– Да, госпожа. Обещаю, я буду поддерживать порядок, госпожа. Э…
Огромное розовое лицо наклонилось к ней.
– Да, Банджо?
– А можно мне завести щеночка, госпожа? Когда-то у меня был котенок, но наша мама утопила его, потому что он был грязный.
Подходящая кличка сразу всплыла в памяти Сьюзен.
– И ты назовешь его Пятнышом?
– Пятныш – хорошее имя, госпожа.
– Думаю, он очень скоро здесь появится, Банджо.
Казалось, он верил всему.
– Большое спасибо, госпожа.
– А теперь мне пора.
– Хорошо, госпожа.
Она оглянулась и посмотрела на башню. Во владениях Смерти все было черного цвета, но там ты мог быть уверен: с тобой не случится ничего плохого. Ты был вне досягаемости зла. Но здесь…
Став взрослым, начинаешь бояться только… как бы сказать… очень логичных вещей. Бедности, болезней. Того, что люди поймут, кто ты такой или такая. Зато ты не боишься, что кто-то мог спрятаться под лестницей. Мир – он ведь не только черно-белый. Ну а чудесная страна детства? Ее можно представить как урезанную версию взрослого мира, но это не совсем так. Скорее наоборот: это как если бы взрослый мир написали большими жирными буквами. И все там было… больше. И было больше всего.
Банджо продолжил мыть пол, а она вышла в залитый солнечным светом мир.
И увидела, что к дому спешат Фиалка и Перепой. О боже размахивал как дубиной каким-то суком.
– Это тебе уже не понадобится, – успокоила его Сьюзен и почувствовала, что страшно хочет спать.
– Мы все обсудили и решили, что должны вернуться. Помочь тебе, – сказал Перепой.
– А, мужество на демократической основе, – усмехнулась Сьюзен. – Там больше никого нет. Они ушли. Не знаю, куда именно.
О боже явно повеселел и опустил свой сук.
– Ну, не то чтобы я не… – начал было он.
– Но там действительно нужна ваша помощь. Ступайте и помогите Банджо навести порядок.
– Банджо?
– Он теперь отвечает за этот дом. – Фиалка рассмеялась.
– Но он же…
– Теперь он самый главный, – устало произнесла Сьюзен.
– Хорошо, – согласился о боже. – По крайней мере, мы можем говорить ему, что нужно сделать.
– Нет! Слишком много людей говорили ему, что надо делать. Он знает, что делать. Просто помогите ему обустроиться, хорошо? Но…
Она посмотрела на о боже и запнулась. Лишь подумала про себя: «Но если Санта-Хрякус вернется, ты ведь исчезнешь…»
– Я, гм, с радостью откажусь от старой работы, – быстро произнес Перепой. – Мне надоело отдуваться за всех богов, пока они отдыхают. – Он бросил на нее умоляющий взгляд.
– Правда?
Сьюзен искоса глянула на Фиалку. «А может, все получится? Ведь она в него вроде бы верит… Впрочем, кто знает».
– Ну хорошо, – сказала она. – Развлекайтесь тут. А я возвращаюсь домой. Не слишком легким выдалось для меня страшдество.
Бинки ждала ее у реки.
Аудиторы явно нервничали. А как это было принято среди них, если возникала какая-нибудь серьезная ошибка, требующая немедленного исправления, они сразу искали, кто виноват.
«Это всё…» – сказал один.
И запнулся. Аудиторы существовали благодаря общему согласию, что делало поиск козла отпущения весьма проблематичным. Но потом Аудитор повеселел. В конце концов, если виноваты все, значит, не виноват никто. Именно такое положение вещей и называется коллективной ответственностью. Все можно было списать на невезение или еще на что-нибудь.
«К сожалению, люди могут заподозрить неладное, – сказал один. – Возникнут вопросы…»
«А как быть со Смертью? – сказал один. – Он же вмешался».
«Э… не совсем», – сказал один.
«Перестань, это же он подослал девчонку», – сказал один.
