– Очень жаль… Тогда давай с-сделаем то, что хотели.
– Мне страшно…
– С-смелее! – подбодрила, смягчив тон, царица. – Не бойс-ся меня. Больно не будет.
Кончик хвоста, зацепив, как крючком, ловко стянул белье с ног. Найдя под ними опору, Инь почувствовала, как ее обвивают и стягивают упругие кольца. Шевелиться она не могла, и Минерва легко куснула за шейку.
Вопреки всем страхам, сирену не собирались глотать, а затянули под воду и поступили, как все остальные, но в процесс, который вроде бы не мог удивить, добавили новые краски. В темной глубине сирена вновь оказалась в объятиях Мейсы, чувствуя ее теплые и нежные руки. А еще заботу, уверенность, нежность, возбуждающих лучше самых изысканных ласк. Инь не знала, не помнила, что подруга погибла, вернувшись в то беззаботное и счастливое время.
– Какая чудес-сная кладка! Сколько же там малышей… – шептали ей, и тело будто вновь таяло под тем обжигающим массажем с маслами. – Тс-с-с… Доверьс-ся мне, девочка. Это тебя быс-стро рас-слабит.
Инь охватила тягуче ленивая нега, где можно нежиться вечно. Отовсюду лился ласкающий теплый свет, располагающий к медитативному созерцанию и комфорту покоя. В нем она расслабленно растворялась в приятном бездумье, свободном от страхов, надежд и суеты.
Его омрачало лишь понимание, что это не могло длиться долго. Инь ощущала заботу, участие и даже любовь, которыми ее окружили, пряча от того, что было за светом. А вскоре почувствовала беспокойство и грусть, расставаясь с тем, что растила в себе. Оно, наконец, уходило, преисполненное благодарности за новую жизнь.
Освободившись от груза, Инь почувствовала, как тело стало почти невесомым, словно сбросив оковы, что тянули к земле. Студеный невидимый ветер подхватил и закружил, унося в темноту. В ней кожа покрылась мурашками, а дыхание сбилось в резком переходе от света к мгле – сырой и промозглой, пропитанной запахом плесени и чего-то древнего, почти осязаемого. Поток холодного воздуха опустил на неровный каменный пол, и сирена оказалась в пещере, будто пропитанной тьмой.
Но в ней мерцал слабый оранжевый свет – маленький костер, чьи языки пламени отбрасывали зловещие тени на стены, покрытые влажными пятнами плесени и ветвями мицелия, которые пульсировали, как вены, качавшие из земли кровь. У огня сидело существо, напоминающее пожирателя разума из мифов Подземья – гуманоид с головой осьминога. Вид столь ужасной хтонической твари внушал инстинктивный, неконтролируемый страх, заставляющий верить в чудовищ, подобным легендарному Ктулху из кошмаров Лавкрафта.
Кожа, бледная и склизкая, блестела в свете костра, а щупальца, медленно шевелящиеся вокруг безгубого рта, извивались, как змеи. Его массивное тело закутано в мантию, испещренную выцветшими от времени символами, похожими на те, что были на воротах у наг.
Глаза монстра, как два непроницаемых омута, будто излучали космический холод и смерть, а в их глубине Инь увидела погибающие в глубоком космосе звезды или даже миры. Его взгляд завораживал и, проникая глубоко в разум, будто вытягивал мечты, страхи, желания, как нити, которые наматывал на невидимую катушку в мозгах. Гнетущая тишина нарушалась лишь треском костра и слабым, влажным звуком, с которым щупальца касались друг друга. В воздухе вокруг Инь витали тускло светящиеся, зеленоватые споры, которые медленно оседали на ней. Она с удивлением услышала, как все они что-то шепчут.
Этот тихий, многоголосый гул, похожий на хор тысяч голосов, пробуждал воспоминания, которых у нее быть не могло, но они нахлынули с такой ясностью, что разум содрогнулся, как от удара. Инь увидела колоссальную сеть под землей, где ветвящиеся нити мицелия простирались под всем подземельем, словно вся шахта была одним организмом. А наги, чьи чешуйчатые тела отливали живым серебром, вводили в зал своих пленников – изможденных существ разных рас с глазами полными ужаса.
Связанных и беспомощных, их оставляли в пещере, и нити начинали медленно обволакивать их тела, прорастая, как корни. Инь услышала крики – пронзительные, полные агонии, которые становились всё тише, переходя в слабые стоны, пока не затихали совсем. Иссохшая кожа серела, будто бумага, а плоть обеспечивала колонию пищей.
И только одного пленника возвращали живым, наполнив драгоценной икрой под завязку. Его наги сразу забирали с собою. Так появлялись кумрато.
Эти воспоминания, чужие и страшные, давали понять, что сирена стала частью их сделки. Существо медленно наклонило голову, его щупальца замерли, и в сознании раздался голос – низкий, булькающий, как будто доносящийся из бездонных океанских глубин:
«Ты правда хочешь стать мной?»
Инь хотелось только кричать, но голос застрял в горле, не давая вдохнуть, а тело не двигалось. Ее сердце забилось так сильно, что казалось, пробьет ребра и выскочит. Тьма начала таять, но возвращение в реальность ощущалось как шаг в новый кошмар.
– Мейса! – Инь с криком проснулась. Голос сорвался и эхом отразился от стен зала. Руки, словно пытались схватиться за воздух и вытянуть ее из этого ужаса.
