Моня опасался, что будет сам Мара и облегченно выдохнул, когда увидел татуированное лицо с глубокими складками. Лысый череп, испещренный непонятными символами, и белесые глаза без зрачков придавали тому вид инопланетно зловещий. Монстры, порою, даже милее. Перепутать легко.
Старец поднял руки, призывая всех к тишине. Гудевшая, как растревоженный улей, толпа послушно притихла. Голос разнесся над площадью, видимо, усиленный специальным заклятьем:
– Сограждане, добрые люди, посмотрите на падшую деву, которую погубила сладострастность и похоть. Эта коварная женщина стала опасной даже для собственных братьев. Ее ядовитое лоно привлекло немало доверчивых душ, ввергнув в срамное царство разврата. Призванная на борьбу с вечным злом, сама стала злом, встав под черные знамена порока!
Пафос зашкаливал, но речь встретили вяло. Сексуальная активность «искателей» была делом обычным, поскольку не были связаны моралью и нормами при условии, если обе стороны на это согласны. Бессмертие, свободные нравы и неразборчивость в связях вызывали острую зависть и ревность у местных: «Им можно всё, почему нельзя нам?»
Оракул это хорошо понимал и бил по больному:
– Не обманывайтесь отравленной и нечестивой красой дивных форм! Под ними взрастает ядовитое семя! Наслаждения грубых утех лишь для животных. Пред нами демоница соблазна, а вкусивший их, падет, как она! Поддавшихся ее дьявольским чарам ждет миг блаженства и тяжесть греха, который погубит бессмертную душу!
Противоречия в последней реплике никого не смутили. Напротив, интриговали, раз в грехе есть блаженство. Жаль, что ведьма одна, и сатанинских чар на всех может уже не хватить.
Чем яростнее гремел голос старца, тем сильнее блестели глаза тех, кто внимал его речи. И в них был отнюдь не праведный гнев, а похоть, которую Оракул умело разжег даже без злокозненного колдунства суккубы. Войдя во вкус, он блистал красноречием, расписывая пленившую его красоту:
– Только взгляните на эти полные груди, на нежную кожу, на искушающие изгибы под кружевным черным бельем! Узрите инфернальное искушение от невесты порока! Ее дурманящий аромат, плавные движения и томный взгляд – вот злобный лик сатаны! Лишь праведный и милосердный огонь очистит от скверны порабощенную душу!
Шокированная предложением толпа недобро насупилась, но не притихла, а загудела, как рой пчел. Общее мнение выразил несмелый мужской голос из первого ряда:
– Отдай ее нам, мы сами накажем…
Нервно вздрогнув, Моня понял, что либидо фонит. От него буквально разит грязным сексом. Не будь во рту кляп, город запомнил бы этот день.
Почувствовав перемену настроений, Оракул понял, что излишне сфокусирован на и так очевидных прелестях жертвы. Пришло время подчеркнуть их зловредную суть.
– Я покажу вам, что сделало это исчадие ада с тем, кто ее возжелал! – старик скорбно кивнул, подав знак своей свите.
Со стола сбросили покрывало, демонстрируя иссохшие останки последней жертвы. На черепе всё еще были длинные черные волосы.
– Видите? Это Ялой, а Зульфима постигла та же страшная участь! Они праведно служили на благо народу и Матери Церкви, но поддались искушению, нарушив обет. А ведь были достойные и светлые мужи!
Народ зароптал, не веря в неестественную белизну экспоната. Разве так выглядят свежие кости? Почему бы в дьявольской силе не убедиться самим? Красивых ведьмочек днем с огнем не сыскать!
Видя, как разыгрались там страсти, Моня поторопил палача умоляющим взглядом. Пусть сожгут уж быстрее! После всего пережитого сгореть от стыда невозможно, а собравшийся плебс уже разогрелся и жарить в огне красоту не хотел.
И тут Моня увидел, наконец, в толпе Анджела. Он махал рукой и подпрыгивал, отчаянно подавая какие-то знаки. Но что сейчас может спасти? Только мессия, да и тот не пройдет сквозь жаждущих развлечений людей.
Тем временем Оракул понемногу сворачивал речь, указывая путь к искуплению:
– Святая Нима простит, если обратимся к ней с чистым сердцем. Тяжек грех прелюбодейства, но пост и раскаяние его могут отмыть. Из необъятности несотворенного неба богиня взирает на нас, предлагая помощь заблудшим. Рассеяв мрак заблуждений, она пробудит совершенную мудрость даже в темных демонических силах. Так помолимся, попросив отсечь препятствия всех неблагих омрачений для девы порока. Даже погрязшее во скверне дитя достойно просветленной милости Нимы. Принявший ее, узрит благословленную истину естественной простоты всех явлений! И мы искренне молимся, чтобы грешница познала сей дар. Так пусть наше священное пламя осветит дорогу на небо, где Нима обнимет ее!
Оракул воздел руки к небу, и палач кинул факел на штабель. Пламя быстро охватило дрова, поднимаясь всё выше. Задыхаясь, Моня ждал, когда его снимут, скрыв под иллюзией, как ему обещали. План с Анджелом был изначально провальный – как он мог передать меч? Никак!
Оракул тоже не торопился спасать, и с интересом наблюдал за гримасами кашлявшей в дыму жертвы. Моня начал подозревать, что Мара его снова провел. Видимо, ритуал изгнания будет фальшивым. Выходит, таки сожгут, но потом воскресят. А значит, сейчас будет больно.