«Э… нет. Она действовала по собственной воле», – сказал один.
«Да, но он сказал ей…» – сказал один.
«Нет. На самом деле он специально ей не сказал…»
Один немного помолчал и добавил:
«Проклятье!»
«С другой стороны…» – сказал один.
Одеяния повернулись в его сторону.
«Да?»
«Настоящих доказательств нет. Ни контрактов, ни документов. Просто какие-то людишки совсем распоясались и решили напасть на владения зубной феи. Поступок, достойный сожаления, но к нам не имеет никакого отношения. Мы, понятное дело, шокированы…»
«Остается Санта-Хрякус, – сказал один. – Это не пройдет незамеченным. Возникнут вопросы».
Некоторое время они висели молча.
«Конечно, мы можем…» – наконец сказал один.
Он помолчал, испытывая отвращение при одной мысли об этом слове, но заставил себя продолжить:
«…Рискнуть».
«Постель, – думала Сьюзен, глядя на проплывающий мимо туман. – А утром такие простые человеческие вещи, как кофе и каша. И постель. Реальные вещи…»
Бинки остановилась. Сьюзен некоторое время смотрела вперед, между ее ушей, а потом чуть ударила ее в бока пятками. Лошадь заржала, но не сдвинулась с места.
Ее держала за уздечку костлявая рука. А потом материализовался Смерть.
– ЭТО ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ. РАССЛАБЛЯТЬСЯ РАНО. ОНИ ВСЕ ЕЩЕ МУЧАЮТ ЕГО.
Сьюзен обмякла.
– Не конец чего? Кто такие они?
– ПОДВИНЬСЯ ВПЕРЕД, Я ПОВЕДУ. – Смерть вскочил на спину Бинки и обнял Сьюзен, чтобы взять поводья.
– Послушай, я столько…
– ДА. ЗНАЮ. КОНТРОЛЬ ВЕРЫ, – кивнул Смерть, когда лошадь поскакала вперед. – ТОЛЬКО КРАЙНЕ ПРИМИТИВНЫЙ УМ МОГ ДОДУМАТЬСЯ ДО ТАКОГО. ЭТО ВОЛШЕБСТВО НАСТОЛЬКО ДРЕВНЕЕ, ЧТО ПРАКТИЧЕСКИ ПЕРЕСТАЛО БЫТЬ ВОЛШЕБСТВОМ. НО КАКОЙ ПРОСТОЙ СПОСОБ ЗАСТАВИТЬ МИЛЛИОНЫ ДЕТЕЙ ПЕРЕСТАТЬ ВЕРИТЬ В САНТА-ХРЯКУСА.
– А ты чем занимался? – спросила Сьюзен.
– ДЕЛАЛ ТО, ЧТО ДОЛЖЕН БЫЛ ДЕЛАТЬ. СОХРАНЯЛ ПРОСТРАНСТВО. МИЛЛИОНЫ КОВРОВ СО СЛЕДАМИ НОГ, МИЛЛИОНЫ ЗАПОЛНЕННЫХ ЧУЛОК, ВСЕ ЭТИ КРЫШИ СО СЛЕДАМИ САНЕЙ… ТУТ У НЕВЕРИЯ ПОЧТИ НЕТ ШАНСОВ. АЛЬБЕРТ СКАЗАЛ, ЧТО ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НЕ ПРИТРОНЕТСЯ К ХЕРЕСУ. ЗАТО САНТА-ХРЯКУСУ БУДЕТ КУДА ВЕРНУТЬСЯ.
– И что же я должна сделать теперь?
– ТЫ ДОЛЖНА ВЕРНУТЬ САНТА-ХРЯКУСА.
– Зачем? Ради мира, доброй воли и звона волшебных бубенцов? Да всем наплевать! Он просто старый толстый клоун, который заставляет людей веселиться в страшдество! И я пережила все это ради какого-то старика, который лазает по детским спаленкам?
– НЕТ. РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ СОЛНЦЕ ВСТАЛО.
– Но при чем тут Санта-Хрякус и астрономия?
