Джулия будет зла на Эбигейл за то, что та сказала. У нее доброе сердце. Разве она откажется помочь мне в обряде, который должен успокоить наш растревоженный город?
Я не хочу ехать к Джулии слишком рано: пусть Беа и Альберто уйдут из дома. Он завозит дочь в школу, а потом едет на вокзал, чтобы поработать в городе, и я уверена, что сегодня он обязательно уедет в город, чтобы сбежать от сплетен, ходящих по Санктуарий. Так что я беру пример с дочери: немного тишины на природе помогут мне успокоиться. Тропы, идущие в сторону Анаконны пустынны и красивы.
Я уже выезжаю из города, когда кое-что замечаю в зеркале заднего вида. Я останавливаюсь на обочине и иду назад.
Это очень дерзко. Готова спорить, что это сделал тот, кто тогда испоганил наш дом, потому что красная краска та же. На дорожный знак с гербом и названием города нанесли лишние слова. Выше названия написано «ОСВОБОДИМ», а под ним «ОТ ВЕДЬМ».
Сотворившие это осмелели. Тогда они не дорисовали пентаграмму, которая сделала бы их граффити преступлением. А вот здесь они не сдерживались. Это ненависть – буквами размером чуть ли не в полметра.
Я записала номер следователя, так что теперь я его набираю. Она не отвечает, и я оставляю сообщение. Я подумываю, не позвонить ли в полицию, но потом решаю, что они просто закрасят слова, не задавая никаких вопросов. Так что я делаю несколько снимков. Позже я отправлю их в Собор. Если они не хотят помочь мне на моих условиях, я добьюсь их помощи по-другому.
Когда я возвращаюсь в машину, у меня трясутся руки. Мне надо прийти в себя. Вдоль прогулочных тропинок тут есть масса кафешек. Надо купить горячего шоколада, чтобы получить дозу быстрых углеводов.
Но когда я сворачиваю к первому попавшемуся кафе и захожу в зал в псевдо-деревенском стиле, то вижу, что на стойке с чтивом для клиентов лежит стопка экстренных выпусков «Сентинел». Парень за стойкой поворачивается ко мне с услужливой улыбкой. Она гаснет, когда он меня узнает. Он поднимает крышку стойки и выходит.
Я знаю, что будет дальше. Я поворачиваюсь и спешу уйти, пока он не попросил меня об этом – или даже не выставил силой.
На стоянке я сижу за рулем и рыдаю, захлебываясь соплями и не могу остановиться. Я ведь всегда старалась использовать мой дар так, как меня учила бабушка: чтобы помогать и исцелять.
Чем я такое заслужила?
Не будет ли это стоить жизни моей дочери?
72Сара
Когда я подхожу к дому Гарсия, я уже пришла в себя. Я все равно это сделаю. Иначе просто нельзя.
Вот только я ужасно тревожусь, глядя сквозь стекло, как Джулия идет открывать дверь. Вид у нее ужасный. В пижаме и халате, с неаккуратно собранным на макушке пучком. Когда она оказывается ближе, я вижу, что лицо у нее в пятнах, глаза опухшие. Похоже, она не спала всю ночь, и все то время, которое следовало бы спать, она проплакала.
Она открывает мне дверь после недолгого колебания.
– Зачем ты здесь, Сара?
Я надеялась на другую встречу. Мы смотрим друг на друга настороженно.
– Джулия, что с тобой?
– Все было именно так плохо, как ты можешь себе представить, – говорит Джулия. – На самом деле даже хуже. Альберто уехал сегодня рано утром, и я не знаю, куда. Может, говорить с адвокатом. А Беа просто вне себя. Твоя дочь на нее набросилась.
Я глотаю готовое сорваться возражение – это ведь Беатриз натравила на Харпер свору спартанцев и чуть не утопила в школьном фонтане. Обвинениями я ничего не добьюсь.
– Мы можем все исправить. Я кое-что подготовила: простой обряд, которым поможет всем жителям Санктуария прийти в себя.
– Обряд? – смех у подруги горький. Она вытирает сопливый нос. – Опять колдовство? Ты с ума сошла, Сара? Все же началось именно из-за колдовства! Я была уязвима, когда узнала про Берто. Тебе надо было дать мне выплакаться и рекомендовать хорошего психотерапевта, а не варить запрещенное зелье.
– Джулия, ты же сама меня умоляла. Сказала, что пыталась с ним говорить, когда он до этого тебе изменял. Что ты предложила семейную психотерапию, а он не пожелал об этом слышать. Ты сказала, что я – твоя «последняя надежда», а ты так много для меня значишь, что мне невыносимо было видеть твои страдания. В моих записях все выглядит совершенно нормально. Никто не сможет тебя ни в чем обвинить.
– Дело не в том, чтобы выглядеть невинно, Сара. Я его люблю. Я бы стерпела его измены, лишь бы он меня не бросал. Но ты же его знаешь. Он гордый. По-моему, на этот раз все кончено.
Она прихватывает пальцами край рукава и, рыдая, прячет лицо. Я протягиваю руки, чтобы ее обнять, но она меня отталкивает. Ее удар приходится на порезанную руку, и я сдавленно вскрикиваю. Джулия устремляет на меня свои опухшие от горя глаза – и я понимаю, что она увидела. Бинты, которыми я перевязала руку, промокли от крови. Я делала глубокие разрезы, чтобы закрепить чары.
– Что за чертовщину ты творила, Сара?
– Это тот обряд. Заклинание солнечного камня. Он проливает свет – делает все ясным. Помогает найти путь. Мне просто нужна ты… и еще кто-то один… чтобы создать защиту вокруг Санктуария и…
– Вокруг Санктуария?
