– Это машина Сары, – говорит Честер. – Наверное, вернулась к дому.
За калиткой царит апокалипсис. Дом превратился в неумелый детский рисунок, сделанный красной, желтой и оранжевой красками. Очертания сохранились, однако они не деревянные, а огненные. Даже на таком расстоянии мне обжигает лицо.
Ближе, гораздо ближе – невероятно близко – стоит Сара Фенн. Ее руки творят властные жесты. Она замирает – а потом основанием ладони разбивает окно.
Любой коп скажет, что будет дальше. Но уже слишком поздно. Мы с Честером не успеваем предупреждающе заорать: из разбитого окна вырывается пламя, бросается вперед с ужасающим ревом.
Я каменею от шока. Вот так ведьме приходит конец. Что-то настолько простое, ужасное и обыденное – после всех этих недель.
Но тут Честер хватает меня за локоть и указывает вперед.
Из пламени целой и невредимой выходит Сара Фенн. У нее на руках – кошка, яростно бьющая хвостом.
И я невольно вспоминаю про Иззи Перелли – которая была на фатальном для Дэна вечере и тем не менее ушла оттуда без всяких проблем с дыханием и без ожогов.
90Эбигейл
– Возможно, вы слышали те обвинения, которые Харпер Фенн предъявила моему сыну на телевидении, – говорю я. – Наверное, вы ожидаете, что теперь я стану это отрицать. Не стану. Он это сделал.
Толпа отшатывается. Отлично. Санктуарию пора услышать самое страшное.
Сомнительное признание Тэда Болта прекрасно подготовило почву. Шеф только что объяснил всем, как магия Сары Фенн может захватить человека и превратить в мерзкую пародию на него самого.
– Я намерена рассказать вам, почему он это сделал. Ответ прост. Из-за Сары Фенн. Есть одна тайна, которую я храню уже шесть лет. Она – про тот день, когда Сара Фенн сотворила чудо, которое оказалось невообразимо чудовищным. В двенадцать лет мой сын Дэниел выпал из окна и приземлился на голову. Его милая головка раскололась, словно орех… и он умер.
По собравшимся пробегает волна потрясения. Отсюда, сверху, мне это видно: толпа сдвигается, приподнимается, колеблется, шатается.
– Это произошло на вечеринке, дома у друзей. Дети должны были спать наверху. Там была Сара – и другие, которые подтвердят мой рассказ. Мой муж – профессор медицины в Йельском университете. Он сделал все, что мог – но нашего мальчика не стало. В моем горе, в моем безумии, я молила Сару совершить нечто немыслимое. Вы все сделали бы то же самое. Мать, чей ребенок только что умер, будет не в своем уме. Тем человеком, который должен был остаться спокойным, сказать: «Я тебе сопереживаю, но я этого не сделаю», должна была стать Сара Фенн. Она этого не сказала. Она согласилась.
Они на моей стороне – все собравшиеся. Жители Санктуария. Я ощущаю их пристальное внимание, словно кровь в своих жилах. Не это ли постоянно чувствует Сара, забирая нашу энергию?
Как она опасна! Как мы позволили таким, как она, жить среди нас, словно они нормальные люди? Позволили им быть нашими соседями – называли их своими друзьями?
Наши предки были правы. «Ведьме не позволено жить».
Но для этого еще не время. Это время наступит, когда закон вступит в действие.
– Она сделала нечто варварское – пугающее. И я помогала, и другие женщины помогали. Каждый жуткий миг останется в моей памяти до самой моей смерти. И в итоге грудь моего сына содрогнулась – и он сделал вдох. Его глаза открылись. Мой сын вернулся. Но вы все смотрели кино или читали книги. Вы, наверное, уже представляете себе то, в чем я не смела признаться себе. Что Дэниел вернулся другим. Внешне он по-прежнему был моим милым мальчиком. Именно таким Дэн и был на самом деле. Мальчиком, которого, надеюсь, помните вы все. Но время от времени появлялась трещина. Я – его мать. Я его любила. Я не позволяла себе признать правду: что это больше не мой Дэниел. В нем появилась тьма, которая ждала своего часа…
Я представляю это как бесовскую одержимость. Сара упрямо отказывалась говорить о мире духов, и я по-прежнему не знаю, обращалась ли она тем вечером к нему. Но толпа, которая это слушает, может думать, что захочет. Неуверенность даже страшнее знания.
– Вы все знаете правило ведьм: «Что-то отдать за то, что получила». Думаю, жизнь стоит дорого. И платить пришлось моему бедному мальчику, а не Саре. Изредка – очень редко – то, что таилось в Дэниеле, заставляло его ранить людей, и при этом ранить себя самого. И когда он осознавал, что наделал, то плакал и рыдал, и спрашивал меня, что с ним не так.
Это я придумала. Но уличить меня теперь некому.
Еще немного лжи – и этот город станет моим.
