ДАО: Насколько мы видели, полиция как раз сейчас берет образцы. Но вы ведь видели ее не только это, правда?
БЛАМ: Да. Ветки были перевязаны красной шерстяной ниткой. Там были мешочки с кристаллами. А на земле…
ДАО: Что вы увидели на земле?
БЛАМ: Гадкие знаки. Метки. Отвратительные и кривые, вроде как их начертили на земле палкой или еще чем.
ДАО: И что вы почувствовали, миссис Блам, стоя на том месте, запятнанном кровью?
БЛАМ: Ну, мне не очень уютно. Очень неуютно. По правде говоря, через минуту Рокет так испугался, что убежал оттуда.
Я сразу поняла, что это что-то неестественное. Поэтому вам и позвонила. Вроде как должно идти расследование, но мы ничего про него не слышим. Словно ничего не делается. А теперь люди стали болеть. В Санктуарии все напуганы, вот что я вам скажу. Очень.
ДАО: Спасибо вам большое.
Подождем и посмотрим, ускорится ли расследование после этой зловещей находки. А пока передаю вам слово, Джереми.
87Эбигейл
Площадь еле вмещает всех пришедших.
После передачи насчет найденного места ритуала, мы с Майклом поняли, что действовать надо быстро. Люди испугаются того, что Сара сотворила колдовство над городом (понятия не имею, что она собиралась сделать, но нам это как нельзя кстати). Сейчас самое время обнародовать то, что она сделала с Дэниелом годы назад. Если мы помедлим, то видео с тем, что Дэн сделал с Харпер, может всплыть до того, как мы расскажем свою версию.
Так что это будет сегодня.
Спартанцы разместили сообщения в соцсетях. Все, с кем я поговорила, позвонили двум людям, а те – еще двум. У одной из моих приятельниц – профессорской жены – брат ведет вечернее ток-шоу на радио «Смуз саунд», так что о нас там упоминают весь вечер, что привлекает сюда новых людей. Те телевизионщики, что брали интервью у собачницы? Мы успели их поймать, пока они не повернули свой фургон обратно в Хартфорд. Мы даже привлекли лизавшего кровь бигля.
Мрачный Тэд Болт ходит по площади, подкрепляя наше собрание своим авторитетом шефа полиции. Мне неприятно, что мы обманываем его насчет состояния Джейка, ведь это Майкл превращает обычный мононуклеоз в ведьминское проклятье. Однако такой удобный случай упускать нельзя. Мэри-Энн стоит на противоположной стороне площади в окружении членов своего прихода. И не только ее собственного: Христианское сообщество Санктуария тоже присутствует. Я и забыла, что Черил Ли тоже в него входит. Несколько человек пришли с самодельными плакатами.
«И волшебством твоим введены в заблуждение все народы» (Откровение 18:23) – написано на одном.
«ЧАРОДЕЙСТВУЮЩИЙ МЕРЗОК пред ГОСПОДОМ» (Второзаконие 18:12) – на другом.
Но тут не только христиане. Я не знакома ни с кем, кто посещает мечеть на окраине города, но вот мужчина с аккуратной бородкой держит плакат, на котором написано «Сихр = харам», и видимо, то же самое арабскими буквами. Рядом с ним стоят еще несколько похожих мужчин, на некоторых – длинные молитвенные одеяния. Мои опасения насчет того, что следовало бы выбрать площадку поменьше, не оправдались. Здесь народа больше, чем на первом вечернем собрании.
Все те колеблющиеся, которые считали, что наш мертвый сын – только наша проблема? Теперь они боятся за своих детей.
– Миссис Уитмен? Миссис Уитмен!
Меня за рукав дергает Берил Варли. Ее обычное лебезящее выражение лица сменилось хмурой миной.
– В чем дело, Берил? Я готовлюсь выступать.
– Нужно поговорить.
Пухленькая журналистка меня не отпускает. Единственный способ от нее отделаться – это ее выслушать.
– Извольте мне ответить, – шипит она, – раз уж я во всем вас поддерживала. Одна птичка принесла на хвосте весть о том, что школьная администрация передала полиции некую запись. Оригинал встречи вашего сына с Харпер.
Значит, известия уже начали просачиваться.
– Вас тревожит, что там окажется? Боитесь, что выбрали не ту сторону?
Глаза у журналистки округляются, но я продолжаю давить.
– Вы зря боитесь. Вы все услышите уже через минуту. Обещаю. Доверьтесь мне.
Пора поведать мою истину – и добиться, чтобы Сара и Харпер наконец заплатили за свои поступки. Слишком долго им удается разгуливать среди нас.
Я ласково пожимаю Варли руку, а потом поворачиваюсь и даю оркестру спартанцев знак играть гимн команды. Митч Макконофи разложил помост, который в спортклубе используют для награждений. Поднимаясь на него, я думаю, как это уместно. Потому что сегодня я одержу победу, Сара.
