Влачить столь жалкое, безгрудое существование было бы мукой, так не вернуться ли быстрее к себе?
Подумав, Инь решила дать миру попытку понравиться ей. Собой она уже его не украсит, но вдруг что-то хорошее в нем всё же есть? Хотя бы из любопытства стоит проверить. Возможно, быть Моней лучше. Она возмужает, завоюет себе место под солнцем, а его пусть трахают вместо нее. Там между ними и так уже большой разницы нет.
Инь резко встала и подняла майку, обнажая торс – угловатый, с грубой кожей, прыщами и редкими волосками, что топорщились на груди, как сухая трава.
Поморщившись, Инь брезгливо потрогала их. Да и пальцы не лучше – большие, с обгрызенными ногтями – выглядели так, словно надела перчатки не по размеру. Им срочно необходим маникюр.
Вспомнив с тоской сервис Мейсы, сжала и разжала кулак, чувствуя, как мышцы напрягаются как-то иначе – без изящества, но хватка надежна. Жаль тело неуклюже, точно старый доспех.
Она сделала несколько шагов по комнате, привыкая к нему. Центр тяжести заметно сместился, и тело сутулилось, словно нас спине вырос горб. Выровнять и держать долго осанку не вышло – это требовало напряжения мышц, которые Моня еще не развил. Да и вообще наплевательски к ним относился. Они ответили тем же. Понятно, почему чморят в школе. Удивительно, что вообще еще может ходить. Почему бы ему не подкачаться слегка? Может, хоть…
Ммм… Вот это и всё?
Разочарование было особенно сильным там, что интриговало больше всего. Конечно, опыт у Инь уже был. Даже больше, чем бы хотелось, поэтому уже могла оценить. Она многое видела, знала, но одно дело – знать, и другое – ощущать своей частью. А эта не впечатляла совсем.
Он был похож на хоботок – сморщенный, маленький, нелепо свисающий – недоразумение, один только смех. Вероятно, потому, что видела их, когда потенциал уже как бы раскрыт. При ней по-другому и быть не могло. Но это… Нефункционально – болтается, трется, цепляется. Всё время приходится его поправлять. Он неудобен! Как с таким жить?
Первичный осмотр и пальпация показали, что орган нежен и уязвим. Его надо беречь, а более неудобное место для него сложно найти. У наги всё устроено гораздо разумнее, почему бы не спрятать, как у нее? А с терморегуляцией вопрос можно решить, раз есть риск перегреть.
Столько мороки! Несмотря на еще свежие впечатления после таверны, Инь даже пожалела мужчин. Кстати, надо бы сделать интимную стрижку. Моне-то некогда, он будет ей рад. А как с остальным?
Самого важного предмета комнате не было. Как без зеркала можно здесь жить? Его точно нашла бы Юли, но Инь не рискнула пойти и спросить.
Она повернулась боком и хлопнула себя по бедру – звук вышел глухим, без привычной упругости и сотрясения. Кожа да кости, жировой прослойки там почти нет.
– Ну и дрянь, – выдохнула Инь уже вслух, и чужой грубый голос Мони только усилил ее раздражение. – Господи, как они со всем этим живут?
Вот бы сюда ее настоящее тело…
Закрыв глаза, Инь с тоской вспомнила высокую грудь – полную, с торчащими гордо сосками, что проступали под шелком из сета «Блудницы». Ткань скользила по коже, подчеркивая каждый изгиб совершенной фигуры, останавливающий на себе любой взгляд – будь то голодный блеск мужских глаз или сдержанное восхищение Роби под маской сарказма.
Инь провела ладонью по голове – на ощупь волосы, как шерсть верблюда – жесткая, спутанная и неприятно короткая. То ли дело ее: шелковые, тяжелые, черные как смоль, струящиеся по плечам и спине водопадом, что падал на грудь, обрамляя ее.
А ноги… Ее длинные, стройные ноги, что заставляли сердца биться быстрее. Идеальные полушария попы, обтянутой шелком, вообще сводили с ума. Женское тело – сокровище, оружие, власть, а это подобное дать не могло.
Инь едва не прослезилась, вспомнив себя совершенно другой и внезапно почувствовала, что в паху шевельнулось, словно там была мышь.
Взвизгнув, подпрыгнула и, суча ногами, упала на кровать, срывая трусы. Но там ничего, кроме… него.
Осторожно, двумя пальцами, как будто держала ядовитую тварь, приподняла, разглядывая, словно ждала подвоха с его стороны. Неизвестно, как это себя поведет. Лишь бы по незнанию не причинить ему вред.
Под таким фокусом оно вновь шевельнулось и напряглось, оживая.
Инь испуганно вздрогнула и продолжила за ним наблюдать, прислушиваясь к своим ощущениям. Они здесь… другие.
В «Сансаре» возбуждение было приливом – медленным, глубоким, поднимающийся от низа живота, растекающийся теплом по венам, заставляющим грудь тяжелеть, а кожу гореть, будучи мягким, но многослойным и властным. Его чувствуешь в каждой клеточке тела: в дрожи бедер, в сладкой тяжести между ногами, в том, как соски напрягаются, реагируя на касание шелка, пальца или одного только взгляда. Это как волна в океане, что накрывает и уносит в его глубину.
