— Раз уж вы здесь, с чего вы предпочитаете начать? Поговорим или вы сразу убьете меня?
— Сначала поговорим. — Каин оглядел гостиную. — У вас большая библиотека. Никогда не видел столько книг.
— Мне нравится держать книгу в руках, — ответил Сантьяго. — В компьютерных библиотеках сплошь электрические импульсы. — Он нежно погладил кожаный переплет, положил книгу на стул. — Я всегда отдавал предпочтение словам.
— У вас также много зеркал.
— Я — тщеславный человек.
— Попросите тех, кто стоит позади них, не нервничать. Я мог бы разобраться с ними в первую же секунду.
Сантьяго рассмеялся.
— Вы слышали? — Он повернулся к зеркалам. — Оставьте нас одних. — Он посмотрел на Молчаливую Энни, стоящую рядом с Каином: — Ты тоже можешь уйти. Я в полной безопасности.
— Вы — оптимист, — усмехнулся Каин, когда Энни вышла из комнаты.
— Реалист, — поправил его Сантьяго. — Если уж вы убьете меня, то постараетесь принять все меры к тому, чтобы иметь возможность потратить причитающееся вам вознаграждение. — Он помолчал. — Позволите предложить вам коньяку?
Каин кивнул. Сантьяго проследовал к бару под пристальным взглядом охотника за головами, взял хрустальный бокал, плеснул коньяк.
— Вот и мы. — Сантьяго вернулся, протянул Каину бокал.
— Вы слишком молоды, — отметил Каин.
— Пластическая операция, — улыбнулся Сантьяго. — Я уже упоминал о своем тщеславии.
— К тому же вас разыскивают.
— Только в Демократии. Позвольте высказать мысль о том, что иной раз вполне возможно судить о человеке по его врагам.
— Для вас другого пути просто нет. — В голосе Каина слышался сарказм. — Я встречался с вашими друзьями.
Сантьяго пожал плечами.
— Работать приходится с подручным материалом. Если б я мог найти лучших союзников, чем Бедный Йорик и Альтаир-с-Альтаира, заверяю вас, я бы не отказался от их услуг. — Он помолчал. — Поэтому, собственно, вы здесь.
— Так мне сказали.
— У нас много общего, Себастьян. Основополагающие ценности, борьба против тирании. Я бы очень хотел, чтобы вы встали рядом со мной.
— С революционной деятельностью я покончил.
— Вы сражались за ложные идеалы.
— К идеалам претензий быть не может. Да вот люди оказались не те.
— Согласен с вами.
— Так чем вы лучше их?
Сантьяго ответил не сразу:
— У меня есть к вам предложение, Себастьян. День выдался долгим. Вы убили человека, вы увидели тo, чего в Демократии еще никто не видел, наконец, вы встретились лицом к лицу с самым знаменитым преступником галактики. Вам наверняка очень жарко, вы устали, голодны. Давайте объявим на этот вечер перемирие. Мы пообедаем, получше узнаем друг друга, а завтра утром, когда вы отдохнете, я обещаю, что мы поговорим о делах, моих и ваших.
Каин долго смотрел на него, потом кивнул:
— Я думаю, обед мы можем пропустить.
— Но за весь день вы съели лишь один сандвич.
— Вы превосходно информированы.
— И напрасно вы волнуетесь. Я мог не один раз убить вас после того, как вы приземлились на Тихой гавани. И уж поверьте, я бы не пригласил вас сюда только для того, чтобы отравить.
— Логично, — признал Каин.
Они прошли в столовую, так же заваленную книгами, как и гостиная.
— Как я понимаю, вы не нанесете моим запасам такой урон, как отец Уильям. — Сантьяго покачал головой. — Сколько же он ест! Просто удивительно, что он до сих пор жив.
— Многие точно так же говорят и о вас.
— Многие думают, что я мертв. — Тут Сантьяго хохотнул. — Какие только истории не рассказывают обо мне, Себастьян! Только в прошлом году меня убивали трижды. Есть в Спиральном рукаве маленькая планета под названием Серебряная Синь. Так вот, якобы я уничтожил на ней все живое. Мне даже приписывают убийство какого-то дипломата на Канфоре Семь.
— Вы также ростом в одиннадцать футов, а волосы у вас оранжевые.
— Правда? — заинтересовался Сантьяго. — Такого я о себе не слышал. — Он пожал плечами. — Такова цена анонимности.
— Какая тут анонимность? Сотни людей всю жизнь пытаются выследить вас и убить.
— А я, однако, перед вами, живой и здоровый. Потому что никто не знает, как я выгляжу и где живу.
— Может, вам все-таки развеять некоторые мифы и легенды, которые пачкают ваше имя?
— Чем больше преступлений приписывает мне Демократия, тем больше усилий тратит она на меня, а не на те народы, которые не могут защитить себя сами. Но что же мы опять о делах? Мы-то собирались отдохнуть.
— Я не возражаю.
— Дела оставим на завтра. Времени у нас хватит. Не желаете поговорить о литературе?
Каин пожал плечами:
— Как вам будет угодно.
— Хорошо. — Из кухни появились двое молодых мужчин, поставили на стол тарелки с супом. — Вы читали Танбликста?
— Даже не слышал о нем.
— Это не человек. Канфорит. Потрясающий поэт.
