Прыгнув следом, Роби подняла дезориентированную и оглушенную Инь на руки, но сделала лишь пару шагов и, пошатнувшись, обессиленно села. Ноги ее еще плохо держали. Пальцы тоже дрожали, лицо было бледным, с темными кругами под глазами, но взгляд, как горел.
Громко хлопнули двери. Кто-то прыгал в окно.
«В карету обеих. Живей!» – услышала голос Анджела Инь.
Ее вновь подхватили, понесли и бросили в открытые двери кареты на мягкий диван. Рядом, тяжело дыша, плюхнулась Роби – тоже вся в синяках.
Свистнул хлыст, карету дернуло вперёд, и копыта зацокали по мостовой, быстро набирая скорость. Вопли затихали вдали, а за окном мелькали дома – будто кривые и темные, искаженные скверной и магией.
Инь прижалась лбом к холодному стеклу, чувствуя, как кровь стучит в висках, а тело ноет, словно по ней топтался весь город. Хватило и тех, что дрались над ней.
Роби взяла ее за руку, будто боялась, что отчудит что-то еще, и пробормотала сквозь зубы:
– Дура ты, Инь. Но хоть живая.
5
– …потом Инь спустилась в таверну и станцевала так, что там всё разнесли и перетрахали даже друг друга, – завершил рассказ Моня, умолчав о том, как сирена пожинала плоды своих действий. Этот момент решил опустить.
– Какая крутая! – восторженно ахнула Юлька, хлопнув в ладоши.
Ее щеки залились румянцем, а глаза блестели, как у ребенка, увидевшим фокус. Отчет был подробным. Она потребовала мельчайших подробностей, и Моня с мстительным злорадством удовлетворил ее любопытство, вывалив самые интимные детали той драмы.
Там Инь, наконец, познала очевидные истины: секс далеко не всегда сопряжен с наслаждением. Она легкомысленно отнеслась к его собственной травме. Была наивна, глупа и доверчива – так пусть получает сполна.
Моня надеялся, что Юльку его откровенный рассказ отрезвит и хоть чему-то научит, но та извлекла из него нечто иное. Она не преисполнилась гнева, сочувствия или тем более страха. Напротив – во взгляде угадывалось маниакальное почти восхищение. Похоже, у нее появился новый кумир.
– А где Инь сейчас? – спросила сестра с придыханием, подавшись вперед, словно ждала эпилог романтической и прекраснодушной баллады.
– Последнее, что еще помню – Анджел вез ее с Роби куда-то в карете, – буркнул с раздражением Моня, скрестив на груди руки.
Он был неприятно удивлен реакцией на личную трагедию Инь. Ожидаемого им воспитательного эффекта нет вообще. Где же ошибся? Возможно, всё дело в подаче. Слишком увлекся, дав много деликатных деталей, за которыми главное прошло уже фоном.
– В карете? На белой, с куклой, цветами и ленточками с гремящими банками, да? Как романтично! – едва не всхлипнула от умиления Юлька, прижав к щечкам ладони. – Какой он красавчик! Еще раз расскажи про ее чудесное платье!
– Юль, ты дура? – спросил, покрутив у виска пальцем, Моня. Только звон свадебных колокольчиков в пустой голове! – Подонок держал, когда ее поимели! Кажется, с двух сторон даже кончили вместе. Это не хентай, не понарошку, там мир такой же реальный, как наш. Это не легкое чтиво с розовых сайтов, это больно и страшно!
– Не выкупаешь! Я постиронично! – отмахнулась, закатив глазки, сестренка. – Слушай, познакомь меня с ней.
– Это как? Да и зачем? – насторожился он, смерив ее подозрительным взглядом. – У нас договор: ты не ходишь в Сансару.
– Не тупи! Я там даже физически не смогла б ее встретить. Пригласи к нам. Ты туда, она – сюда, это ж просто, – деловито предложила она. Словно звала подругу на чай, а не вызывала некую сущность из параллельного мира.
– Свихнулась? Как это себе представляешь? – Моня откинулся на стуле, потирая виски. Ее наивность бесила, но с Юлькой надо тактичней. Возможно, она хочет больше свободы. Бунтарский дух, как у всех в этом возрасте, пока жизнь их не стукнет по носу.
– Как-как… Переключи себя в режим «Инь». Какой используешь триггер? – вкрадчиво спросила она и наклонилась ближе, как заговорщик. – Дам свои трусики, лифчик? Это сыграет? Или у тебя уже есть?
– Слушай… – Моня поморщился и глубоко вдохнул, набираясь терпения, которого почти не осталось. – У меня нет разных масок – надел ту, надел эту. Мы не просто разные личности, мы отдельные люди. Представь, что ты как-то залезла мне в голову. При этом же не появился Моня в режиме «полоумной сестренки»? Просто она в его теле.
– Не обзывайся, дурак! – вскипела Юлька и ущипнула за брюхо.
– Пс-с-с… – зашипел он от боли. – Сама вот подумай: Моня в школе, а Инь у себя там чудит что-то снова. Я ж не могу быть в двух местах сразу? Это не кнопки на пульте.
– Ну ладно, – она нехотя с ним согласилась. – А что насчет Сири?
– С ней всё иначе. Сири появляется только со мной. Ее нет, если там Инь. Значит, она это и есть, но в темной и больше знающей форме, – предположил Моня, как ему казалось, логично.
– Да черт с ней. – Юлька не стала вникать в его рассуждения. – Скажи, Инь про наш разговор ведь узнает?
– После того как войду. У нас одна память, – кивнул он, почувствовав внутри холодок.
