Клаукс больше не камлал, потеряв контроль над сверхъестественной силой. Его притянуло к тотему, рука ушла в стену по локоть. Скрипя зубами, шаман пытался от нее оторваться. Обе девушки уперлись ногами, не давая камню его поглотить.
Инь в отчаянии наблюдала разгром, не зная, что делать. Где весь Рой, наги, Минерва? Где духи? Неужели никого не осталось, и теперь им конец?
Страх затопил ум, проявив незаметное до этого присутствие Сири. Насытившись стекавшимся к ней отовсюду страданием, она набрала полную силу. Битва стала истинным пиром для злобного духа.
Как тогда под мостом, вдруг ушла человечность. А то, что осталось, питалось болью, гневом и страхом. Монины комплексы конвертировались в жажду убийства, неуверенность Инь – в темную ярость. Все три альтер-эго слились, словно выплеснув накопленное и кристаллизованное в песне страдание, когда голос вернулся:
Под покровом ночи лунной
Я пою для вас одних,
Для людей, чье сердце греют
Страсти жарче, чем огонь.
Чтобы вас спасти от муки
Свои чувства, тело, ласку,
Опаляя болью душу,
Я с улыбкой поднесу!
Облегчу страданья ваши
Милосердной смертью быстрой,
Поцелуем долгим, нежным,
Соберу последний вздох.
Серебристым светом звёзды
Озаряют путь к забвенью.
В моих песнях – обещанье
Вечного, как море, сна.
Ваши раны и печали
Превращу в морскую пену,
Пусть тоска и боль земная
Канет камнем в глубине.
Люди замерли, околдованные магией песни, увлекавшей их в еще бушующий огненный шторм. Сирена пела за ним, и не откликнуться на ее Зов было уже невозможно. Один за другим воины входили в ревущее пламя. Больше пяти шагов там не делал никто. Вопя от немыслимых мук, они становились там пеплом, а Сири пожирала их души.
Ее жертвы входили в состояние измененного сознания, где смерть воспринималась, как избавление. Механизмы самосохранения отключались, волевой контроль слабел, и человек устремлялся к источнику песни, не осознавая фатальных последствий. Парадоксально, но в момент гибели он испытывал чувство блаженства и освобождения из-за нейрохимической реакции, вызванной действием песни.
Оракулы пришли в себя первыми, но к этому времени почти весь рейд был в огне. Тот, что был с цитрой, ударил по струнам. Их звук развеял темные чары как дым. Сири отступила и скрылась в тенях. Словно выплюнув Инь, вернула рассудок, не позволив забыться в сирене, как в прошлый раз. Очнувшись от транса, она потеряла свой голос и пока могла лишь шептать.
К этому времени Змей с Пухлом дотащили Грита к проходу. Девчонки отбили старика у озверевшей стены.
Но этого мало. Сражение не выиграть, пока Оракулы живы. Рой сожгли почти весь, наги рассеяны. Их прикрыть уже некому. Подползти не дадут.
Пухл уцелел, но Змей обожжен до волдырей. Вынесенный на плечах Грит выглядел еще более жалко. Рога срублены, ноги сломаны, одной руки нет. Вернее, была, но висела на сухожилии и тонком куске кожи.
Зато Клаукс свою смог спасти. Правда, узнать ее теперь было трудно. Пальцы спаялись вместе, покрылись наростом и деформировались, напоминая клешню.
Песня Инь нанесла колоссальный урон. Голос, пропитанный магией Сири, утащил десятки воинов в огненный шторм, но два Оракула по-прежнему живы и до победы было еще далеко.
Мелькнувшая в голове мысль выглядела безумием и авантюрой – что-то внутри подсказывало ужасный, казалось бы, вариант, и это был не человеческий голос, а низкий рокот, словно доносящийся из земных недр. Инь содрогнулась, когда поняла, кого сейчас слышит. Грибнице не нужна ее смерть, тогда почему бы и нет? Была не была!
Отобрав у Пухла меч, сирена подбежала к Гриту, чье массивное тело истекало кровью на носилках сатиров. Рука, практически оторванная, висела на лоскуте кожи, и вокруг ахнули, когда Инь, не колеблясь, резким ударом ее отсекла.
Такое лечение выглядело чересчур радикальным – сатиры замерли, их глаза расширились от изумления, а потом сразу гнева, но Клаукс жестом остановил, не дав подойти. Сам Грит не вздрогнул, лишь удивленно приподнял бровь, не зная, что ждать.
Сирена наклонилась, раскрыла рот и язык-щупальце скользнул в рану, глубоко уйдя внутрь. Присоски жадно липли к плоти, соединяя две нервных системы в одну сеть, словно пуская там корни. Сознание Инь затопили образы – чужие, быстрые, яркие, как вспышки молний.
Она увидела темные лабиринты какой-то далекой планеты – бесконечные коридоры из черного камня, пропитанные запахом крови и сырости, где юный Грит сражался с тенями. Тогда его рога были значительно меньше, но глазах то же упрямство. Затем проявились сочные пастбища с заливными лугами – бескрайние, залитые золотым светом поля, где теленок, смеясь, бежал наперегонки с ветром.