А тут…
Инь нахмурилась, глядя на то, что робко шевелилось в руке. Вместо прилива, что поднимался плавно и мощно, – словно кто-то дернул рычаг и поднимает теперь. Тепло не растекалось мягким потоком, не обволакивало грудь и бедра, а собиралось внизу – в этом нелепом хряще, что рос, всасывая в себя кровь, точно комар. Там только механика – простой, как топор. Повернули ключ, завели – движок работает вхолостую и гудит, требуя залить больше топлива. Скорее, даже приказ – грубый, напористый, как окрик солдата.
Сугубо в исследовательских целях Инь подчинилась. Она знала, что делать, благо успела набить руку еще в «красном доме». Не величественный симфонический оркестр, каким это было там у нее, а короткое соло на дудке.
И такой примитив движет мужчиной? Размером с ладонь? А разговоров-то сколько вокруг него…
Тем не менее, поступательные и ритмичные движения привели к ощущениям сладостно острым, и эксперимент пришлось срочно прервать.
Поняв, как это работает, Инь собрала волю в кулак, не став тратить чужие ресурсы впустую. Возможно, у Мони на них свои планы, а воровать чужое нельзя. С другой стороны, он ей должен. К тому же, как слышала, если так и оставить, в паху будет резь, а здоровье прежде всего. Так что…
Как оказалось, в рабочем состоянии орган не так уж плох. Дразня это мини чудовище, Инь невольно подпрыгнула, когда кто-то коротко взвизгнул, перепугав до смерти. И всего за мгновение до того, как грянул финал. Остановить его, естественно, было уже невозможно. Скрыть тоже нельзя.
Звон упавшей на пол чайной ложки был столь же коротким, как этот спазм. Он и рядом не стоял с настоящим оргазмом, но параллели Инь провела только потом.
На пороге комнаты, замерев, хлопала глазками Юля, держа в руке кружку. Чай расплескала, но убегать не спешила – стояла статуей. А на лице вся гамма эмоций: ужас сменился растерянностью, а та – любопытством. Братец со спущенными на колени трусами, как восковая фигура в комнате ужасов – и разглядеть бы поближе, но страшно к нему подойти.
– Моня?! – прошептала она, округляя глаза. – Опять?
– Не совсем… – призналась Инь, пойманная на месте своего преступления. Она чувствовала себя унизительно голой, но не в привычном ей смысле. Раньше использовала свою наготу, как оружие, но сейчас это ударило скорее по ней.
Юля растерянно заморгала, наклонила голову и вдруг просветлела:
– Ты Инь! У меня получилось! Я призвала-таки тебя! – воскликнула она, вновь плеснув на пол чай. Глаза горели щенячьим восторгом. – Как это круто! Хочу быть, как ты!
– Я… – Инь с облегчением выдохнула, обрадованная тем, что не надо ничего объяснять. Пусть верит, что вызвала, если так хочет. – Я проверяла… э… состояние. Техническое. Как это работает.
– Вау! И как?
– Честно говоря, так себе, – призналась неохотно она. – Возможно, было бы совсем по-другому, если…
– Так давай проверим! – загорелась Юля этой идеей. – Потому и позвала. Как раз хотела тебе предложить.
– И тебя не смущает, что Моня узнает? – смерила Инь ее строгим взглядом. Вряд ли тот будет этому рад.
– Во-первых, ты – это не он. Во-вторых, я совершеннолетняя. В-третьих – Моня мне не родной. В-четвертых, у вас есть «Рыбкина память», и всё это, кажется, можно стереть, – парировала, деловито загибая пальчики Юля. – А мужскую анатомию знаю и так.
– Тогда зачем?
– Мне нужен свой опыт. У подружек есть парни, обсуждают там всякое, а мне даже нечего сказать от себя. Сижу, как дура, молчу, – призналась и смутилась она.
– И как же тебе предлагаешь помочь? – подняла бровь Инь, заметив нездоровый блеск ее глаз.
– Ты же опытная жрица любви. Вас там обучали… всему. Введешь в меня… тьфу! Введешь меня в курс этих дел, – покраснев, поспешно поправилась Юля. – А Монечка послужит нам учебным пособием. Мы ж ради просвещения, а не для кайфа. Образовательный такой вот процесс.
Инь поморщилась, с горечью вспомнив про свадьбу. «Процессов» там было с лихвой – красный диплом бы, наверное, дали. Так больше продолжаться не может. С нее вообще не слезают, с этим надо что-нибудь делать. В ней что-то неправильно, только что? Обмен информацией может быть оказаться полезным для обеих сторон. В ней, определенно, пробелы.
Так почему бы и нет? Поймет мужчин лучше, найдет уязвимое место, увидев их изнутри. Они – добыча и корм для сирены. Можно сказать, – древний расовый враг. И этим грубым скотам придется несладко. Хлебнут горюшка с ней…
Но этично ли будет использовать Юлю?
– Нет! – скрепя сердце, отвергла Инь ее предложение. – Прости, не могу. Только теоретический курс.
– Ну-у… – разочарованно промычала Юля. – Думала, будем подружками, а ты «взрослую» решила включить…
– Меня как раз так и учили. Это и называется «классическим образованием»! – сухо ответила Инь, копируя интонации Мири. – Практику при желании сама где-то пройдешь. Бери тетрадь и записывай. Покажу что и как, если будут вопросы.
– Ага, счас! – Юля радостно метнулась за дверь.
Топот босых ножек затих в коридоре, а Инь выдохнула, оставшись одна. Она подошла к окну и отдернула штору. Свет ворвался в комнату, заставив прищуриться. Мир казался всё тем же, но как бы с другой высоты, в другом теле и другими глазами. Еще очень много надо узнать. Лучший способ понять – кого-то учить, а там видно будет.