К счастью, в центре стены были ворота, с выгравированной сценой битвы наг и подземных чудовищ. Створки, украшенные чешуйчатым орнаментом, напоминали гигантские змеиные кольца, а в центре каждой красовалась голова с клыками, служившими ручкой.
– Это Гнездовье. Здесь живут наги Минервы, – объявил Грит и многозначительно посмотрел на Инь, словно зная о ее близости с Мейсой. – Первое разумное племя после Грибницы. Надеюсь, они нас пропустят.
– А если нет? – подал голос Пухл. Жизнь научила его быть осторожным. Регенерация почти завершилась, и новым лингамом он был заслуженно горд. А вот сирену всё так же боялся.
– Куда они денутся, у нас же кумрато, – хмыкнув, заверил его минотавр.
– Вы что, хотите меня им оставить? – забеспокоилась Инь, отступая за Клаукса.
Слова Грита звучали как приговор. Ее снова собирались использовать, как вещь, как посылку. От этой мысли застучало в висках. Неужели родное теперь уже стадо отдаст ее нагам?
Конечно, в последнее время она обходилась с ним не так нежно, как раньше. Но ведь никто не роптал! По крайней мере, при ней. Им даже нравилось, а к небольшой боли привыкли. Наги вряд ли будут так терпеливы. Зато, наконец, здесь разгрузят.
Часть души радовалась этому освобождению, но другая сжалась от ужаса при мысли, что икру могут попросту съесть. Пальцы Инь беспокойно легли на живот, где шевелились сотни крошечных жизней, умолявшие ее о защите. Разве «мама» их может предать?
А если не сожрут, но кого-то раздавят?
Эта мысль пронзила сердце, как холодной иглой, наполняя тревогой. Под мягким контролем внутри с ней справиться трудно. Сирена представила, как неуклюжие руки горстями вынимают икру, и оболочки лопаются, как пузырьки, с отчаянным и беспомощным писком.
– Не бойся, милая. Они заберут то, что приносит лишь беспокойство, – успокоил Клаукс, погладив ее заметно округлившийся в последний месяц животик.
Инь действительно испытывала апатию, слабость и вялость, но старик, скорее всего, говорил о себе. Она и правда, всех немного загнала. Икринки росли, предпочитая особую пищу. Ее требовалось всё больше и больше, но сатиров нельзя «доить» бесконечно. Минотавр не давался, Пухла только предстояло еще приручить, и возможности стада были уже на исходе.
– Сыграй им! – поморщившись, приказал Грит. Его будто тошнило от телячьих нежностей Клаукса. Возможно, потому, что сам еще стойко держался. – Говорить будешь ты. И лучше бы, как всегда, непонятно.
– На всё воля Черного Слизня… – согласился тот, доставая свирель, которую ценил больше жизни.
Инь нравилась его техника и манера игры. Поразительно, насколько музыкален мог быть такой простой инструмент в руках настоящего мастера. А исполнение было всегда безупречным.
Кратко помолившись, Клаукс начал играть. Пальцы ловко перебирали аккуратные дырки, извлекая мелодию, будто озаренную мягким солнечным светом. Ее переливы, многократно отражаясь от сводов и стен, наполняли душу гармонией пасторальной идиллии, где шелест листвы сплетался с журчанием прозрачного лесного ручья. Казалось, воздух звенит песнями птиц в густой кроне, а на ветвях, внимая чистым звукам свирели, с мечтательными улыбками качались дриады. Мысли унеслись в безбрежную даль в мирном созерцании сущего.
Поддавшись очарованию, Инь расслабилась и нежно гладила уже круглый животик, растворяясь в чувственной и прекрасной мелодии, что отзывалась даже в икринках. Они словно с тем же трепетом и вниманием слушали, наслаждаясь виртуозной игрой музыканта. Его эмоции, страсть, вдохновение, игнорируя разум, шли сразу в душу.
Когда растаяла последняя нота, прогремел чей-то голос:
– Кто ты, рогатый? Уж не демон ли час-сом?
– Мое имя Клаукс, я скромный хранитель тотема из «Семи Стражей Глаза».
– Не с-слышал таких.
– Царствие наше за морями и дальними странами, куда пешком не дойти, на корабле не доплыть. Мы служим семье Винторогого, пред которым простираемся в глубочайшем почтении. Пред вами его единственный сын – высокорожденный Кайзара Грит фон Асфалларас. С ним Ива, Вилка, Змей, Пухл, Оах и Юлим.
– И еще человек!
– Не просто человек. Мы привели вам кумрато – светлоликую Н-ножны.
Инь поклонилась и грациозно присела, изобразив реверанс. Пусть думают, что рабыня послушна. Но это стадо доит она!
– Кумрато? – недоверчиво переспросил голос. – Нам ничего не с-сказали. Вроде бы с-сейчас не с-сезон.
– Хорошо, – пожал Клаукс плечами, делая вид, что ему всё равно. – Это сокровище уже контрабанда. Инсектоиды с удовольствием купят ее.
– Ждите!
За стеной послышался топот. Видимо, побежали за старшим.
– Вот скользкие гады! – зло пробормотал Пухл. – Товар первой свежести, кормили на совесть, чего им не так? Хвостатым нельзя доверять.
– А кумрато можно, если вас так сосет? – зло вставила Вилка. – Вы подо мной не орали так, как под ней.
– Нашим мальчикам нравится. – вздохнув, горестно добавила Ива. – Главное, чтобы бафала их, а не змеек.
