Диана набычилась и, похоже, приготовилась выцарапать мне глаза, но тут очнулся Жан-Поль.
— Если ты не согласишься сотрудничать, я убью эту женщину, — объявил он и демонстративно подошёл к Диане.
— Ну это мы, допустим, ещё посмотрим, — огрызнулась она, — кто кого. А что вообще происходит? Ты кто та… А-а-а. — Прищурилась. — Жан-Поль Монтрезо-младший, если не ошибаюсь?
Жан-Поль учтиво наклонил голову:
— К вашим услугам.
— Стало быть, слухи о том, что при вербовке гонщиков ты не брезгуешь никакими методами, правда?
— Я продолжаю традиции семейного бизнеса, заложенные отцом.
— Хреново продолжаешь, — припечатала Диана. — Папашка-то в десятку лидеров Нимиры входил, а о тебе лично я ничего подобного и не слышала. Хотя, немудрено. Если со всеми так обмишуливаешься, как со мной, странно, что ещё не разорился. Имей в виду: я не привезу тебе ни одной победы! Я лишена спортивного азарта. Мне это попросту неинтересно, так что ты совершенно напрасно тратил силы и деньги на то, чтобы меня выследить.
— Во-первых, выше одиннадцатого места папа не поднимался, — поправил Жан-Поль. — А во-вторых, я выслеживал вовсе не тебя. Тебя захватили на всякий случай, просто потому, что из досье Константина сложно было сделать вывод, к которой из вас, к тебе или к ней, — кивнул на Фиону, — он больше привязан.
Кажется, Диану никогда раньше так не щёлкали по носу. Она, изумлённо распахнув глаза, повернулась ко мне. Я развёл руками:
— Прости, богиня. Честное слово, не хотел.
— Сынок, ты опять совершаешь ошибку, — прорезалась Эльза. — Не стоит позволять им общаться.
— Ох, точно, — вспомнил Жан-Поль. Приказал Диане: — Замолчи. Тебя привели сюда для того, чтобы огласить Константину условия сделки. Ты будешь жить до тех пор, пока он будет побеждать.
— Диана — мой второй пилот! — вдохновлённый тем, что проканало с Фионой, вклинился я. — Без неё я тоже не смогу летать. Она меня… э-э-э… вдохновляет. Её любовь придаёт мне сил, и всё такое. А уж когда мы отдаёмся сексу втроём…
— Ей никто не мешает вдохновлять тебя, сидя в камере, — рассудил Жан-Поль.
— Ещё как мешает! На расстоянии вдохновение не работает. Ей нужно непременно находиться рядом со мной.
Жан-Поль мотнул головой:
— Исключено.
— Почему это?
— Потому что в большинстве своём гоночные машины предусматривают лишь одно посадочное место. Парные экипажи редки, поскольку второй человек — это увеличение габаритов и лишний вес, они почти не используются. Экипажей, рассчитанных на троих, вовсе не существует. Поэтому выбирай, кто из двух пилотов для тебя важнее.
— Я не буду охранять кошку, — вмешался охранник, удерживающий Фиону. — Апчхи!
— Могу я, — плотоядно глядя на неё, подал голос тот, кто привёл Диану.
— Круглые сутки? Без сменщика? Ну-ну. А у меня на кошек аллергия. Апчхи! Так что в камере пусть эта сидит, — охранник кивнул на Диану.
— Вопрос решился сам собой, — подвёл итог Жан-Поль. Кажется, до смерти довольный тем, что ему не пришлось снова мучиться с решением. Повернулся ко мне и торжественно объявил: — Итак, поздравляю! С этой минуты ты — в команде «Космические Дьяволы», самой знаменитой и успешной гоночной команде Нимиры. Тренировки начнутся сейчас. Пробный заезд — завтра. Отборочный заезд — через три дня. Дальше посмотрим. За победу в пробном заезде ты получишь пять тысяч нимиров. За победу в отборочном — десять. За следующие — двадцать, сорок и так далее.
— Ясно, — сказал я. — Геометрическая прогрессия.
— Арифметическая, умник, — вздохнула Диана.
— Совершенно верно, — кивнул Жан-Поль. — Так что побеждать — в твоих интересах.
— А если я откажусь?
— Если ты откажешься, я убью твою женщину. Её пожрёт гигантский червь из мира С-D24630/U. Она будет умирать в мучениях прямо на твоих глазах. После этого я убью её, — кивнул на Фиону, — и тебя.
— А нас-то зачем? — возмутилась Фиона.
— Чтобы вы не распространяли гнусные слухи и не портили репутацию великой и славной команды.
— И что же, вся твоя слава таким путём завоёвана? — ехидно уточнила Диана. — Похищения, шантаж?
— Нет, конечно. Подавляющее большинство гонщиков выступает совершенно добровольно… Так, — встрепенулся Жан-Поль, — хватит болтать! Условия я озвучил, о рисках предупредил. Женщину в камеру, пилота с навигатором на прошивку.
— На какую ещё прошивку?! — офигел я.
Но Жан-Поль уже не слушал.
— Увидимся на гонках, — сказал он, — ещё раз — мои поздравления, — и с видом человека, достойно исполнившего тяжёлый долг, плюхнулся на диван.
Когда нас с Фионой выводили из кабинета, краем глаза я успел увидеть, как в мишень ровненько, одна над другой, вонзаются иглы.
Глава 20
— Ты куда нас ведёшь? — попробовал я по дороге домотаться до охранника.
— На аттракционах кататься, — объявил тот. И заржал.
Пошутил, типа, скотина. Я обиделся и отстал.
