22
Место сражения выбирали не наги. Рапорт, который подали разведчики, утверждал, что рейд карателей выйдет к Гнездовью именно здесь.
Это было необычно широкое для подземелья плато, изъеденное временем и следами работы шахтеров, которых не помнил никто. Их давно уже нет, а рельсы остались, – узкоколейка убегала наверх в одном из тоннелей, а у его входа громоздилась груда из вагонеток. Ржавые, разбитые, скрученные так, словно их пережевывали гигантские челюсти. Металл местами оплавился, став свидетельством бушевавших здесь сил. Воздух, сырой и тяжелый, словно впитал кровь и страдание павших из прошлых эпох.
Инь вдохнула его полной грудью, и по телу пробежала дрожь – не от холода, а от гнетущей атмосферы этого места. Рука невольно потянулась к кольцу Мейсы, как к точке опоры, напоминавшей, что и в таком темном мире бывают светлые дни.
Стратегическая ценность плато была очевидна даже тому, кто от военной науки далек. Гнездовье наг располагалось словно в бутылочном горлышке, контролируя территорию, воду и пищевые ресурсы, которые в шахте нужны были всем. Ее центральный ствол уходил вниз спиралью, огибая провал, мерцающий, как опрокинутый ночной небосвод. Сонмы мокриц, как звездная россыпь в бездне, утягивавали взгляд в темноту. Здесь тоннели верхних горизонтов сходились в узловую точку, а за ней опять разветвлялись, уходя в глубину.
Как объяснила Минерва, дальше начинались владения Роя, с которым она вынужденно заключила союз. А скорей, перемирие, поскольку каждая из сторон традиционно считала своим кормом другую. Но люди представляли опасность для всех. В одиночку от них было трудно отбиться, и рацион на время пришлось изменить.
Не братство по оружию, а зыбкое равновесие за шатким фасадом, сдерживавшим традиционную межвидовую вражду. Она ощущалась в наэлектризованном от напряжения воздухе, в каждом шорохе и в каждом движении. Своды пещеры шевелились от неисчислимого множества инсектоидов Роя, мстительно гадивших на землях Гнездовья. Хитиновые тела, крылышки, лапки терлись друг о друга, создавая невыносимый для наг фоновый шум. Союзники одинаково охотно бы сожрали врага и друг друга, и от резни удерживала лишь общая для их видов угроза.
Объединенная армия, ощетинившись бесчисленным множеством когтей, клыков и заточенных минеральных наростов, готовилась дать людям отпор. В какофонии шорохов, змеиного шипения и пощелкивания многосуставчатых лап, Инь ощущала себя бесконечно мелкой и чужеродной частицей – песчинкой, зажатой между шестеренок машин, которую даже никто не заметит.
Как ее могло сюда занести? Это не та сторона баррикад! Ведь сердце, мысли, инстинкты кричали о принадлежности к людям. Физиологически и ментально она человек. Что тогда делает в стане чудовищ? И возможно, одно из них в себе носит, и это пугало больше всего.
Каждый раз ей казалось, что хуже быть уже просто не может, и каждый раз находилось новое дно. Мысли о Грибнице, о каких-то Древних Богах, о бесчисленных альтернативных мирах и погибших вселенных не укладывались у нее в голове.
И все же одна из них казалась Инь ценной: если среди людей она стала чужой, но насколько своя среди этих… чудовищ? Да и есть ли между ними какая-то разница? Увидев сирену, все хотят одного, а монстры порою добрее, чем человек.
После купаний с Минервой она прекратила «духоподъемную практику», что шокировало неожидавших такого сатиров. Больше всех переживал Пухл, не успевший опробовать новый лингам, и тот теперь мог служить ему компасом, безошибочно указывая направление к Инь. Но она уже охладела, а паразитов, которые разжигали в ней страсть, уже больше нет.
Возмущенный отказом, Пухл обратился к Клауксу, требуя ее починить. Возможно, перестал работать ошейник? Сирена сломалась после Минервы! Что она сделала с ней? Или напротив не сделала?
С облегчением выдохнув, старик заявил, что искренне рад за свою ученицу. Под его руководством сирена прозрела, ступив на тернистый путь просветлению. Разврат, как известно, ведет от нее, так надо сорадоваться духовному росту, а не толкать заблудшую душу обратно в порок.
Пухл же считал, что его попросту дразнят, и не стоит романтизировать примитивный в своей сути инстинкт. Затрещина и платье на голову – проблемы с женщинами решаются только напором. Легкая взбучка и немного торговли – так мачо-сатир покоряет сердца трепетных нимф. В их птичьих мозгах нет места для сложных концептов, природа всё решила за них.
Поскольку подходы разнились, к согласию друзья не пришли. От анархических трудов демона экзистенциализма дискуссия перешла к тонкостям репродуктивного цикла сирены. Оба еще долго ругались, анализируя мотивы, причины и цели. Внешнее воздействие, усталость, «болит голова» или внутренний кризис? Возможно, попустит и скоро пройдет.
Сама Инь прятала взгляд и упрямо молчала, воспринимая их спор, как акустический шум. Ее прежние «мотивы» уже резвились в прудах, а новых пока не возникло. Ошейник принудить не мог и, скорее всего, был как плацебо. Она слишком напугана, чтобы думать о сексе. К тому же большое сражение уже очень скоро.
