– Хм… Поразительно. Тонус хорош, – одобрительно заключила она. – Наш парень явно рад меня видеть. При травматической коме подобного, как правило, нет.
– В апоплексической, естественно, тоже! – поддакнул дежурный врач. Им был мужчина средних лет с академически опрятной бородкой. Повернувшись, он смерил Юлю подозрительным взглядом. – Интересно, что спровоцировало этот рефлекс?
Сестра смутилась и покраснела, а Моня не мог заступиться. А ведь сделала то, что врачи не смогли.
– Препубертат – это всё объясняет! – профессорский пальчик назидательно постучал по медкарте. – Организм уже взрослый, а мозги еще нет. После такого кровоизлияния восстановление всей полноты функций почти невозможно. Но как видите, что-то там есть.
– Кхм… Юность – дело такое… – с завистью согласился коллега.
– Полагаю, возбуждение нам может помочь, – кивнула она. – Сохранившихся участков нервной системы ускорит процессы, если их подтолкнуть. Попробуйте тактильную стимуляцию, чтобы активировать сохранившиеся нейронные связи.
– И как это сделать? – спросил недоверчиво врач.
– Думаю, наиболее перспективны эрогенные зоны, – показала та взглядом на оседающий уже бугорок. – Опирайтесь на еще работающие органы чувств. Посмотрим, подумаем, понаблюдаем эффект.
– Нет уж… Такую методику уже без меня. – Врач нервно промокнул платком лоб.
– Кто хочет взять перспективную тему на целый семестр? – предложила профессор, обернувшись к внимательно слушавшим беседу студентам.
– Можно я? – робко вызвался юноша с розовой прядью.
– Нет. Вашу практику будет курировать колоректальный хирург. Тут нужен более тонкий подход. Девочки, материал превосходный – хочет кто-нибудь руку набить?
Дама обвела строгим взглядом, и кто-то из девиц прыснул в кулак. Остальные напряглись, но сдержали улыбку. Вероятно, «материал» не впечатлил никого.
– Милочка, вот вы и возьмете! – Женщина выбрала смешливую жертву. – Рука у вас легкая, работа нетрудная – как по маслу пойдет.
– Но я не уверена… – Смущенно потупилась девушка.
– В неврологическом есть манекен. Ребята подскажут. Или лучше кадавр?
– Манекен! – торопливо согласилась она.
В этот момент Моня уже был уверен, что глючит. Должно быть, реальность размывалась шизофреническим бредом фантазий. Предложенная терапия наверняка эффективна, но в здравом уме ее не пропишут. Такое и мертвого способно поднять. Сначала сестра, потом практикантка… Слишком хорошо даже для сна.
– Умничка! – похвалила профессор студентку. – Справишься, получишь зачет. И на дипломную будет задел. А пока напомни-ка всем химический состав нашего мозга. Эй, слушаем все!
– От одного до двух кило веса, семьдесят восемь процентов воды, пятнадцать жира, белки, гидрат калия, соль! – тряхнув кудрями, отрапортовала девица.
– Верно. Наш мозг очень материальный объект, – благосклонно кивнула профессор. – Проблема в том, что наука не знает то, что за ним. Напомни-ка нам доминирующие теории о природе сознания.
– Гипотезы «глобального рабочего пространства» и «интегрированной информации»! – столь же четко доложила студентка.
– Правильно. Если в первом случае мы говорим о своего рода «квантах сознания», то второй представляет собой математическую теорему, где не имеет значения, что именно породило его – нейроны, микросхемы или цифровой код. Если это принять, то разумом может обладать микрочип, планета или даже вселенная. Сознание возникает не из сети, откуда идет информация. Сознание – это и есть сама сеть.
– А как считаете вы, профессор? – со скептичной улыбкой поинтересовался коллега, видимо, пытаясь ее подловить.
– Никто не понимает, что такое сознание. Как думаю, вы не знаете тоже. – Снисходительно посмотрела она на него. – У нас даже четкого определения разума нет. «Я знаю, что я есть» – единственное, с чем все абсолютно согласны. Мозг – кусок жира и слизи, но ничего более сложного во вселенной пока не нашли. Восемьдесят шесть миллиардов нейронов, которые ежесекундно образуют новые связи, где число вариантов на порядки превышает количество всех атомов в мире.
– Но у нейросетей доступ к почти пятистам триллионов параметров! – возразил тот.
– Да, это так. Но можно ли говорить, что они умнее, чем мы? Машина пишет книги, делает игры, но насколько сознателен этот процесс? Если так, то, возможно, в нем есть свои планы, мотивы и цели, в которых нас уже попросту нет. Мы непоследовательны, примитивны и неэффективны, как может посчитать нейросеть. Давайте оставим больного и пройдем в аппаратную к нашему клиническому модулю на искусственном интеллекте…
Ее голос становился всё тише и угас в коридоре, а Моня вновь провалился в кошмар. Снилось, что он стал русалкой. Топит людей, жадно пьет кровь, а насытившись, выходит на мель вычесывать ряску и тину из длинных волос.
Моню проснулся, когда услышал звук легких шагов. Вернулась студентка, которой его поручили. Видимо, ее отпустили, закончив обход.
Подойдя к раковине, девушка тщательно вымыла руки, после чего вопросительно посмотрела на Юлю, которая преградила ей путь.
– Не лезь, я всё делать буду сама! – заявила сестра с воинственным блеском в глазах.
