек науки.
Он идеально отыгрывает свою роль. Но мы с ним оба это умеем: мы так долго притворялись идеальным семейством!
Первой наживку заглатывает Мэри-Энн.
– Вы говорите, что это магия? – испуганно спрашивает она. – Колдовство?
Майкл разводит руками:
– Не могу сказать, что нет.
Мэри-Энн стонет и крестится.
А Тэд? Тэд Болт возвращается к жизни, и в глазах у него вспыхивает гнев.
70Сара
Мне не хотелось оставлять Харпер одну, но она поднялась к себе и легла. В такси по дороге домой мы напряженным шепотом переговаривались. Когда я спросила, не было ли ей страшно, то ответом стал хриплый смех.
– Эти лузеры меня не пугают.
– Но чувствуешь ли ты себя в безопасности здесь – после того, что вчера говорила Эбигейл? Может, нам уехать из Санктуария – перебраться куда-нибудь?
– Я убегать не собираюсь. Хочу посмотреть на их лица, когда они поймут, что я не виновата. Хочу услышать, как они будут просить прощения: за это расследование, за все, что нам устроили, и за то, что Дэн со мной сделал.
Скорее Мэри-Энн Болт присоединится к моему ковену, чем Эбигейл признает своего сына насильником, но я ей об этом не говорю.
– Но, может, нам стоит об этом подумать? – настаиваю я. – Перебраться на новое место, где на тебе не будет этого ярлыка, «дочери ведьмы»? Я могу найти другую работу, обычную. Несколько лет не практиковать. Тебе ведь нелегко.
– Знаешь, что мне не легко, ма? Смотреть как ты, с такими способностями, выкладываешься ради людей, которые втайне тебя боятся и ненавидят.
И это ранит. Я помогаю людям. Я исцеляю их сердца, их тела, их разум. Это – большая честь. И мне больно, потому что, боюсь, Харпер не видит, насколько она чудесная и невероятная даже без дара.
Я опасаюсь, что слова вызывают между нами отчуждение, и потому молчу – просто протягиваю руку и переплетаю наши пальцы. Она свою руку не отдергивает, и я считаю это победой – хоть какой-то.
– Я собираюсь принять ванну, – объявляет она, когда мы оказываемся дома. – А потом, может, посплю.
Я слышала, как полилась вода и закрылась дверь ванной комнаты.
Я не хочу ее оставлять, но меня подгоняет то, что я начала – еще сильнее после сегодняшней выходки Беатриз.
Тот обряд, который я выбрала, требует создания периметра. Ведьмы использовали эти чары с древнейших времен: ставили защиту вокруг походного лагеря, обводили поясом плодородия поле, с которого кормилась вся деревня, оберегали дом во время чумы.
И есть еще один вид чар с долгой и благородной историей. Мы называем их обрядом солнечного камня, по названию минерала, который викинги использовали, чтобы прокладывать курс даже в хмурые дни. Мы, ведьмы, используем его, чтобы привнести ясность во времена заблуждений, разрешить споры и устранить противоречия.
Непосвященные воображают, что это «чары правды», но на самом деле все не настолько просто. Магия – это искусство делать что-то обходными путями. Магия солнечного камня помогает людям увидеть сияние истины в облаках предрассудков, невежества и лжи.
Если соединить два обряда – периметра и солнечного камня – то, как я думаю, как надеюсь и молюсь, я смогу заставить Санктуарий опомниться.
Но, чтобы создать периметр, мне нужна помощь. Для этого нужны четыре человека, как это бывает со многими схемами чар. Мы называем это Силой Четырех: четверо могут создать замкнутый контур, четыре – это самое маленькое число, из которого можно извлечь корень. У компаса – четыре стороны света, стихий – четыре. Вот почему те ведьмы, которые, как я, используют ковен, обычно работают с еще тремя людьми.
Вот только в моем ковене теперь не хватает одного человека. Эбигейл для меня потеряна. А после того, что Эбигейл сказала про Альберто и что только что случилось с Беатриз, я не уверена, что смогу в будущем рассчитывать на Джулию.
Трое тоже могут создать периметр. Треугольный. А поскольку с юга Санктуарий ограничен морским берегом, то, если расположить точки на берегу на востоке и западе, а потом отнести третью достаточно далеко на север, то город окажется внутри образованного треугольника.
Мне нужно вернуться в лавку и закончить приготовления. На них уйдет не так уж много времени – всего несколько часов. Может, Харпер даже не заметит моего отсутствия. Я делаю ей сэндвич и пишу записку, как обычно делала, когда она была маленькая.
Моя лавка еще цела, но, проходя мимо фасада, я вижу, что в витрину бросали яйца.
Ну, это достаточно часто бывает, если ты ведьма – или занимаешь важный пост. Я помню, как в нашей школе какой-то парень сделал такое с домом нелюбимой учительницы. Если эта выходка и сегодняшнее нападение на Харпер – это самый неприятный результат речи Эбигейл, то мы с Харпер справимся.
Куча собачьего дерьма на ступеньках черного хода тоже не полная неожиданность, но все-таки противно и воняет. Я содрогаюсь, но к счастью у меня по соседству салон для домашних любимцев, так что у них найдется, чем это убрать. Я заглядываю к ним во двор, и, как обычно, те служащие, которые там работают, поворачиваются ко мне.