— Поэзия никогда меня не интересовала.
— Прекрасный суп, — отметил Сантьяго после первой ложки. — Отец Уильям уговорил бы всю кастрюлю.
— Очень хороший, — согласился Каин.
— Я тут перечитывал романы, написанные до того, как наши предки покинули Землю, — продолжил Сантьяго. — И особенно проникся к Диккенсу.
— «Дэвид Копперфильд»? — предположил Каин.
— Ага! — улыбнулся Сантьяго. — Я знал, что вы образованный человек.
— Я лишь сказал, что читал этот роман. И не говорил, что он мне понравился.
— Тогда позвольте порекомендовать вам тот, что я только что закончил. «Повесть о двух городах».
— Может, попробую прочитать его завтра. Если мы еще будем говорить.
— Обязательно будем, — заверил его Сантьяго. — Вы вот спросили, что отличает меня от других революционеров, с которыми вы шли в бой. Завтра мы все подробно обсудим, но намек, если хотите, я могу дать вам прямо сейчас.
— Слушаю.
— Дело, ради которого я кладу все силы, было обречено на неудачу еще до того, как я вступил в борьбу. — И загадочная улыбка осветила лицо Сантьяго.
Каин еще обдумывал эти слова, когда поднялся из-за обеденного стола и прошел в гостиную, чтобы поговорить о литературе с королем преступников.
Глава 23
Гора есть из золота. Там он живет.
Нрав — как огонь, сердце — как лед.
С вершины исходят веленья его.
Почти уж властитель он мира всего.
Никакой золотой горы, разумеется, не было и в помине, но Каин никогда не видел столь прекрасной фермы.
Тысяча восемьсот акров, аккуратные, ухоженные поля пшеницы, кукурузы, сои, пастбища, речушки, озерца.
— Наличие холмов снижает эффективность использования пашни, — говорил Сантьяго. Мужчины сидели на веранде, обозревая окрестности. — Однако риэлторы всей галактики уже усвоили прописную истину: чем красивее пейзаж, тем меньше отдача от земли. Идеальное поле должно быть ровным как стол. — Он вздохнул. — Но мне хватило одного взгляда, чтобы влюбиться.
— Тут царит покой, — согласился Каин.
— У меня сердце кровью обливалось, когда я отдавал приказ выкорчевать деревья, росшие на полях. Но лучшую рощу я сохранил. Около нее и построили дом. — Сантьяго указал на два ближайших дерева. — Там я часто вешаю гамак. Люблю полежать в нем, потягивая что-нибудь ледяное из высокого стакана, чувствуя себя настоящим сельским джентльменом.
— Странный вы революционер, — отметил Каин.
— Революция моя тоже странная.
— Почему?
— Почему странная? — спросил Сантьяго.
— Почему вы ведете эту неравную борьбу?
— Потому что кто-то должен ее вести.
— Не очень-то веская причина.
— Лучшей не найти. Первая обязанность власти — налагать свою волю. Первая обязанность свободного человека — сопротивляться насилию.
— Это я уже слышал. Старая песня.
— Но пели ее люди, которые жаждали власти для себя, люди, которые хотели реформировать свои планеты и даже Демократию.
— А вы этого не хотите?
— Реформировать Демократию? — Сантьяго покачал головой. — Как только вы приобретаете власть, вы становитесь тем, против кого боролись. — Он помолчал. — Кроме того, я реалист и понимаю, что такое просто невозможно. У Демократии больше боевых звездолетов, чем у меня людей. И она будет править через тысячи лет после того, как мы с вами умрем.
— Тогда почему вы упорствуете? — спросил Каин.
Сантьяго задумчиво посмотрел на него:
— Знаете, Себастьян, у меня такое ощущение, что вы хотели бы видеть меня иным. Обходительным, седовласым старичком, который называет всех «сын мой» и говорит, что до утопии рукой подать, она буквально за поворотом. Это не так. Я упорствую в своей борьбе, потому что вижу — есть ало, которое должно наказать. А альтернатива у борьбы лишь одна — выбросить белый флаг.
Каин предпочел промолчать.
— Если вас интересует философское обоснование моих действий, вы найдете его в моей библиотеке, — продолжал Сантьяго. — Но у меня есть гораздо более простое объяснение.
— Какое же?
Сантьяго хищно улыбнулся:
— Когда кто-то толкает меня, я не остаюсь в долгу.
— Это хорошая черта характера, — признал Каин. — Но…
— Но что?
— Я устал проигрывать.
— Тогда присоединяйтесь ко мне и сражайтесь на нашей стороне.
— Вы уже сказали, что не сможете выиграть.
— Но сие не означает, что я должен проиграть. — Сантьяго помолчал. — Черт, я бы не хотел свергать Демократию, даже если бы мог.
— Почему?
— Во-первых, как я уже и говорил, я не хочу становиться частью общества, против которого борюсь. Во-вторых, потому что Демократия не есть истинное зло, ее нельзя даже назвать насквозь коррумпированной. Это обычное государство, и, как все государства, она принимает решения в интересах большинства. С точки зрения этого самого большинства, то есть избирателей, Демократия — институт, отвечающий основным нормам морали и этики. Эти избиратели, несомненно, полагают, что Демократия имеет полное право расширять свое влияние на Пограничье, пусть и несколько ущемля