— Ну, где?
— Метров пятьсот, — отвечаю я, и показываю рукой направление, — они там бегут.
Хорошо, я сел за пулемет, думаю, гады, все равно достану, дал несколько очередей, и тут по ним пошло, я же все вижу, туда летят танковые снаряды, немцы сразу замельтешились. Тут второй пулемет наш подключился, затем третий, тогда все немцы поднялись, и в это время, видимо, их засекли наши минометчики и открыли шквальный огонь. Это была немецкая рота, на нее наступал наш батальон, так было, как правило, в атаке. Как дали мы им, слушай, что там творилось, и тут наши ринулись вперед, в атаку. Немцы бежать, мы за ними, тащим пулемет, бежим, пришли к этому месту, а там лежат человек 10, но я убежден был, что после залпа артиллерии и моего пулеметного огня многие были сражены, видимо, раненых они всех вытащили, а вот убитых всех не смогли. Помню, один лежал такой здоровый, рыжий, метра два ростом, видимо, потому и не взяли его. Автомата нет, но на руке кольцо, часы торчат из кармана. Сам такой рыжий, понимаешь. И тут я понял, что значит передовые солдаты, никто из нас ни на часы, ни на кольцо не позарился, все мимо прошли. Эти вещи снимают или похоронная команда, или тыловики, хотя они тоже вслед за нами сразу идут. Дальше мы не прошли, видимо, у немцев там был подготовлен рубеж. Остановился пулемет, в это время мощный взрыв снаряда, пулемет разбило и отбросило в сторону, а я почувствовал, что у меня рука отлетела в сторону, смотрю, на ней кровь, командир взвода говорит:
— Ну, Григорян, ну как же так?
А я что, при этом дикая боль, попросил перевязать, быстренько наложили повязку, тут и командир роты раненый, я и еще двое раненых, команда из 4 человек немедленно была отправлена в медсанбат. Мы отошли от позиций всего на каких-то 200 метров, дорожка такая небольшая, мы идем по ней, и неожиданно откуда-то появились два немецких «мессершмита», сбросили несколько небольших бомб, нас не тронуло, но тут как раз появилась на дорожке повозка, вдруг резко остановилась, и мы видим, что возница валяется. Прибежали к нему, ему лет 38–40, руки нет, оторвало, он кричит:
— Ребята, скорее жгут наложите. — Мы быстренько пакет вытащили, вместо жгута использовали бинт, кто одной рукой, кто как, командир роты вообще не может помочь, но все-таки перетянули руку. Все сели на эту повозку, надо же, но лошадей не тронуло, и поехали в медсанбат. И вот уже перед самым приездом в санчасть возница потерял сознание. Как только мы приехали, его тут же отнесли на операционный стол, через некоторое время мы пошли по очереди, у командира роты кость не задело, надо же, а вот у меня немножко зацепило. Так что нас перевязали, как мы вернулись в палатку, там уже лежал возница, без руки, но ничего, жив остался, самое главное.
Из медсанбата нас на машине повезли в госпиталь, я был ранен 27 сентября. В конце концов прибыли в Буйнакск, там уже большой госпиталь. После выписки попал в штурмовую инженерно-саперную бригаду, в Моздоке дислоцировалась 3-я ШИСБр (запасная), которая готовила саперов, бывших одновременно и подрывниками, и минерами. Занятия длились не менее 10 часов в день, и все время проходили на специально оборудованном для саперов поле.
Григорян А. А. (слева) в папахе товарища по госпиталю, дагестанца Разата (справа), Буйнакск, 1943 г
Надо отметить, что давали нам в первую очередь практические знания, началось все с толовых шашек, которые различались по весу: 75 г, 100 г или 200 г. Сначала нам объясняли, что шашка собой представляет, потом показывали, как она вставляется в маленький ящичек, это было 75 г, вставляется капсюль-детонатор, со всеми пружинами, объясняли, как и что делается, чека маленькая, как только наступаешь, то такая мина подрывается моментально. Ноги нет, если 200 г, а если 75 г — то полноги нет или полруки. И тут же к дереву привязывали шашку, вставляли бикфордов шнур, мы отходим на 50 метров, и взрывают 200 г, все — дерева нет. Елки зеленые, от 100 г половины дерева нет, а от 75 г узкое маленькое деревце сносится. Показывали и объясняли, как использовать бикфордов шнур. Инструктора объясняли, что он используется прежде всего для того, чтобы сделать удлиненный заряд, тут было очень важно вставить шнур правильно, 100-граммовые толовые шашки привязываем на палку, сверху шнур, с одной стороны вставляем запал, все как полагается. И вот когда подрывается одна толовая шашка, то взрываются одновременно все. Мы спросили инструктора:
— А для чего это?
— А для того, чтобы проволочные заграждения полностью поднимать в воздух.