– Каждый раз, когда это случалось – а это случалось не так часто, хватит пальцев на одной руке, чтобы сосчитать – Дэн обещал мне, что будет сильнее. Лучше. Что такого больше не случится. А я не могла предать доверие моего мальчика, потому что это же я попросила Сару его спасти. Это я сделала. Я поддерживала сына и молилась за него. Молилась, чтобы мы вместе смогли победить тьму, таящуюся в нем. Когда Сара вернула Дэниела к жизни, я думала, что получила от нее лучший подарок. А это оказалось гадкое, гадкое проклятье, которое испортило нам жизнь. Она знала, что творит – и все равно это сделала. Моего сына нет с нами, чтобы ее обвинить – а он был невинным двенадцатилетним мальчиком, когда она его сломала. Но ее обвиняю я. Я обвиняю Сару Фенн в запретных, противоестественных действиях. Я виню Сару Фенн во всей той боли, которую мой невинный мальчик кому-то причинил. И я обвиняю Харпер Фенн в том, что она его убила, чтобы не выдать тайну ужасного поступка своей матери. Я требую, чтобы их судили. Я требую, чтобы их приговорили к смерти. Этого требуют Библия и законы нашей страны. И этот требует мое разбитое материнское сердце.
Толпа снова приходит в движение. Не отшатывается от меня потрясенно, а приближается с поддержкой. С сочувствием.
С яростью.
– Идите домой, – говорю я им. – Идите домой, отдыхайте, молитесь и готовьтесь. Потому что мы должны быть отважными и поступать так же, как наши предки. Вернуть нам наш город. Освободить его от ведьмовского зла и вернуть в него святость.
91Мэгги
Честер едет за мной за рулем машины Сары Фенн. На его месте к пассажирскому сиденью пристегнуты испуганная и разгневанная ведьма и озверевший фамильяр.
По-моему, после того, как Саре Фенн подожгли дом, она приготовилась сбежать. Но я не могу ее отпустить. Поэтому я воспользовалась тем единственным, чем можно на нее надавить: сказала, что знаю, где находится ее дочь. Я отвезу ее в безопасное место, а потом доставлю туда Харпер.
Однако мы не можем прийти к соглашению относительно того, где ведьма могла бы безопасно скрыться.
– Ваша мастерская не годится, Сара. Она станет следующей целью.
Я не хочу говорить ей, что после обнаруженного сегодня окровавленного дерева и места для ритуала мне нужно произвести там обыск.
– Там есть нужные мне вещи, агент. Личные и семейные вещи.
– Вроде вашего экземпляра «Старкросс»?
Она резко поворачивается ко мне:
– Кто вам про него сказал?
Она читает ответ по моему лицу. Это была просто догадка – и она только что подтвердила, что у нее есть экземпляр. Эту уловку постоянно видят в полицейских сериалах, но знаете что? Старые методы на самом деле лучшие.
Кошка шипит. У нее обгорела шерсть. Чертовски недовольная тварь.
– Вы можете поехать еще куда-то?
– К Пьеру, – решает она наконец. – На самом деле есть только Пьер Мартино.
Иии… Мне нужна секунда, чтобы взвесить, хорошая ли это мысль или же очень-очень плохая. Сейчас я именно его дочь подозреваю в том преступлении, в котором обвиняют Харпер. Мне надо узнать, учила ли Сара Иззи колдовать, или же родители девочки втихую утаскивали «Старкросс», чтобы ребенок учился самостоятельно.
Я решаю, что это неплохая мысль. Я поговорю с ними обоими, одновременно. Тогда у меня будет уверенность в том, что у них не было возможности посовещаться и что-то придумать. Пока я буду говорить, Честер сможет наблюдать за ними и следить, чтобы они не обменивались гримасами или взглядами.
Я сообщаю ему, куда мы едем.
Увидев меня у своей двери после наступления темноты, Пьер дарит мне улыбку, и мне на секунду жаль, что я не явилась одна с пиццей и пивом. Но со мной обгоревшие ведьма и ее фамильяр – и Пьер быстро обходит меня, чтобы крепко обнять свою подругу. Он спрашивает ее, что случилось, и уводит нас всех в дом.
Его открытое лицо становится все более яростным по мере того, как мы с Сарой излагаем события этого дня. Пьер работал за городом, и все это – находка собачницы, сборище горожан, разрушение Сариного дома – прошло мимо него.
А потом Честер – который включил в Сариной машине местный канал – пересказывает нам все подробности происходившего на площади, и я понимаю, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля.
– Она сказала, – тут мой парень судорожно сглатывает, – сказала, что Дэниел умер от несчастного случая шесть лет назад, а Сара его снова оживила, но только каким-то не таким. Так что он иногда поступал плохо, но во всем этом виновата Сара.
Господи Иисусе!
Я никогда не произношу имени Господа всуе. Меня не так воспитывали. Но Бог свидетель, это уже слишком! Изнасилование и убийство – преступления повседневные. Единственное, что в этом деле было необычным – это наличие колдовства.
Но возвращение мальчишки из мертвых? Как это воспримут на суде?
И тут я замечаю, что Пьер Мартино и Сара Фенн застыли.
И я вспоминаю тот вечер шестилетней давности, когда меня вызвали в дом Перелли-Ли, после того как услышали женский вопль, а потом сказали, что это просто ложная тревога – мальчик упал с лестницы. Мальчик, который был Дэниелом Уитменом.
Я вспоминаю, как сидела с Пьером у него на крыльце, обсуждая обвинения против Харпер. Как Пьер упомянул вечер, когда Эбигейл узнала, кто ей друг. Вечер, когда Дэниел упал… Что он сказал? Что-то в том разговоре меня царапнуло, но в тот момент я не смогла понять, что именно.