Теперь, когда вся людоедская банда почти полностью перебита?
Лицо счастливого охотника нужно сейчас видеть, от полного восторга у него даже руки трясутся, когда внушающие ему неподдельный ужас зверолюды валяются теперь на полу пещеры без признаков жизни.
Явно, что я со своим фактическим управлением бандой нелюдей пугаю его гораздо меньше, чем пристальные взгляды моего бывшего окружения на него самого с заметно гастрономическими целями.
Звуки волочения или проползания первого часового снова возобновились, а второй нелюдь у входа в пещеру уже допустил свою личную смертельную ошибку.
За эти минуту-две он мог легко сбежать по склону настолько далеко, что даже не почувствовал бы моего ментального приказа.
— Мог бы, конечно, потом запрыгнуть на своего козла, если не удастся уговорить дозорного, и в одиночку скакать к берегу своей реки с печальным известием к племени, что вся экспедиция погибла. Но он этого еще не знает вообще, да и не узнает до самого своего конца. Еще у зверолюдов не принято спасаться бегством или как-то без приказа старшего оставлять свой пост. Довольно равнодушные они к смерти, своей или чужой, чурбаны бездушные.
В этом их сила и одновременно слабость.
А вот теперь уже поздно, под моим контролем он так же подходит поближе, нагибается и проползает в лаз, в лапах тоже лук и стрела, теперь я провожу его подальше. Уже перед крутым спуском вырубаю из сознания прямо перед вернувшимся обратно ко мне охотником.
Замечаю опасливые взгляды мужика на кинжале на поясе и выпавший из лап лук, ход мыслей охотника мне вполне понятен. С первого дозорного и всех остальных нелюдей он вполне уже мог позаимствовать тот же нож или кинжал на всякий случай.
— Ничего, это не проблема, — усмехаюсь я про себя и командую уже своим нормальным голосом этого черта тоже тащить вниз.
Опасаться или стесняться больше некого рядом.
— Собери со всех кинжалы и пояса, принеси и положи сюда. Возьми факел получше и пока занимайся обыском нелюдей, — командую я бывшему пленнику зверолюдов, а теперь уже только моему пленнику. — Дай-ка, я срежу у тебя с шеи рабский поводок!
Что пленник сразу же делает с большой радостью, доверчиво подставляет мне свою шею и вскоре оказывается без унизительного свидетельства своего рабства.
— Надо бы с ним поговорить о его судьбе, но пока не до этого. Да и что я могу ему предложить для спасения жизни — только уехать со мной навсегда из родных мест? Из-за такого выбора он все равно постарается просто сбежать от меня, — правильно понимаю я.
Деньги за будущее молчание нет смысла предлагать охотнику, народ тут сильно верующий во Всеединого Бога, а такое упокоище явно принадлежит его смертельному врагу, раз его те самые ужасающие зверолюды раскапывают.
Не хочу даже в самой малой доле рисковать, что Тварь может узнать о том, что тут нашла наша экспедиция.
И где находится само упокоище ее смертельного врага.
Сам забираю луки, распихиваю стрелы по колчанам и выношу все это добро под козырек, оставив в самом дальнем углу за камнями. Ни к чему видеть охотнику или вдруг прибежавшему к пещере дозорному, где тут свалено стрелковое оружие, опасное для меня. Луки и колчаны, оставленные нелюдями перед спуском в пещеру, тоже переношу за тот же камень, а вот копья оставляю стоять там же и забираю еще пару свежих факелов, собранных часовыми.
Копья для меня гораздо менее опасны, чем дальнобойные луки, это мне хорошо понятно.
Получается, что из лагеря к пещере зверолюды идут в полном вооружении, потому что я сказал всем быть постоянно готовыми к внезапному появлению здесь чьей-нибудь баронской дружины. Мало ли кто может прогуляться по лесу, те же приятели нашего пленника, местные охотники, и обнаружить незаметно для нас лагерь зверолюдов. Да одного только вида нашего дозорного хватит, чтобы из всех замков и казарм понесся служивый народ свою Империю защищать перед лицом коварных захватчиков.
Которые пробрались сюда в составе диверсионной группы и что-то очень подозрительное там в горах делают!
Даже разглядывать именно рожу дозорного не требуется, достаточно одно ржание козлов кому-то услышать, очень уж они любят между собой громко разбираться на козловязи, как ее лучше теперь называть.
Постоянно друг друга задирают и копытами лягаются, перед моей лошадкой красуются наверно, дуремары однорогие.
А трубное беканье у них на местную животину никак не похоже, никто его из проезжающих или проходящих мимо не спутает с здешней домашней скотиной. Да и нечего обычным козам или козлам делать в глухом лесу. В общем, кто услышит, тот точно придет посмотреть на такую диковину.
И тут же понесется тревогу по всей здешней местности поднимать.
— Про такую возможность тоже всегда стоит помнить! — говорю сам себе.
С факелами и копьем в руках возвращаюсь через лаз в пещеру, поджигаю за минуты клацанья кресалом по кремню факел и начинаю спускаться вниз.