– СТАРЫЕ БОГИ ПОДСТРАИВАЮТСЯ ПОД ТРЕБОВАНИЯ ВРЕМЕНИ.
Главный философ на Страшдественском пире не присутствовал. Он попросил одну из служанок принести поднос в его комнату, где он, так сказать, развлекался, а между играми вел себя так, как ведут себя все мужчины, когда неожиданно оказываются наедине с представительницей другого пола, – то есть пытался надраить башмаки о штанины и вычищал грязь из-под ногтей другими ногтями.
– Еще немного вина, Гвендолина? В нем почти нет алкоголя, – предложил он, нависая над феей веселья.
– Не буду возражать, господин философ.
– О, для вас я просто Гораций. Быть может, ваша курочка еще что-то хочет?
– По-моему, она куда-то ушла, – призналась фея веселья. – Боюсь, вы находите меня такой скучной… – И она громко высморкалась.
– Ну что вы! Как вы могли такое подумать? – успокоил ее главный философ.
Он очень жалел о том, что не успел прибраться в комнате или, по крайней мере, снять наиболее нескромные предметы одежды с чучела носорога.
– Все были так добры ко мне, – покачала головой фея веселья, вытирая мокрые глаза. – А кто был тот тощий волшебник, который все время корчил рожи?
– Казначей. Но почему бы вам…
– Он показался мне очень веселым.
– Это все пилюли из сушеных лягушек – он ест их горстями, – небрежно произнес главный философ. – Но почему бы вам…
– Как жаль. Надеюсь, они не вызывают привыкания?
– Уверен, он не стал бы их есть все время, если бы они вызывали привыкание, – пожал плечами главный философ. – Но почему бы вам не выпить еще бокал вина, а потом… а потом… – И тут ему в голову пришла удачная мысль: – А потом я бы показал вам Памятный зал аркканцлера Брюхха. Там такой интересный потолок. Клянусь, честное слово.
– Мне будет очень приятно, – призналась фея веселья. – Как вы думаете, это меня развеселит?
– Конечно развеселит! – воскликнул главный философ. – Определенно! Ну что ж! Итак, я сейчас пойду и… пойду и… я… – Он кивнул в сторону гардеробной, переминаясь с ноги на ногу. – Пойду и, э-э… пойду… просто…
Он стрелой влетел в гардеробную, захлопнул за собой дверь и окинул воспаленным взором полки и вешалки.
– Чистая мантия… – пробормотал он. – Причесать лицо, умыть носки, не забыть свежие волосы… Куда же запропастился этот лосьон вместо бритья?
С той стороны двери донесся упоительный звук – это высморкалась фея веселья. А с этой стороны двери раздался приглушенный вопль – то главный философ из-за спешки и по причине плохого обоняния плеснул себе в лицо скипидаром, которым обычно натирал ноги на ночь.
А где-то наверху очень толстый малыш с луком, стрелами и нарушавшими все законы аэродинамики крылышками тщетно бился в закрытое окно, на котором мороз рисовал изображение весьма привлекательной ариентированной дамы. На другом окне уже красовалось изображение вазы с подсолнухами.
А в Главном зале к тому времени рухнул один из столов. Количество перемен блюд не поддавалось подсчету, и каждый волшебник мог наслаждаться ими в меру своей скорости, но, чтобы особо медлительные едоки не задерживали всех остальных, была введена традиция безостановочной подачи еды. Благодаря этому волшебники могли часами наслаждаться добавками особо понравившегося супа, прежде чем приступить к освоению рыбных закусок.
– Ну, как себя чувствуешь, старина? – спросил сидевший рядом с казначеем декан. – Снова принимаешь пилюли из сушеных лягушек?
– Я, э… Я, э… Мне не так плохо, – ответил казначей. – Правда, э, правда, э, меня немного потрясло, когда…
– Жаль, потому что вот твой подарок на страшдество, – сказал декан, передавая ему маленькую коробочку, в которой что-то гремело. – Можешь открыть сейчас, если хочешь.