Потом вдруг возник суровый образ отца – огромного минотавра на троне из кости. И наконец, лицо прекрасной богини с кожей, сияющей, как лунный свет, и прозрачными крыльями фейри. Ее образ был выжжен в сердце, точно клеймо, и Инь почувствовала всю его боль на протяжении уже нескольких жизней.
Связь была глубокой и очень болезненной. Сирена чувствовала, как воспоминания текут в Грита рекой, а его вливаются в нее раскаленным металлом, обжигая яростью битв и тоской по богине, которая отвергала его. Инь смотрела его глазами, ощущала его копытами землю, слышала его ушами, и на мгновение они стали одним существом, связанным волей Грибницы. И похоже, минотавр увидел, что сирена носит в себе.
Задрожав, он отпрянул, но слишком уж резко. С влажным треском, похожим на звук рвущейся ткани, щупальце вдруг оторвалось, оставив Инь корешок.
Ослепленная болью, сирена замычала, зажав рот ладонью. Кровь хлынула в горло и полилась из носа, заставив мучительно кашлять уже на земле. Попытка вдохнуть отзывалась новым приступом боли – обрубок языка, лишенный своей прежней формы, пульсировал во рту, и каждый спазм, точно молот, бьющий сейчас по вискам.
Глаза Инь застилали слезы и кровь, тело трясло, а разум пустой, как пересохший колодец, который теперь заполняла лишь боль. Она была не только телесной, словно помимо языка вырвали еще и частицу души. Что-то из нее, видимо, осталось там навсегда.
Инь попыталась позвать на помощь, но горла издало лишь булькающий звук – слабый и жалобный. Разорванная физически и духовно, она не могла говорить, но этого уже никто не заметил – взгляды устремлены на трансформацию Грита, который все еще лежал на земле.
Оставленное в культе щупальце наливалось кровью, точно артерия, переплетаясь с мышцами и утолщаясь. Подрагивавшие на нем присоски, будто впитывали влагу из воздуха, а кончик извивался, как любопытный змееныш, исследующий для себя новый мир.
Минотавр медленно повернул голову, рассматривая то, что выросло вместо руки. Налитые кровью глаза сузились, изучая чужеродную плоть, пульсировавшую в такт его сердцу.
Грит осторожно поднял щупальце, и оно изогнулось, послушное воле владельца. Удивленно фыркнув, ноздри выпустили облачко пара, а рога удовлетворенно качнулись, как бы признавая новый орган своим.
Подземелье вновь услышало рык минотавра, потрясший и друзей, и врагов:
– Я Кайзара Грит фон Асфалларас!
От этого рёва стыла кровь, со сводов посыпались жуки и мокрицы, а в тоннеле поблизости случился обвал. Возвращение в бой минотавра не могли не заметить. Новое щупальце и перевитый тугими мышцами торс вселял в людей ужас. Монстр уже едва не вынес весь рейд, а теперь он был еще более страшен. Его инстинкты и чувства еще обострились, а рефлексов хватало, чтобы уклоняться от спеллов и стрел.
Такого добра в его сторону сыпали градом. Одна из них чиркнула и обожгла плечо Грита, вспоров шкуру, что только взбодрило его. Сатиры поддержали воинственными воплями сзади, но пойти за ним уже не могли.
Минотавр зигзагами рванулся вперед, уворачиваясь от летевших вереницей болидов. Ловчил, то сокращая, то разрывая дистанцию. Бежал точно волк, пытающийся выдернуть из стада овцу. Ливень спеллов и стрел не давал подойти. Палили с упреждением, угадывая скорость и движение цели. Оракулы словно видели на секунду вперед.
Даже в боевом исступлении Грит ничего не мог пока сделать. Он жаждал рубки и крови, открытого боя кость в кость. Таких глупцов у людей не нашлось.
Сделав круг, минотавр вернулся к стартовой точке, остановившись перед границей огня. За ней будет мишенью. Одиночная и крупная цель. Более удобную и представить нельзя.
Задумчиво почесав рога, он сгреб потеряно мечущегося рядом жука. Осторожно взвесил тентаклей его. Инсектоид был похож на большую собачку – жвалы как бритва, шесть цепких ног.
Размахнувшись, Грит раскрутил щупальце, точно пращу, отправив взвизгнувшее существо через всё поле боя. Тварь по параболе перелетела копейщиков и врезалась Оракулу в грудь. Такого тот, понятно, не ждал. «Космонавт» мгновенно разорвал незащищенное горло, чем вызвал смятение у всех остальных.
Воодушевленные потрясающей меткостью, сатиры бросились ловить разбегавшиеся от них «снаряды», передавая их Гриту. Оставшийся в живых Оракул так далеко посылать болиды не мог. Инсектоиды сыпались градом, но сверху его уже закрывали щиты.
Поначалу с воздушным десантом люди справлялись, но постепенно бомбардировка сеяла в рядах выживших хаос. Подарки от Грита прилетали быстрее, чем успевали погибнуть. Под стеной щитов достать маленьких и вертких тварей непросто. К тому же на жвалах был яд.
Оракул попытался подойти ближе, чтобы достать так досаждавшего метателя спеллом. Для этого пришлось покинуть бастион вагонеток. Соратников оставалось немного, и на ходу строй «черепахи» сломался. Как оказалось, змеи погибли не все.
Грит же спокойно отошел за баррикаду к проходу. «Собачек» мог кидать даже оттуда,