– Да. Все так взбаламутилось. Так запуталось. Все дело в этом: это просто ошибка, а не злоба. И мы можем это исправить.
Джулия отступает на шаг – и я запоздало понимаю, что на ее лице отражается страх.
– Ты хочешь заколдовать весь город?
– Не заколдовать. Просто… помочь ему успокоиться. Помочь всем нам.
– Сара, я не думаю, что кому-то нужна такая помощь. Пожалуйста, уходи.
И она медленно и демонстративно закрывает передо мной дверь.
Еще на секунду она задерживается, глядя на меня сквозь стекло. А потом моя подруга отворачивается.
73Мэгги
Я отправила Честера побеседовать с Разгневанным Отцом. Подумала, что местному парню в первом разговоре удастся вытянуть из него больше. Тем временем я быстро заезжаю к еще одной персоне со связями в «Спорте на берегу».
Я удивилась, увидев Пьера Мартино на том сборище: ведь он так дружен с Сарой. Оказалось, он в клубе тренер по боксу. Я извиняюсь за то, что не была с ним вполне честна при нашей первой встрече, и он немного оттаивает. Когда я утром ему позвонила и попросила заехать для разговора, он охотно согласился. Оказывается, Сара рассказала ему о происшествии в школе, и он решил, что я отношусь к ней и Харпер без предубежденности.
Пьер уже загружает свой фургон, собираясь на работу, но он варит мне кофе, и мы устраиваемся рядом друг с другом у него на заднем крыльце и разговариваем.
От него исходит ощущение надежности: мозолистые руки, заляпанный краской комбинезон. Я завидую его работе. Он строит что-то из кирпичей, дерева и цемента. Надежные здания, которых хватит на десятки лет. А я строю только шаткие теории, которых редко хватает даже на сутки.
– Вы помните, когда Дэн Уитмен прекратил тренировать футбольную команду девочек? И почему именно?
Пьер дует на исходящую паром чашку и пытается вспомнить.
– Может, года полтора назад. Помню, Митч еще дергался, потому что это случилось в середине сезона. Типа неожиданно. Но, по-моему, Дэн тоже был огорчен.
– Почему?
– Потому что это его папа положил этому конец. Пару раз встретился с Митчем, а Дэн при этом не присутствовал. Примерно в это время стало понятно, что у Дэна есть шанс в будущем стать профессионалом. Вы ведь знаете Майкла Уитмена. Честолюбивый – это еще слабо сказано. Мы все решили, что он заставил сына бросить все лишнее, чтобы сосредоточиться на собственной подготовке.
– И все?
– Больше я ничего не слышал. А что, вам по-другому рассказывали?
Я медленно выдыхаю и ставлю кофе на ступеньку.
– Просто пытаюсь кое с чем разобраться, мистер Мартино. Кое-что пока остается совершенно непонятным. Можно задать вам еще один вопрос: вы верите Харпер Фенн – в том, что она рассказала той журналистке?
Пьер чешет в затылке. Он тщательно обдумывает свои слова.
– Харпер, она… Понимаете, ее отца и на горизонте не было. Я с ним даже не знаком, хотя мы с Сарой очень давно дружим. Так что я был для нее вроде дяди. А она всегда помогала моей Изабель. Так что – да, я ей верю.
Однако в его темных глазах читается тревога, так что я гадаю, о чем он умолчал. Ему больно из-за того, что она с ним не стала делиться? Или дело не только в этом? Он не понимает, почему она не сказала об этом раньше? Или, несмотря на свои слова, гадает, можно ли ей верить?
Мне пока хватит услышанного.
– Большое спасибо, мистер Мартино. И еще раз простите, что я не была полностью честна с вами в отношении первой нашей встречи.
– В тот вечер, когда Дэн выпал из окна? Ага, ну… В тот вечер Эбигейл Уитмен узнала, кто ее настоящие друзья, и Сара была первой из них. Очень жаль, что она об этом забыла.
Значит, хотя бы один верный друг у Сары есть. Но когда я слушаю ее сообщение, становится ясно, что одного друга ей может не хватить. Я еду проверить знак на въезде в город – и это позорище. Я звоню в отделение и вправляю мозги насчет того, чтобы все заснять, а потом отчистить. Пока я соскребаю образец краски, чтобы сравнить с той, которую нанесли на дом Фенн (я не верю, что болваны Болта сделают все как надо), рядом тормозит машина, и парень с камерой и бейджиком «Сентинел» начинает отщелкивать кадры.
– Передайте своему боссу Варли: пусть изволит напечатать это с нужным заголовком, – предупреждаю я его. – Что-то вроде «Постыдная травля ведьм», а не «Отличная идея». Я прослежу.
Я тоже делаю несколько снимков и уже иду к машине, когда моя рация подает сигнал. Это Честер. Я с трудом разбираю его слова. Дело не в неисправности рации: от возбуждения он несет невнятицу.
– Так, Честер: глубоко вдохнул и сказал все то же, но вдвое медленнее.
– Я в Грин-пойнт. Как раз закончил говорить с Разгневанным Отцом, когда позвонила Роуэн, которая пока еще не оправилась. Так что мы поехали в ближайшую ведьмовскую лавку вне Санктуария, а это здесь. Сонный такой поселок. Ну, знаете: жирует на туристах каждое лето, а в остальное время занимается своими делами. Пара сувенирных лавок, школа водного спорта, тату-салон, прибрежное кафе – и ведьмовская лавка.