Охотник тоже спустился пониже, обыскивает пару самых первых зверолюдов, а я старательно занимаюсь получением маны, добиваю нелюдей окончательно. Мозги я им сурово сотряс, они теперь даже встать на ноги не смогут, но все еще дышат, крепкие все же очень нелюди, что в данной ситуации даже хорошо.
Получаю ману, успеваю приколоть двоих дозорных и обоих Одаренных, которые так и не успели ни разу мне что-то продемонстрировать из своих умений. Кроме того, что хорошо управлялись с остальными нелюдями и даже с военным вождем быстро договаривались.
— Ну, и ни к чему все это оказалось, — подвожу я итог их недолгого служения Нашему Богу. — Зато у меня получилось зверолюдов нормально использовать в своих целях.
Знал бы, конечно, что тут даже я один могу раскопать за день первый завал и так же за один день второй, всяко не стал бы связываться со степняками. Просто прибил бы обоих около кургана и побыстрее ушел в степь, получив нужные знания в самом кургане.
Но, знал бы прикуп — жил бы в Сочи, а не здесь на Хуруме с трудом выживал!
Так что закрываем вопросы и подрубаем хвосты лишних свидетелей и бывших компаньонов, пока они нас сами не подрубили первыми.
После первой добитой четверки увидел факел шагающего ко мне охотника, всего увешанного поясами с ножнами.
— Бросай все это здесь, иди пока разбери побольше камней вокруг того места в завале, чтобы можно было пролезть в дыру без проблем, — отправляю его работать обратно. — Когда мы ее скоро пробьем!
Нельзя его себе за спину к выходу пропускать, но и показывать, чем именно я занимаюсь с копьем в руках над телами нелюдей тоже не стоит. Ни к чему ему такие лишние знания про меня.
— Еще немного времени и пойдем на выход отсюда! — довольно громко для пещеры кричу ему вслед. — Там нужно еще одного зверолюда прибить около козлов.
Он без слов возвращается назад, теперь я вижу его факел около уже последнего, наверняка, завала.
Сам добиваю оставшуюся четверку нелюдей, причем последние трое уже пришли в себя, но лежат все так же беспомощно, хлопают глазами и ничего не понимают больше по жизни.
Так что и им пускаю обильно кровь, собирая ману с тел, потом останавливаюсь и возвращаюсь назад, пересчитываю собранные пояса и кинжалы при них. Все сходится, но это не точно, впрочем, я не думаю, что охотник попробует напасть на меня с одним ножом после демонстрации моих невероятных способностей. Вот попробовать убежать вполне способен в любую секунду и это меня немного напрягает.
Я вот-вот доберусь до последнего упокоища Твари, мне нужно побольше времени, чтобы там со всем добром как-то правильно разобраться, а бегающий по лесу с горячими известиями про вдруг появившихся здесь зверолюдов свидетель мне вообще не нужен ни в коем случае. Тут вопрос нужно решать однозначно жестко.
Который точно знает на самом деле, кто тут кем командовал все это время.
Но пока я подхватываю солидный кол, принесенный заранее зверолюдами, сам спускаюсь вниз, к последней преграде перед упокоищем.
Оказавшись около охотника, я даю ему время разобрать еще с полметра камней перед проделанной дырой, сам пока надеваю маску на лицо, кладу в нее те пахучие листья и спокойно ожидаю конца работ.
Потом выдаю такую же маску охотнику, жду, пока он ее повяжет и упираю толстый край кола в первый блок.
— Давай разом! — и мы пока еще с небольшого размаха бьем колом по блоку.
Блок сразу подается, но недалеко, что-то его отбрасывает обратно, мы снова и снова бьем по нему. Что-то его удерживает все же на месте до сих пор, мы усиливаем напор, наносим еще десяток уже сильно размашистых ударов тяжелым колом.
И, наконец, раздается какой-то треск, после чего блок пробивает белесую упругую ткань и валится куда-то дальше с сильным грохотом.
Кажется, что упал он там не один.
— Стой здесь пока! — командую я охотнику, подхватываю один из свежих факелов и карабкаюсь по камням к получившейся дыре в завале.
Чувствую изрядное зловоние, идущее из пробитой блоком дыры в белесой материи, причем даже через маску, но я должен хотя бы одним глазом заглянуть в упокоище!
Просовываю в дыру примерно шестьдесят на пятьдесят сантиметров руку с факелом и свою голову наполовину, заранее задерживаю дыхание. В полном ошеломлении осматриваю солидное такое помещение метров пять на три, с вырезанными полками в каменных стенах, на которых стоят какие-то предметы.
— Не думал, что оно будет такое большое! — признаю себе, что удивлен размерами упокоища.
Свет от факела какой-то слишком слабый стал, едва освещает стены и потолок, кажется, что тут очень мало кислорода в воздухе.
— Вполне такое может быть!
Зловоние усиливается, скоро придется блевать завтраком и ужином.
Смотрю направо, где должен быть лаз сверху и в неровном свете факела вижу пару мертвых тел в одежде, валяющихся на чем-то в углу. Как они и должны валяться уже больше года.
Но тут ядреное зловоние добирается до моего носа, который немного вылез из повязки и азартно вздохнул, забывшись, где сейчас находится.