Моня приготовился к худшему, проклиная всех демонов скопом. Глаза слезились, но всё же увидели, как блеснул в толпе знакомый клинок. Отчаявшись его передать, Анджел поднял над собой, надеясь на чудо. Но таковым был сам Вахра-об-али.
– Постойте! – закричал Моня. – Последний обед был, а последняя просьба?
– Чего тебе, ведьма? – подозрительно посмотрел снизу Оракул. – Покойся с миром.
– Так проводи с уважением! Как воительницу, а не грязную шлюху! Сожгите с оружием, чтобы мой дух не преследовал вас!
Старец проследил за его взглядом и, увидев Анджела, согласно кивнул:
– Боги милосердны к заблудшим. Возьмите у ее мужа меч. Пусть горит железяка с этим адским отродьем.
Клинок Чести бросили Моне под ноги как мусор. Но, когда язычки пламени лизнули благородную сталь, на ней проявился изящный узор древних рун. Вспыхнув, они засияли, как драгоценные камни, озаренные лучами рассвета, и на изумленных лицах людей заплясали таинственные разноцветные блики. Казалось, даже огонь отступил, почтительно перед мечом преклоняясь.
Моня попытался до него дотянуться ногой. Когда, наконец, получилось, в небо ударил столб яркого света, и Роби проявилась прямо в костре – с раскрытыми крыльями, во всей своей славе.
Народ на площади не верил глазам, решив, что с небес в огонь сошло божество, что, скорее всего, так и было. Шокированный его появлением Оракул застыл, а стража растерялась, не зная, что делать. В служебном бестиарии таких монстров нет, а вот у святого воинства Нимы белоснежные крылья.
Ими сейчас сильно хлопнули, пытаясь сбить пламя. Моня, задыхаясь от кашля, мало что видел. Освобожденный от пут, он упал в ее объятия почти без сознания. Схватив его в охапку, Роби смогла подняться лишь метра на три над землей. Ее крылья тлели, а энергичные махи только раздували огонь.
Такую легкую цель можно легко сбить копьем или болтом арбалета, но вдруг это ангел? Девушка с горящими крыльями нашла сочувственный отклик в сердцах. Люди справедливо считали, что истинный демон не способен на жертву. А если способен, то это не демон. Тогда зачем его бить?
Оракул опомнился, когда беглянки почти перелетели толпу, а оцепеневшая стража их провожала глазами. Но фора была слишком мала, и к солдатам полетела команда остановить несмотря ни на что.
Придя в себя, те стали стрелять, а пылающие перья не могли дать подъемную силу. Роби слабела и опускалась всё ниже. Вскоре она, пронзительно вскрикнув, упала.
Монино сердце сжалось от ужаса – в ее спине под крылом торчала стрела. Если погибнет, люди не сделают той же ошибки. Меч спрячут и где-нибудь похоронят. И на этот раз насовсем.
Казалось, обожженные ноги ходить не могли, но Моня как-то поднялся, держа на руках Роби. Он дал ей клятву и не позволит уничтожить то драгоценное, что у них было.
Кожа на ногах вздулась, кое-где лопнула и, казалось, ее нет совсем. Каждый шаг будто впечатывал в брусчатку обнаженное мясо. Шатаясь, Моня шел, как по раскаленным гвоздям. В его состоянии и просто идти было немыслимой мукой, но ведь нёс ту, что, наверно, любил.
Слезы текли по лицу, перед глазами туман. Ноги, как обнаженные струны туго натянутых нервов. А сзади слышен топот солдат – не убежать.
Моня решил, что будет идти, пока бьется сердце. Мост совсем рядом, а в реке не достанут. Лишь бы дойти!
– Любовь моя, брось меня здесь… – шепнула Роби со слабой улыбкой. Изо рта шла кровавая пена. – Береги только меч. Он и есть я. Но потом должен коснуться меня…
Ее глаза закрылись, голова упала на грудь, и нести стало легче, словно дух вышел из тела, сделав его менее плотным. Протерев глаза, Моня понял, что всё же дошел. Они на мосту! Под ними река неспешно несла свои темные воды. Руки можно, наконец, опустить.
Тихо плеснула волна, и лицо Роби растаяло неясным белым пятном в глубине, словно стирая из мира людей.
Уже валясь вперед, Моня почувствовал сильный толчок – арбалетный болт пробил его тело навылет. Пройдя под грудью, вырвал из спины кусок плоти. Ледяная вода обожгла жабры, смыла с кожи кровь, пепел и грязь.
Теперь быстрей к Роби!
С этой мыслью Моня сделал пару гребков, уходя в глубину. Но вдруг его стукнуло током – разряд высветил дно с лесом подводных растений. Высокого уровня, видимо, спелл.
Боль согнула дугой, выдув крик в пузырьки. Парализованное тело всплыло, точно снулая рыба.
Запаниковав, Моня попытался снова нырнуть, но мышцы не слушались, а вода окрасилась красным. Накопленная страданием боль взорвалась сверхновой. Кровь закипела в сосудах раскаленным металлом, а внутри будто обрушилась спасавшая ранее от безумья плотина. Эта стихия погребла под собой уже всё.
В ней ненависть, ярость, жажда убийства. Мони теперь больше нет. Это что-то другое. И оно жаждало людей убивать.
Энергетический вихрь прошил собой в небо, унося человеческое, как осенний ветер листву. Масштаб разрушений заставил искаженное тело принять новую форму. Кожа покрылась чешуей, ноги слились в рыбий хвост. Белки глаз стали черными, губы прорезала пара клыков, волосы поднялись над водой, точно змеи.