– Но…
– Будет результат – расскажу. Не бойся, сдашь ты свой курсовик.
– Тогда ладно, – благодарно улыбнулась ей та. – Спасибки, что выручила. Дать тебе крем?
Юля ответила взглядом, полным ее превосходства, как бы показывая, что знает предмет. Инь, видимо, многому успела ее научить.
Практикантка пожала плечами и с облегчением вышла за дверь. Моня запротестовал, но его внутренний крик никто не услышал. В родном мире уже не сирена, но сценарий почему-то тот же везде. Это проклятие перешло и сюда?
Рекомендованную врачом терапию Юля решила начать прямо сейчас. Похоже, клятву Гиппократа здесь понимали значительно глубже. Такое лечение не могло не помочь.
Простынку откинули, больничную распашонку задрали на грудь. Полностью сохранивший свою функцию орган уверенно устремлен в потолок.
Моня был готов сгореть от стыда. Он успокаивал себя тем, что в реальности быть такого просто не может. Весь этот сюр – плод его нездорового мозга. Видимо, с ним и правда беда. Неудивительно – все органы чувств клялись, что не врут. Логика всегда пасует перед эмпирическим опытом, пусть даже тот получен в бреду.
Пальцы легкие, но уверенные, сложились в колечко, и сердце стукнуло в ребра. Через минуту Юля перешла на неожиданно продвинутый уровень ласк. Воспрянув духом, Моня понял, что в хороших руках, а секс воистину творит чудеса. Тело переполняло энергией, которую словно вдували, как через трубку, лаская губами и языком.
Реакция не заставила ждать – вцепившиеся в ее волосы пальцы ожили. Эффект терапии был налицо, хоть всё и кончилось быстро. Но это первый успех за очень долгое время. Хорошо было бы его закрепить, максимально усилив стимуляцию естественным образом.
Видимо, Юлька думала так же. Метнувшись к своей сумке, она вытащила из нее «Харон» и, дрожа от нетерпения, надела его на голову Мони.
– Мне так и сказали во сне! А я не верила, дура… – забормотала она с лихорадочным блеском в глазах. – Монечка, милый! Сделай, что просят, и вернешься здоровым! Он это мне обещал!
Мара?!
Моня едва не вскрикнул уже наяву. Эта мысль пронзила, словно космическим холодом обожгла ему мозг. Демон добрался даже до Юли, внушив, что хочет помочь! Но хорошей сделки с ним не бывает. В ней всегда будет подвох.
С другой стороны, что может быть хуже, чем то, что сейчас? Гнить здесь живым овощем, мучая Юлю? Тогда лучше уж смерть!
Подумав об этом, Моня понял, что другого выхода нет. Там может сделать хоть что-то, а вот здесь уже ничего.
Тем временем Юля села на него и, вставив, медленно опускалась на перевозбужденные чресла, дав прочувствовать каждый миллиметр погружения в лоно – момент, о котором Моня боялся мечтать. Ее движения, ритмичные и нежные, уносили всем мысли и чувство вины, позволяя забыть, кто он, кто она, и раствориться в сладком блаженстве. Он словно купался в чистом ласковом свете, исчезая в проникающих всюду лучах, где нет ни Мони, ни Юли, ни больничной палаты.
Осталась только извечно сияющая, безграничная ясность и союз с пустотой, недоступный для обозначения мыслью. Ничто не в силах его описать. Безличное самосознающее присутствие, в котором нет ничего. И в то же время в нем было всё. И оно было всем. К нему уже нечего добавить что-то еще.
Самоосвободившись, переживание исчерпало себя толчками сладостных судорог. Юля, будто выталкивая, сильно надавила руками на грудь, и Моня почувствовал, что покидает тело с последним толчком. Сознание извлекали, точно жука из щели. Лишившись материальной опоры, оно то стремительно падало в пропасть глубокого космоса, то летело над поверхностью каких-то звезд и планет. Вокруг проносились, вытягиваясь в яркие струны, бесчисленное множество других измерений, но Моню ждали в Сансаре. Его звали только туда.
Он чувствовал, как сознание разрывается, словно тонкая ткань, и перед глазами мелькали всё новые образы – река, горящие крылья и мерзкий, сырой запах грибов, который будто чувствовал кожей. Моня летел, словно комета в шлейфе осколков трех его личностей, и каждый отражал боль и страх сразу всех.
18
Без всплеска скользнув в темную воду, сирена шевельнула хвостом, торопясь покинуть проклятое место как можно быстрее. Она не оглядывалась – пещера с грибницей уже позади, но хор еще пел в голове, как насмешка и напоминание о том, что случилось.
Течение охотно подхватило ее, унося вниз по руслу. Здесь река была намного быстрее. Стены, покрытые слабо светящимся мхом, сужались, будто пытаясь сдавить, а каждый шорох и всплеск казались угрозой. Повсюду мерещились щупальца – длинные, цепкие, скользкие. Они тянулись из темноты, готовые схватить и подтащить к любопытным янтарным глазам, что до сих пор ещё чудились.
Экономя силы, сирена плыла бесшумно и лишь слегка подруливала плавничками, опасаясь, что стук сердца услышат. Жабры еще кололо песком, отчего каждый вдох отдавался в них болью. Но хуже всего ощущение чего-то чужеродного и липкого, что вызревало и сочились внутри. Хотелось вырвать, выполоскать всё из себя, но это вряд ли поможет.