ит, ты должен успеть лечь или юркнуть обратно в окоп. Тут мы сделали интересную вещь — вырыли один окоп, и в метрах 50 другой окоп, был такой тонкий канат, привязали 2 мины на каждой стороне каната. И я мог дернуть себе или мой товарищ в соседнем окопе, и как только один танк прорывался, мы подтягивали мину ему под гусеницу. Это был мелитопольский опыт, как мне рассказывали ветераны бригады из моего отделения, тогда наши впервые из подвалов применили такую тактику.
Остановили немцев, у них были такие огромные потери, что страшно, появились потом наши танки, авиация безраздельно господствовала в воздухе, немцы отступали до Секешфехервара, где окопались капитально. Я очень хорошо помню, как к нам пришел командир взвода и сказал:
— Тут требует командир стрелкового полка от саперов представителя, чтобы он был у него под рукой. Кого же послать? Нужен грамотный человек, подойдет только командир отделения. Короче, Григорян, иди!
— Да что такое, мое отделение пойдет, я же командир:
— Ничего, отделение я беру на себя, а ты иди, найдешь с командиром общий язык, я тебя знаю.
Пошел я, сутки я был возле комполка. Он был по званию майор, фамилию не помню. Штаб его в окопах, там такое хорошее оборудование, я сидел от него в 10 метрах, меня представили как сапера из 60-го батальона 12-й штурмовой инженерно-саперной бригады. Он окинул меня взглядом и проговорил:
— А, сапер, там уже разминирование идет. Свои саперы и ваши стараются.
Была небольшая возвышенность, на ней окопы, и полк там засел. Командир полка работал очень четко, без шума, телефоны там и рация, постоянно говорил:
— Так, что в этом доме? Что с этой кирхой?
— Там пулемет, — я слышу, как ему отвечают.
— Так сделайте что-нибудь!
— Уже сколько раз стреляли, ну никак не можем попасть из пушки. Снаряд мимо пролетает, и все.
— Тогда снайперов посадить в дома.
И вот так, четко, шел штурм города. Рано утром начался штурм. Саперы перед этим все разминировали, доложили ему, что минные поля немецкие полностью сняты. Артподготовка длилась всего один час, для того времени уже короткая подготовка. Но была очень мощная, и пехота пошла, вдруг комполка докладывают:
— Ворвались в город.
— Хорошо, немедленно ликвидировать очаги сопротивления. Будьте внимательны.
И тут докладывают по телефону, что командир одного из батальонов подорвался на мине. Командир полка аж вскипел весь:
— Как на мине?!
— Да, оторвало руку.
Он на меня смотрит:
— Что такое, чей это участок?
— Товарищ майор, — отвечаю ему спокойно, — как на мине, если оторвало руку? Прошу вас, надо разобраться, у нас ведь обычно наступают на мину, как правило.
— Правда, — задумался он и говорит в трубку: — Ну-ка разберитесь, что там такое!
Наконец через минут 20 ему докладывают, что не на мине, а снаряд разорвался. Тогда он повернулся ко мне и говорит:
— Спасибо, сапер.
И наши пошли, штаб двинулся за ними. Причем мы шли пешком, даже командир полка! Город уже взят, там небольшие бои продолжались, но немцы уже бежали, у них потери были огромные, в наших частях намного меньше, потому что наша и авиация, и артиллерия имела громадное превосходство над немецкой, кончилось то время, когда мы пригибались к земле. Вели человек 50 немцев, я помню, командир полка приказал:
— Немедленно разобраться, все ли немцы. Есть ли среди них власовцы?
Нашли одного, и тут же майор приказал его расстрелять, приказ был выполнен немедленно. Я, например, считаю, что мы не брали в плен власовцев; если он сдавался, были такие случаи, хотя я их сам глазами не видел, но говорили, что вот там власовец сдался. Таких не расстреливали, потому что туда попадали по-всякому. Но если он дрался, а мы его пленили, то таких мы не щадили и расстреливали. По крайней мере, я не видел, чтобы какого-нибудь власовца пожалели.
После Секешфехервара нас бросили под Веспрем, походными колоннами, немцы удирают на машинах, а мы снова пешком их догоняем. Повозки проносятся, машины, но мы топаем пешком. Танки шли впереди нас, входили в прорыв, в качестве десанта нас не использовали, там сидела наша пехота со своими же полковыми саперами. И пошли, а немцы отступали очень крепко, здорово. Вот уже март, и мы были в Австрии, стали подходить к Вене, сказать, что немцы здорово сопротивлялись, нет, но бои были. В боях за взятие Вены принимали участие два наших батальона в качестве танкового десанта 57-й и 59-й, а наш 60-й шел во втором эшелоне, мы даже не понадобились. Ведь наш опыт был уже колоссальный, а у немцев под конец дрались мальчишки из «Гитлерюгенда» и 50–55-летние старики, ведь потери немцы за войну понесли огромные. Несколько человек из саперов погибли, но мы захватили Вену 13 апреля. И хоронили их с почестями, у меня осталось даже фото, там погибло 3 человека.
Как были организованы штурмовые группы в Будапеште?