Минерва настояла, чтобы «Семь Стражей Глаза» оставались в тылу, охраняя сирену, чем запутала их еще больше. Чем так ценна уже пустая кумрато? Грит начал понимать, что Инь не так проста, как могла показаться. У Вахра-об-али простых подруг вообще быть не могло. Не хотят ли наги ее оставить себе? Заподозрив их в этом, не отпускал сирену от себя ни на шаг, впав в паранойю.
Необъяснимое молчание – упрямое, непроницаемое – разжигало огонь, который Инь долго пыталась раздуть, но ирония в том, что сейчас он больше не нужен. Запретный плод – самый сладкий, поэтому холодность сделала то, что страсть не смогла. Скорее всего, сейчас сирена смогла бы забрать это закаленное сердце, но под ее собственным росло ужасное нечто, которое, видимо, должна породить.
Минотавр скрыл разочарование за каменной маской, со стыдом понимая, что возможно бы пал, если бы Инь надавила. И тоже, как Клаукс, вздохнул с облегчением – не время терять голову перед сражением.
Диспозиция казалась простой – лавине инсектоидов необходим широкий фронт для атаки. На серпантине тоннеля ее остановит всего несколько магов, поэтому встретить решили на плато. Дорога, откуда ждали врага, огибала его по краешку бездны. Ударом по центру Рой постарается туда сбросить рейд, а наги ударят по флангам.
По плану «Семь Стражей Глаза» оставались в резерве, чтобы ворваться в прорыв, когда будет нужно. Грит полагался на особый тотем, который ставили только в исключительных случаях. При Инь таких не было, поэтому не знала о нем ничего.
Этот таинственный козырь, видимо, использовал какой-то драгоценную силу, раз в клане им так дорожили. Не зря же Клаукс всё это время таскал с собой белого козлика? Его берегли, как талисман – кормили, поили и даже чесали, вплетая разноцветные ленточки в шерсть.
Помолившись кому-то, старик мелом начертил на земле пентаграмму. Место для нее выбрали за баррикадой из вагонеток возле одного из проходов. Удобно сбежать, если возникнут проблемы. А они точно будут. Зная силу Оракулов, Инь другого не ждала.
Выйдя вперед, она тревожно сканировала языком сырой воздух. Пространство впереди словно закрасилось красным. И эти теплые пятна буквально летели вниз по тоннелю. Причем не с той стороны, где их ждут.
– Идут… Нет, скорей едут! – закричала Инь, показав пальцем.
– Где? – засомневался Грит. Он развернулся к центральному стволу шахты, где стоял Рой.
– Не там! Из тоннеля. Причем очень быстро. Разворачивай всех! – завопила она. – Рельсы гудят! Тоже не слышишь?
Вскочив, Грит помчался к Минерве, стоявшей в строю своих наг. Ему пришлось пробиваться через арьергард инсектоидов, что скалились, шипели и расступались с большой неохотой. Не монолитное войско, а разнородное скопище кошмарных и причудливых форм – панцирные громады жуков-броненосцев, щетинившиеся шипастыми лапами богомолы-клинки, чьи жуткие конечности напоминали острые косы, и бесчисленные, плотные ряды пауков.
Расталкивая эту щелкающую членистыми лапками и жвалами нечисть, Грит словно плыл сквозь густую смолу. Тяжелые сегментированные тела неохотно сдвигались, заставляя протискиваться между хитиновых панцирей. Каждый тип инсектоидов подчинялся своим, лишь им понятным сигналам, а коллективное сознание Роя было слишком медлительным, проигрывая индивиду в коротком бою. Развернуть армию существ столь разных по скорости, интеллекту и силе, почти невозможно. Это лавина, способная смести на своем пути всё, но быстро перестроить ее было нельзя.
К моменту, когда Грит пробрался к Минерве, там уже слышали гул, нараставший с каждой секундой. Рейд ударит им в тыл – это понимали даже самые тупые из монстров. К счастью, тоннели забаррикадировали загодя металлическим хламом – хаотичным нагромождением балок, камней, искореженных рельсов. Считалось, что это даст выиграть время и задержит врагов.
Гул перешел в рев, и волну воздуха выдавило из тоннеля, как поршнем. А следом, на большой скорости, вылетело несколько вагонеток, нагруженных горной породой. Тяжелый бульдозерный отвал снес похожую на стального ежа баррикаду, точно таран.
Удар был чудовищным. Металл рвался и гнулся. Инерция превратила камни в шрапнель, проредив линию наг, успевших, на свою беду развернуться, а обломки крупнее проутюжили насекомых за ними.
По шахте прокатился страдальческий визг. Потери были большими, мгновенными и ужасающими. Свистящие, как пули, осколки легко рвали хитин.
Колесо вагонетки разбило скалу прямо над Инь и рикошетом улетело в проход, лишь чудом не задев никого из сатиров. Она инстинктивно втянула голову в плечи, оглушенная воплями, треском и хрустом. Нечто большое, массивное, быстрое пронеслось в сантиметрах от головы, обсыпав ее каменной крошкой.
А из тоннелей выехал следующий поезд. Взвизгнули тормозные колодки, колеса высекли яркий сноп искр, и выскочивший из вагонеток десант занял оборону. Впереди встали воины в тяжелой броне, за ними маги, лучники, хилеры. Классическая формула боя у людей не менялась, – спрятав кастеров в центре, ожидаемо образовали каре.