– Нет, это я, – Минерва держала ее на руках, баюкая, точно ребенка. – Она к тебе сейчас приходила?
– Да, но… Чуд…овище! Адс…кая тварь!
Слова вырывались слогами, где будто каждый из них стоил неимоверных усилий. Тело трясло, зубы стучали, пальцы судорожно сжались, и ногти впились в ладони. Взгляд Инь метался по залу, словно ожидая, что тот монстр еще здесь.
Ужас, охвативший ее, был глубже, чем просто страх. Это леденящее душу ощущение свершившейся уже катастрофы, о которой узнала только сейчас. Холодные нити грибницы всё еще в ней, оставив в душе липкий след чужой древней воли.
– Тс-сс… Тебе нужен отдых, – мягко сказала Минерва. – Я… с-сделаю вс-сё для тебя.
Инь кивнула, но разум еще цеплялся за обрывки видения, не желая его отпускать. Оно выглядело, скорей, откровением, которое нельзя игнорировать или забыть. Ей словно показали то, что знать не должна. Сирена прижималась к наге в поисках хоть капли тепла, но тело той было холодным и жестким, совсем не таким, как у Мейсы.
Успокоиться получилось не сразу. Дыхание было поверхностным, с хриплыми всхлипами, а приступ паники оставил внутри пустоту, которую надо чем-то заполнить. Видимо, это поняла и Минерва.
– С-смотри! – она зачерпнула воду ладошкой и осторожно поднесла ее Инь.
Там плавало несколько прозрачных, нежно-розовых осьминожек с ноготь размером. Малютки таращили глазки и разбегались, пытаясь проскользнуть между пальцев. Ничуть не похожи на тварь, которая так напугала. Прощаясь, сирена испытывала противоречивые чувства – облегчение и легкую грусть от того, что они расстаются. Ей даже хотелось бы их потом навестить. Посмотреть, как растут, дать каждому имя…
Вместе с тем Инь понимала, что паразит изменил ее биохимию и что-то в мозгах, раз в них возникают подобные мысли.
– Милые… – неуверенно оценила она свой приплод и устало вздохнула. Можно, наконец, перестать доить стадо. Только ведь без него далеко не уйти. Да и разве в нем плохо?
– Как хорошо, что вс-сё получилос-сь! – удовлетворенно улыбнулась Минерва, нежно поглаживая ее впавший животик. – Еще немного и разродилась бы прямо на суше. И с-скольких бы вы тогда могли подавить!
– А зачем они вам? – спросила Инь, не представляя головоногих на суше. Может, ими любуются как декоративными рыбками?
– Это с-стражи и охотники, которые принос-сят нам пищу, – неожиданно терпеливо начала объяснять ей Минерва. Ее голос, прежде резкий и властный, смягчился, словно говорила с ребенком. – К с-сожалению, они недолго живут, поэтому приходитс-ся обращатьс-ся к Грибнице.
Нага сделала паузу и отвернулась. Длинные пальцы с когтями слегка постукивали по мокрому камню, выдавая ее напряжение.
– О да! – мрачно согласилась Инь. – Это был случайный залёт. Повезло, что не съели.
Минерва резко подняла голову. Ее миндалевидные глаза сузились, и на мгновение в них мелькнуло сомнение, быстро сменившееся чем-то глубоким.
– Не думаю, что так уж с-случайный, «Та-Которую-Ждут», – произнесла она с почти благоговейными нотками.
Ее голос изменился: шипящая интонация смягчилась, а в словах ощущалась легкая дрожь, будто боялась произнести это вслух. Высокомерие и снисходительность уступили место почтению, смешанному с едва уловимой тревогой. Хвост, до этого лениво скользящий по воде, замер, а кончик с черным шипом слегка приподнялся, словно принюхиваясь к чему-то.
Инь вздрогнула и напряглась, как струна. По спине пробежал пробирающий до костей холодок. Сирену, действительно, ждали повсюду.
– Откуда ты знаешь? – прошептала она, вновь почувствовав укол страха.
Минерва отвела взгляд, и волосы скользнули по плечу, обнажая татуировки на шее, которые словно вспыхнули ярче.
– Я нашла в тебе еще кое-что… – В тоне чувствовалась осторожность, как при обращении к существу, которое выше по статусу. Ее голова слегка склонилась, а в глазах, ранее пронзительных и властных, читалось удивление, как бы признавая ошибку.
– Что же это? – настороженно спросила Инь. Пальцы невольно сжали кольцо Мейсы, словно оно могло защитить от неприятных сюрпризов.
– Грибница – не с-совсем с-существо, – начала нага с размеренным тоном рассказчика священных легенд. – Коллективный разум, с-скорее. Говорят, она принадлежит к роду Древних Богов, которых никто даже не помнит, их имена давно с-стерты из пес-сен. – Она сделала паузу, ее хвост медленно опустился в воду, вызвав легкую рябь, а когти снова коснулись камня, но уже мягче.
– И? – сглотнула Инь нервно, предчувствуя неизбежное и немыслимо жуткое.
Минерва посмотрела ей прямо в глаза, и в голосе теперь был почти трепет:
– Ты понес-сла от нее. Ребенок в тебе. Предс-ставь, кем окажетс-ся твой с-сын или дочь…
Эти слова повисли в воздухе, тяжелые, как камни, словно Минерва сама их боялась. Она слегка наклонилась вперед, как если бы снова хотела обнять, но остановилась, уважая дистанцию, которую должна соблюдать, даже будучи здесь королевой.