«Мальчики» переглянулись, стыдливо признавая зависимость, уязвляющую мужскую гордость сатира. Доминация Инь становилась всё более изобретательной, а иногда жутковатой, принимая очень странные формы. Но этим травмирующим опытом никто не делился.
Через несколько минут клан услышал за стеной другой уже голос:
– Ос-ставьте кумрато, вам заплатят, как только взвес-сим икру.
– Так не пойдет! – запротестовал Клаукс. – Возьмите лишь ваше, а девку верните, она нам нужна.
– Это решаем не мы.
– Ну так решите! – взревел, не выдержав, Грит. – Мне не было равных в родных лабиринтах! Хотите испытать мою силу сейчас? Вы…
– Мы хотим говорить с королевой, – торопливо оборвал его Клаукс и приложил палец к губам. – Передайте, что наградой нам станет только свободный проход. Иного не надо. Ибо сказано, что мудрейшие из мудрых, пребывавшие в созерцании многие жизни, узрели, что лишь сострадание способно спасти, приумножив радость существ! Оно подобно философскому камню преображает наше нечистое тело, указывая дорогу в царство нирваны, одаривает непрерывным потоком заслуг!
После длинной паузы за стеной кто-то тихо спросил:
– Ты что-нибудь понял?
– Неа. О чем-то с-страдают, куда-то идут.
– Тогда открывай.
– Почему?
– Это не демоны. Их бы с-стошнило.
Что-то щелкнуло и, загрохотав, стена отъехала в сторону, освобождая проход. Отряд замер – за воротами ждал десяток наг, чьи подозрительно изучавших рогатых гостей. Верхней половиной почти люди, нижняя змеилась толстым хвостом, а чешуя тускло отливала серым металлом.
Судя по нарочито брутальному виду, это были самцы. То есть те, кто выиграл право выбрать свой пол в честной схватке. Мейса рассказывала Инь о таком ритуале, но далеко не все жаждали одержать в нем победу.
Сатиров отвели в зал с утонченными арками, изящными мостками через бассейны с красиво подсвеченной бирюзовой водой. Повсюду нефритовые статуи наг и множество украшенных ажурными решетками нор. Настоящий оазис в мрачном царстве Аида. Неудивительно, что пускали не всех.
При виде такой роскоши сатиры смутились, став стряхивать с одежды и шерсти дорожную пыль.
– Вождя и кумрато примет королева Минерва! – торжественно объявил гостям старший.
– Старик, – Грит кивнул, показав взглядом на Клаукса, – пойдет с нами!
На этот раз с ним спорить не стали, проводив к королеве. Сатиры представились и поклонились. Инь встала у них за спиной, чувствуя страх, неуверенность, робость.
Минерва сидела на камне посреди небольшого озера в отдельном зале, подвернув под себя хвост. В отличие от других наг, он вился кольцами и был намного длиннее. Красиво очерченные глаза лучились мудростью древней змеи – они оценивают, судят и наблюдают. Взгляд пронзительный, горящий алым, будто прозревавший истину сквозь ложь и иллюзии. На лбу – магический знак, вырезанный или выжженный каким-то заклятием. По лицу тянулись алые руны и татуировки, образуя узор. Такой же на подвесках под острыми ушками, а красно-бурые рожки словно отполированы кровью врагов. Кожа блестела, как белый нефрит, а чешуя переливалась оттенками темного изумруда и серебра, подчеркивая каждый изгиб. Длинные волосы, черные, как безлунная ночь, спадали на плечи, обрамляя лицо с высокими скулами. В осанке, в том, как нага небрежно опиралась на руку, постукивая когтями по камню, чувствовалась королевская власть – воплощение древней и зловещей красоты, соединяющей демоническое величие с изысканной грацией.
Смотря на нее, Инь чувствовала себя лягушкой перед пастью удава. Вряд ли она бы смогла возразить, если б эти блестящие, словно смазанные маслом, змеиные кольца обвились вокруг ее тела и чуть придушили – медленно, выдавливая жизнь каплю за каплей. Позволяя выдохнуть, но не вздохнуть…
Сердце укололо тоской – в аристократической утонченности черт Инь увидела знакомые линии. Королева очень похожа на Мейсу – те же острые скулы, тот же хищный изгиб губ, тот же пробирающий до костей взгляд, что проникал в самую душу. Их близость была болью и наслаждением, и эту пустоту было ничем не заполнить.
Минерва, почувствовав ее взгляд, слегка наклонила голову. Волосы скользнули по плечу, обнажая тату на ключице, а кончик хвоста, увенчанный острым и черным шипом, приподнялся, словно принюхиваясь. Глаза, большие и миндалевидные, сузились, с интересом изучая необычную гостью.
– Кумрато… – произнесла королева, и ее голос, глубокий и мелодичный, с легким шипением, прокатился по залу мягкой волной. – Так неожиданно… И в таком крас-сивом с-сосуде… С-с чего это вдруг?
Инь, несмотря на страх, почувствовала, что ей очень хочется подойти ближе. И раньше, чем что-то решила, тело шагнуло вперед за нее.
Дыхание стало прерывистым, а воспоминания о Мейсе – ее горячих маслах, ловких руках, нежных укусах и ласках, под гипнотическим взглядом Минервы вновь оживали. Они слишком похожи.
– Кхм… – кашлянул Клаукс, заметив состояние Инь. – Мотивы и цели Грибницы неисповедимы. Осмелюсь предположить, что цикл сдвинулся, а с ним и брачный сезон.