Кстати, инструкторы у нас были великолепно знающие свое дело, они каждые полмесяца писали на фронт, чтобы их отпустили, но не пускали их, и все. И лейтенанта — тоже, который нас сманил, он был хороший и толковый парень, пел замечательно. И так занятия проходили каждый день, кроме толовых шашек мы изучали наши мины, которые хранились в деревянных ящиках небольшого размера, кстати, в противотанковых минах было по 5 кг тола. Потом пошли противотанковые немецкие мины, TMi-43, затем особое внимание мы уделяли немецким «шпрингель» — минам, так называемым «прыгающим». У них было трое усов, расположенных друг к другу под углом в 60 градусов, ее немец любил устанавливать следующим образом: сначала натягивали проволочку или нитку на усы, и где-то в пяти метрах забивали колышек и привязывали эту проволочку к колышку. Только человек дернул за натяжку, мина сразу выскакивала и поднималась от земли на 1,5 метра, внутри у нее было 300 шариков различных, т. е. в итоге человек обязательно или убит, или ранен тяжело. Обезвреживаются такие мины довольно просто, но есть риск, потому что иногда немцы делали донный взрыватель, ты должен проверить. Но разве есть время при настоящем разминировании заниматься этим. На фронте помогало только то, что немцы были, как правило, ленивы в этом плане, поставил 100 мин, с донным взрывателем делает только 101-ю. Так что мы вскоре вычислили эту немецкую особенность. И нам объясняли, что если вдруг случайно ты зацепил или, скорее, наступил на такую мину, то если успеешь лечь, тебя не зацепит. И на фронте бывало, что знающий сапер успевал прижаться к земле, когда наступал. Эти шарики шли по наклонной к земле, конусом таким, так что если сразу упал, то можешь целым остаться. Вот свои противотанковые мины немцы часто ставили на донный взрыватель, и мы, пожалуй, как и учили нас инструкторы, такие мины старались каждый раз проверять на донный взрыватель. Еще нам рассказывали о минах затяжного действия, когда взрыватель закручивается, оттягивается специальным образом, нужно для взрыва такой мины давление в 50 кг, машина может проехать по ней спокойно, а вот гусеница танка только надавит, и все, сразу взрыв. И когда солдат наступает, такая мина не взрывается. Тут, конечно, нельзя торопиться, сильно поднимать нельзя, тихонечко все это делаешь. И знаете, один раз я нарвался на такой взрыватель, ой, как я его тихонечко вывинчивал. Кстати, плохо очень вывинчивался, судя по всему, немецкий сапер специально не вкрутил, а забил его, чтобы резьбу сбить, и было невозможно вывинтить взрыватель. Но мне все-таки удалось мину обезвредить в итоге, хотя попотеть пришлось с вывинчиванием.
Вот устанавливать мины нас учили обычным способом. Противотанковые мы ставили на расстоянии 1–2 м друг от друга, следующий ряд в шахматном порядке. Противопехотные нас учили устанавливать на расстоянии в 1 м, также в шахматном порядке. На фронте мы обязательно приносили схему установки мин с указанием ширины, глубины поля и основных ориентиров. Причем такие карты делались у нас обязательно в двух экземплярах, один оставляли себе, второй передавали командиру стрелковой части.
Щупом нас учили пользоваться капитально, у меня всегда с собой он был на фронте. Кроме того, мы также носили всегда с собой маленькую такую проволочку, чтобы, когда разминируешь наши мины, там есть специальная дырочка, я должен туда вставить эту проволочку, а потом спокойно снимаю мину, вытаскиваю взрыватель, выбрасываю толовую шашку, капсюли вывинчиваю и складываю в каску. Кроме собственно саперного дела, стрелковые занятия у нас проводились, но мало, вообще же мы все там были фронтовики, сами умели стрелять. Также на учебе нам рассказывали о такой кирасе, которую нам выдадут для защиты от пуль, но саму ее мы так и не увидели.
Обучали ли вас навыкам механического, огневого и электрического способов взрывания?
Нам давали электрический способ взрывания только в теории. Вот если где-то заряд, к нам идет шнур, и мы поворачивали ручку, далее должен был следовать взрыв. Но нам давали его только в теории, на войне мне также не пришлось применять электрический способ. А вот огневым и механическим способами мы постоянно пользовались.
Учили ли вас подрыву дотов и дзотов?
Да, нам давали специальные удлиненные заряды, и это был сложный момент, потому что надо близко подойти. Тяжело пришлось нашей бригаде на Сапун-горе, там оказалось очень много таких укреплений. Но так мы их редко встречали. Во время учебы ни в каких приближенных к боевой обстановке операциях мы не принимали участия. Нам просто объясняли, что вот дзот, вот там сидит пулеметчик, так надо подползать, близко нельзя, не пустят, значит, заранее снайпер должен приготовиться, чтобы снять пулеметчика. И заряд делается максимальной длины, мы стремимся подойти максимально близко. Мне вот пришлось применить эти навыки прежде всего против немцев, которые засели в зданиях в Будапеште, но там проще, чем с дотами, так как с зарядом ты мог подползти со всех сторон. Учили этому очень тщательно и притом долго, до тех пор, пока ты не научишься по-пластунски нормально ползать, пока все отделение не выполнит задание, не уходили с полигона. И наблюдатель был специальный, за всем следил: и как командир взвода командует, и кого командир учебного отделения назначает в группу подрыва. Обычно такая группа состояла из двух человек, и заранее определялось расстояние, на которое надо поднести заряд. Все это мы изучали капитально.