— Как на «Фронтире»?
— Нормально, — отвечаю. — Все тебя ждут. Живем…
— Вроде, на вас облаву готовят.
Полиция. Конечно, мы опасны — несколько чудаков, которые не хотят жить в грязи и захлебываться кровью, и потому купили сектор границы дальнего космоса, нарекли его «Фронтиром» и ушли.
Мы засылаем на Землю, на нашу Землю разведчиков, потому что люди, немногие светлые и добрые люди живут под угрозой смерти. Мы хотим видеть их свободными и счастливыми и мы сделаем это.
— Вас слишком мало, — слышу Санины слова.
— С каких это пор ты стал пессимистом?
— Ты не обжигался? — Он о чем-то своем, но больно.
— Не надо, — резко говорю я. — Обжигался. Но все равно, лучше доверять и обжигаться…
— И получать нож в спину… Где же твоя хваленая интуиция?
Мы входим в длинный трейлер. Жилая комната законсервирована: у Сани полевые испытания русалки, и он перебрался в палатку.
Саня кидается к пробиркам. Из большого стеклянного сосуда выползает тягучая биоплазма. Нежная, напоминающая обожженную кожу. Неприятное зрелище. Я ухожу в соседнюю комнату.
Это аппаратная. Тридцать телеэкранов показывают перехваченные программы с различных точек материка. Одновременно идет запись их на компьютер.
Иду в лабораторию. Саня набивает мои карманы орехами.
— И ребят угости, — он кивает на огромный рюкзак, который взваливает себе на спину.
В двери появляется голова.
— В нашу сторону идет туча, перенасыщенная кислотными испарениями, сказала Яга.
Саня бросается в лабораторию, разгребает бумаги, химпосуду. Там оказался еще один пульт. Я не хочу мешать, спускаюсь.
— Садись, — приглашает Леший, — костяники хочешь?
Он подает свернутый лист, полный оранжевых полупрозрачных ягод.
— А что за лист?
— Не бойся, не отравленный. Мать-и-мачеха называется.
Прислоняюсь спиной к нагретой шине, пробую ягоды — вкусно.
— Это у нас Саня с Ягой экспериментаторы, — бормочет Леший. — Остальные — народ спокойный.
Яга намеренно громко кашляет. Она что-то говорит подошедшему Сане и направляется к нам:
— Есть, — я вытаскиваю из кармана небольшую коричневую расческу. Подаю.
— Опять полимерная, — морщится она.
Пробует зубцы ногтем, нюхает и бросает через плечо в крапиву. Саня так и покатился.
— Тьфу! — Яга разочарована.
— Теперь пятерней причесывайся, — советует Саня. — Она все расчески перетаскала. Надеется, что превратятся в непроходимый лес.
— А сколько раз тебя просить: сделай из осины или костяной купи. И вообще, гребень должен быть полукруглым…
— Осенью, — сказал Саня. — Вот небо запру.
Он протягивает дождевик:
— Что смотришь? На Земле сейчас опаснее, чем в космосе, это здесь чисто.
Мы надеваем прозрачные плащи. Леший вскакивает с трухлявого пня и семенит к тропинке.
Саня нашаривает в траве пульт, снимает сектор защитного поля. Мы попадаем под едкий, непрофильтрованный дождь. Здесь, в кустах, спрятан флаер. Пора прощаться.
Саня ставит рюкзак в кабину.
— Мы будем чаще прилетать. Ты тоже…
— Как только приживется нечисть, прилечу.
— Обязательно.
Мы смотрим другу другу в глаза. Я развязываю дождевик.
— Оставь, — говорит Саня. — Тебе еще идти.
— Спасибо. Держись…
— Счастливо.
Мы коротко обнимаемся. Саня отходит, и я рву стартер.
Я отсылаю флаер на стоянку и иду к «Фортелю». Небольшой, обгоревший в атмосфере звездолет почти не заметен на фоне скал.
Никого нет. Вспоминаю, что надо бы поостеречься: вдруг засада? Но до «Фортеля» ближе, чем до любого из камней, за которыми можно укрыться. В два прыжка я достигаю его. Поднимаюсь в кабину, сбрасываю рюкзак. Машинально проверяю герметичность, остаток топлива, стартую. Почему так больно?