Я знаю, что была группа подрыва, которая отвечала за взрыв здания, потом отделение целое вместе с огнеметчиками, они отвечали за штурм зданий, к которым было трудно подобраться. Мы очень берегли людей, когда мы подходили к Будапешту, командир роты собрал всех командиров взводов, я находился недалеко и слышал, как он говорил:
— Вот наш район штурма в городе, немедленно изучить, где расположены минные поля, где какие укрепления. И мне доложить, причем сделать карту с нанесением всех укреплений, я должен доложить комбату.
То есть наши командиры уже имели всю необходимую информацию, знали, кого и куда направить. Вот мое отделение входило в группу, которая отвечала за следующее — если где-то между зданиями немцы сделали дзот, мы ночью должны были разминировать участок перед дзотом, а потом днем говорили нашим пехотинцам, они подводили «сорокапятку» и на прямой наводке уничтожали дзоты, 45-мм снарядов вполне хватало. И вот я был удивлен, что, когда подвели мощные 203-мм орудия, то они плохо брали Королевский дворец.
В городах сталкивались ли со случаями минирования немцами входных дверей?
Да, в Будапеште было два случая, когда вдруг начали стрелять мы по зданиям, и тут произошел взрыв дверей, тогда взводный нам сразу сказал:
— Все, ребята, осторожно, двери будут заминированы.
И после этого не было случая, чтобы кто-нибудь подрывался, потому что мы обязательно открывали стрельбу, или солдата с ПТР приглашали из первого взвода, он бил по двери, и если была мина, то сразу взрыв происходил.
Конец войны. Виннер-Нойштадт, 1945 г.
После Вены мы в сильных боях не участвовали, потому что немцы старались убежать от Советской армии туда, к американцам, через австрийские Альпы. В Вене на окраине мы обосновались, вся бригада, город, кстати, не был сильно разрушен, но 1 или 2 бомбы упали на знаменитый Венский оперный театр, на купол. Я же музыкант был в детстве, мне интересно, и я другу говорю, мол, пойдем, посмотрим. Приходим, купол разрушен, но разрушений сильных не было, в целом здание хорошо сохранилось. Думал я, что же мне на память оставить, в итоге отрезал бархотку и в карман положил. Куда она потом делась, до сих пор не знаю.
Война закончилась! Виннер-Нойштадт, 1945 г.
В Вене мы стояли недели полторы, кстати, стояли в эсэсовских казармах. Ничего там не указывало на прежних хозяев, наши квартирьеры все заранее посрывали к черту, когда готовили казармы для нас. И в это время мы посетили могилу Штрауса, официально начальник политотдела приказал всем батальонам солдат повести на могилу великого австрийского композитора. А потом мы пошли дальше в г. Виннер-Нойштадт. В итоге обосновались там. Это был конец апреля — начало мая 1945 г., город абсолютно не был разрушен и от него уже пошли Альпы, нашей роте дали трехэтажный коттедж, мы обосновались, Ростика забрали в управление батальона, а мы с Юркой Поплавским так и вместе в одном взводе. Свободно себя чувствуем, ходим по населенному пункту, и было где-то 8 мая, мы спим, отдыхаем, но вооружены, все как полагается, у Юрки Поплавского даже пистолет был, он его где-то у немцев нашел и спрятал, ни мне, никому не говорил. И вдруг в час ночи командир роты кричит:
— Тревога! Занять круговую оборону!
— В чем дело? — спрашиваем мы.
— Наверное, — отвечает взводный, — власовцы сюда прорвались.
Еще этого не хватало, мы заняли круговую оборону, я приготовил гранаты, Юрка говорит:
— Вот елки зеленые, ведь скоро конец войны, а эти собаки прорвались!
Тем временем стрельба все ближе. Били-били, и вдруг бежит солдат, в 2 часа ночи, и кричит:
— Товарищ капитан! Победа! Заключили мир!
Боже, как мы начали стрелять, Юрка Поплавский от радости, он же здоровый такой был, даже гранату взял и бросил метров на 100, командир роты бегает между нами и орет:
— Прекратить стрельбу! Сволочи, что вы делаете, своих же побьете!
Однополчанин Хальковский, Румыния, Морены, 1946 г.
Но мы стреляли до тех пор, пока не осталось патронов в диске автомата. Так что я закончил войну младшим сержантом, командиром саперного отделения 60-го отдельного ШИСБ 12-й Мелитопольской орденов Красного Знамени, Суворова II степени, Кутузова II степени и Красной Звезды штурмовой инженерно-саперной бригады. Я в годы войны был награжден орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги», «За взятие Будапешта» и «За взятие Вены», «За освобождение Румынии» и «За освобождение Болгарии».
Из Австрии домой. 1945 г.
Когда закончилась война, мы оставались в Австрии до июня 1945 г., после я уже был в оркестре как музыкант, вся бригада через Австрию, Венгрию, Румынию отправилась пешком. Из Румынии мы ушли в октябре 1945 г., шли по Молдавии, по всей Украине, затем через Ростов в Краснодарский край, в итоге через Тбилиси пришли в Мцхету, древнюю столицу Грузии. Там мы стояли какое-то время, оттуда нас уже не как 12-ю ШИСБР, а как 83-ю инженерно-саперную бригаду перебросили в Цхинвали, и там мы стали 37-м инженерно-саперным полком, в котором я прослужил до 1947 года.