– Тогда забей. В общем, она меня слышит, – ухмыльнулась сестра и сложила в рупор ладошки, будто обращаясь к ней через пространство и время. – Инь, приходи! Ты классная, я хочу узнать тебя ближе!
– Ну-ну… – закатил глаза Моня, показывая тщетность ее глупых попыток.
На самом деле он был сильно напуган. Непонятно, возможно ли это. Вдруг Инь правда придет, а его там оставят? А туда уже скоро…
Тату ныло с тех пор, как вернулся из школы, намекая, что пора бы в Сансару. Теперь с каждой минутой боль будет только сильнее. Ему придется влезть в чертов «Харон», но неизвестно, кому дадут рулить телом. Инь наверняка сейчас там не в духе. Видимо, так же как он после…
Тяжело вздохнув, Моня сунул голову в шлем, точно в петлю. Сейчас хотелось просто забыться, предоставив Инь всё уладить самой. Она же эту кашу вчера заварила, пусть и расхлебывает. Он-то при чем?
Но получилось иначе.
Моня открыл глаза, сидя на одеяле у ночного костра, что трещал и шипел, выбрасывая в темноту мелкие искры. Она была плотной, точно смола, но отсветы выхватывали из нее бледные лица.
К счастью, Моня был не один. Роби и Анджел сидели по разным сторонам от него, наблюдая, как неохотно лижет пламя еще сырые дрова. Тепла едва хватало сейчас согреть ноги, а сидеть, видимо, придется всю ночь.
Лесная дорога, узкая и заросшая, ныряла во тьму, а ветви сплетались в плотный полог, закрыв, как гробницей. Где-то ухала сова – низко, протяжно, предостерегая о монстрах во мраке. Вдалеке слышен волчий вой, то ли голодный, то ли тоскливый. Жутковатое место.
Моня поёжился, чувствуя, как холод пробирается ему под подол. Не застудить бы самое ценное. Остатки свадебного платья сменил слишком откровенный наряд, как и всё из сета «Блудницы». Тонкая, как паутинка, сорочка зажигала бы взгляды, но сама согреть не могла.
Две лошади, привязанные к стволу кривой сосны, щипали траву, нервно косясь в темноту. Их уши дергались при каждом шорохе. На дороге припарковали карету. Украшенная увядшими цветами и пестрыми лентами, она выглядела здесь нелепо и неуместно. Жестяные банки и колокольчики предусмотрительно подвешены на веревке по кругу, образовав защитный периметр.
– Слава богам, это ты! – крепко обняла Роби, сжав плечи с такой силой, что Моня охнул. – Как себя чувствуешь?
– Да вроде нормально, – ответил он, с удивлением обнаружив, что синяки и раны исчезли. – Поспала неплохо. А этот зачем?
Моня показал взглядом на Анджела, что сидел сбоку. С ним лучше держать язык за зубами. Во всех прямо смыслах. Узнав про него, вдруг психанет?
Тот, уронив подбородок на грудь, дремал. Его дыхание было тихим, но неровным, как у человека, которого терзают кошмары. Камзол висел лохмотьями – порванный на плече и без шнуровки. Волосы торчали во все стороны, слипшиеся от пота и грязи. Синяков и ран тоже нет, но на голове красовалась пара маленьких рожек – кривых, темных, торчащих в разные стороны, как у молодого козленка.
– Что это с ним? – удивился им Моня.
– Ты же наставила мужу рога, – злобно хихикнула Роби, но, увидев, как изменился в лице, тут же добавила: – Да нет, побочный эффект, понимаешь. Паленое зелье исцеления хлопнул. Хотела сама было рога обломать, но каялся, плакал, валялся в ногах. Нет, говорит, мне больше прощенья – «ненавидит меня».
– Дорогая, как ты? – встрепенулся тот, резко вскинув голову.
Его глаза, воспаленные и закисшие после сна, заморгали, пытаясь навести фокус. Анджел потер их ладонью, оставив грязный след на щеке.
– Как ты? – повторил он дрогнувшим голосом – то ли от страха, то ли еще лелеял надежды.
– Отвали, мудачье! – брезгливо отшатнулся Моня, чувствуя, как кожа покрылась мурашками. Он сжал кулаки, подавляя желание врезать по роже и рожкам, а лучше по яйцам.
Анджел замер, его лицо исказилось, будто ударили. Он сглотнул, опустил взгляд и медленно протянул руку, раскрывая ладонь. На ней – кольцо Мейсы. Вернулось, как бумеранг.
– Прости. Моя жизнь – твоя. Вот… – пробормотал Анджел, не поднимая глаз. Его пальцы дрожали, голос был тихим и умоляющим. – Кажется, оно тебе всё ещё дорого.
Помедлив, Моня его всё-таки взял. Эта вещь Инь, пусть и решает, как только вернется.
Поднеся к лицу руку, посмотрел на другое – с великолепным сапфиром, которое так и осталось на пальце. Камень поймал свет луны, блеснув холодным синим огнем, заблудившимся в гранях. В нем словно отражение слез легкомысленной Инь. Ее грёз – наивных, доверчивых, разбитых этим мерзавцем. Кольцо было красивым. Слишком красивым для боли, которую оно принесло.
Анджел проследил за взглядом, и в его глазах мелькнула тень слабой надежды. Он чуть подался вперед, пальцы сжались в кулак, а зубы прикусили губу, выдавая волнение.
– Оставь, как память, – тихо сказал он. Голос дрожал, как у потерявшего игрушку ребенка. – Я… я не хотел, чтобы так вышло. Не снимай…
Моня стиснул зубы, чувствуя, как закипает внутри. Сжав кулак, отвернулся к костру, но колечко не снял. Не его это право.