– Спасибо вам всем, что пришли. Спасибо. Я понимаю, что приглашение было неожиданным, но сегодняшнее ужасающая находка – следы какого-то кровавого обряда, направленного против нашего города, – показывает, что медлить опасно. Люди заболевают совершенно без причины. Те, кто вчера были здоровы, сегодня прикованы к кровати. Трое парней из команды моего сына. Его самый близкий друг. Даже трое полисменов, расследовавших его смерть. За те недели, что прошли с момента смерти Дэниела, мы все много узнали о том, как можно злоупотреблять магией. Как многие из вас знают, я когда-то входила в ковен Сары Фенн. Я оказывала ей поддержку, когда она колдовала. Я этим не горжусь. Если честно, то я горько сожалею об этом моем решении. Хотите знать, почему я это сделала? Вы имеете право услышать мой ответ. Я сделала это по той же причине, по которой вы сегодня пришли сюда. Потому что мне было страшно. Безумно, невероятно страшно. Я позже объясню, почему так получилось. Но сначала вам надо услышать от других людей, как именно магия терзает наш город. Прошу вас, поддержите Кармель, жену одного из полисменов Санктуария, который слег из-за того, что добивался правого суда над ведьмами нашего города. И утешьте Мэри-Энн, чей сын Джейкоб лежит в отделении интенсивной терапии, где талантливые ученые прикладывают все силы, чтобы поддерживать в нем жизнь. Кармель, Мэри-Энн, прошу вас.
Они подходят, вытирая заплаканные лица.
Как оказалось, у Кармель мозгов практически нет. Она просто стоит и плачет. Однако она хорошенькая, и что еще удачнее, беременная. Вид у нее поистине жалкий.
А потом выходит Мэри-Энн Болт. И, Господи, сразу видно, что она дочь пастора. Материнская любовь, праведный гнев и обещание ада. Она все это изливает. Я не знала подробностей, вроде того, что Джейкоб заболел сразу после того, как Сара заходила к ним домой.
К тому моменту, как она замолкает, толпа уже в неистовстве. Сверху мне видно, как несколько парней с края толпы уходят. Некоторые надвигают на лицо капюшоны или заматываются шарфами. Похоже, они задумали новую каверзу.
Я очень на это надеюсь.
А потом происходит нечто неожиданное. Тэд проталкивается вперед и топает к микрофону. У меня все внутри сжимается от предвкушения – такого же, как когда я смотрела на бегущего с мячом Дэна.
Он хвалит своих четырех сыновей и Мэри-Энн. Вот только потом он начинает говорить не о Джейкобе, а о себе самом.
– Я старался идти путем добродетели: как шеф полиции, как супруг и как отец. Но видит Бог, что я, как и многие из нас, поддавался искушению. И как многие из нас, я искал помощи, чтобы справиться с собой. К несчастью для себя, я обратился к Саре Фенн.
Присутствующие встают на цыпочки и вытягивают шеи. Что он намерен сказать? Уж не было ли у него любовной связи с Сарой?
Нет, все еще лучше.
– Мое искушение – азартные игры. Вы могли бы сказать, что это еще не самое страшное. Мой отец любил перекинуться в картишки, и его отец – тоже. Может, кто-то из вас тоже это любит. Но вот что я вам скажу: когда вам нужно вырастить и обучить четырех сыновей, то все, что отнимает у их будущего хотя бы цент – уже грех. А следом за игрой приходят и другие искушения. Если выигрываешь, то празднуешь это недобродетельно. Если проигрываешь, то топишь свое горе недобродетельно.
По толпе прокатывается потрясенный ропот. Шеф выразительно неконкретен, и нам всем представляется, как Тэд Болт «недобродетелен» с бурбоном, шлюхами и наркотиками.
– После того, как я поддался слабости пару раз, я пошел к Саре. Такое не исправишь таблетками или психотерапией. Изливать душу в какой-то комнатенке? Это не мое: такое я заставляю делать подозреваемых.
На шутку толпа реагирует смешками. И тут Тэд забивает гол.
– Я пошел к ведьме за помощью. За исцелением. А она опутала меня своими хитростями и сделала все только хуже. Настолько хуже, что мне стыдно об этом говорить в присутствии любимой жены. Это сделала Сара, но своей слабостью я допустил, чтобы это случилось.
Мэри-Энн крепко сжимает Тэду руку, а по ее лицу текут слезы.
– Эта ведьма заставила меня опозорить жетон, который я считал за честь носить. Она заставила меня опозорить мое супружеское ложе, – теперь он тоже задыхается. Усиленные микрофоном, его рыдания разносятся по площади. – Из-за нее случайный проступок стал привычкой. Навязчивым желанием. И я даже не знал, почему – до сегодняшнего дня. Как у большинства здесь присутствующих, у меня не было причин плохо думать о Саре или ее дочери. Ее лавка работает на Мейн-стрит, сколько я себя помню. Вот только порой привычка приводит к тому, что ты не видишь зла прямо у себя под носом. Ведь что сделала Сара, зная о моей слабости? Она стала меня шантажировать! Мэри-Энн рассказала вам, как она приходила к нам домой. Она сделала это, чтобы мне угрожать. Она обещала все рассказать, если я не заставлю сына отказаться от его показаний. А когда я сказал ей, что не мне это решать? Что Джейкоб – порядочный парнишка, а я поддержу его? Она прокляла его! И теперь мой сын борется за жизнь на больничной койке!
Тэд громко плачет, чуть не выронив микрофон. Я подхожу его забрать и смотрю, как толпа волнуется, пока полисмен трясется и рыдает, утешаемый женой.
Лучшей затравки и желать нельзя было.
А теперь они услышат еще кое-что.
– Возможно, вы слышали обвинения, которые Харпер Фенн предъявила моему сыну на телевидении, – говорю я, скользя взглядом по морю лиц.