Молчал до самого места прибытия — очередного тесного, унылого помещения, в которое затолкнули нас с Фионой.
— Раздевайтесь, — приказал охранник. — Одежду — сюда, — кивнул на скамью, стоящую под рядом вбитых в стену крюков. Больше в помещении не было ничего, кроме здоровенного пластикового бака.
Охранник нырнул в бак и вытащил оттуда две пары картонных тапочек. Объяснил:
— Это — на ноги.
— Надо же, — удивился я. — Спасибо, что предупредил! Я хотел на *** напялить.
Охранник насупился и повторил:
— Раздевайтесь.
— И не подумаю, — возмутилась Фиона. — Я стесняюсь раздеваться при посторонних!
— Ты же, типа, мужик, — напомнил я.
— Ну и что?
И правда.
Сам-то я излишней стеснительностью никогда не страдал, и на голую Фиону поглазеть тоже не отказался бы. Мало ли, кем она там себя считает. Решил подать пример и снял агентский пиджак.
Вспомнил, что у меня была еще перевязь с мечом и кинжалом, но в камере её почему-то не обнаружил. Похититель отжал, не иначе. Ничего, сиротинушка, погоди! Доберусь до тебя. Тоже мне, любитель средневекового оружия нашёлся.
— Костя, это нарушение наших гражданских прав, — объявила Фиона. Упёрла руки в бока и поправила несуществующие очки. — Они не могут заставлять нас раздеваться в присутствии посторонних, это попрание этических норм!
— Поговори мне ещё, — прикрикнул охранник. — И вообще. У вас же секс, сами сказали! Ты что, парня своего стесняешься?
Я посмотрел на покрасневшую до корней волос Фиону и понял вдруг, что стесняется. И что скорее умрёт, чем разденется — неважно, в моём присутствии, или кого-то ещё. Филеас в данном случае затоптал кошкодевку из дома терпимости наглухо.
— Как ты с женой-то спал? — вздохнул я.
Фиона покраснела.
— Это происходило в темноте. И не очень часто.
— Гхм. А на хрена вообще женился?
— Моя матушка решила, что пора. Ей очень хотелось понянчить внуков.
— О как. Ты не говорил, что у тебя дети есть. — Я вдруг подумал, что дети Филеаса запросто могут оказаться постарше меня. У него, может, и внуки уже.
— Их нет, — грустно сказала Фиона. — Матушка умерла через два года после нашей свадьбы. За это время у нас с Моникой никто не родился, а потом как-то и необходимость заниматься этим вопросом пропала.
Н-да. Если все родители сожительствуют по такому принципу, моим определённо повезло, что обе бабушки до сих пор живы.
— Долго болтать будем? — прикрикнул охранник. И взялся за дубинку.
Разводить нас по разным помещениям явно не собирался.
— Я отвернусь, — пообещал я Фионе. — Не буду смотреть, честно. А на этого ублюдка просто не обращай внимания.
— Сам ты ублюдок, — обиделся охранник, — а я на работе. Мне, может, на хрен не сдалось на вас глядеть — только куда деваться-то? Отвернусь, а вы башкой стену пробьёте и наружу выскочите.
— Вот, — кивнул я, — на работе человек. Считай, мебель, — и честно, как обещал, отвернулся. Взялся за пуговицы рубашки.
— Это ужасно! — пропищала за спиной Фиона. — Это немыслимое нарушение гражданских прав!
— Нас похитили, вообще-то, — расстегивая брюки, напомнил я. — Какие уж тут права.
— Ничего, Костя, — сказала Фиона. Голос дрогнул, и я понял, что её сейчас, заставив раздеться, очень серьёзно обидели. Так мощно, как, может, Филеаса никогда в жизни не обижали. — Мы им ещё покажем! Мы отомстим за унижение.
— Обязательно, — пообещал я. Разулся, снял штаны и кинул их на скамью, оставшись в одних трусах и картонных тапочках. — Вот, прямо сейчас и начнём. Веди, начальник.
Фиону вывели из камеры первой, меня за ней. Я успокаивал себя тем, что об этом не просил, так получилось. И не могу же с закрытыми глазами идти.
Давно понял, что Фиона в моём представлении странным образом раздвоилась. Сексапильная кошкодевка существовала отдельно, затюканный женой приятель-собутыльник Филеас — отдельно. Что характерно, друг другу они совершенно не мешали.
Так, на упругую попку и тонкую талию идущей впереди Фионы я любовался без всякой привязки к Филеасу, ещё бы не хватало. И жалел о том, что грудь Фиона, по стеснительности, прикрывает руками.
— А это что за хрень?!
Охранник привёл нас в помещение, похожее одновременно на медицинский кабинет и мастерскую, в которой у меня на сервисе жестянку делали.
Широкое кресло, облепленное жутковатыми приборами, а на стене развешаны инструменты, от молотка до перфоратора. Две высоких, до самого потолка, этажерки с выдвижными ящиками — я был готов спорить на что угодно, что в них лежат запчасти. Но убило меня не это. Самая жуть находилась на другой стене.
Там висели человеческие позвоночники — в школе в кабинете биологии у нас стоял скелет, я запомнил, как они выглядят. А из позвоночников зловеще торчали в стороны металлические шунты. Сами позвоночники тоже жутковато посверкивали металлом.
А нас с Фионой, на минуточку, раздеться заставили. С непонятной, между прочим, целью.
— Это что?! — заорал я. И ткнул пальцем в позвоночники. — Опыты над людьми запрещены Женевской конвенцией сорок девятого года!