И. А. Калиберда, фотография времен войны
Через пару недель после начала войны училище эвакуировали в Кострому. Мне, кстати, очень понравилась Костромская область. Красивая природа, дома, как мне казалось, напоминающие древнюю Россию. Проучились там почти год, уже готовились к выпуску, и вдруг, весной, наверное, нас поднимают по тревоге. Ни приказа не объявили, ни званий не присвоили, сказали только: «На месте уже получите!» Просто подняли, быстро собрались и погрузились на корабль. Причем корабль оказался древний, колесный еще, так мы на нем аж девять суток плыли до Камышина. Лопотал там себе, а мы мучились. Нам же выдали сухой паек всего на двое суток. Доехали до Куйбышева, там обратились в комендатуру, и нам выдали еще. В общем, доехали.
В Камышине как раз началось формирование инженерных частей, и меня назначили командиром саперной роты в один из батальонов. Только сформировали, начали строить укрепления по берегам Хопра, как вдруг получаем приказ — прекратить работы и расформировать некоторые батальоны! Наш батальон тоже попал под расформирование.
Приехали в Сталинград, и в штабе инженерного управления Округа меня назначили командиром понтонного взвода в 6-й Отдельный моторизованный понтонно-мостовой батальон. Перед отъездом успел встретиться в городе со старшим братом, он служил в рабочем батальоне. Сказал ему, что получил назначение и еду воевать. И он мне потом рассказывал, что был уверен, что я не доехал живым до батальона. Потому что уезжал я 23 августа — в день, когда состоялся первый массированный налет на Сталинград. Казалось, что в тот день горел весь город: дома, заводы, нефтяные хранилища… Даже Волга горела от разлившейся нефти…
Но я все-таки добрался. Представился начальству. Они посмотрели, а я одет не по уставу — один сапог хромовый, другой — яловый. А это когда мы отступали с Хопра, то мой товарищ по училищу очень сильно натер ноги и прямо мучился. В одном месте присели, и я ему предложил: «Обувай мои!» Только он один надел, как машина поехала, он сел и уехал. А вторыми мы так и не успели поменяться. Вот так я и приехал оборванцем. Командир строго так спрашивает: «Почему партизанская форма одежды?» Так и так, говорю. Он тут же приказывает старшине: «Переодеть!»
Свой первый бой помните?
Ночью с командиром роты пошли на переправу. Мы там через какую-то небольшую речушку, приток Дона, переправляли десанты. Полностью загрузимся, причалим к берегу. Пехота выскочила, а мы, саперы, разгружаем боеприпасы. А там же стреляют, снаряды, мины рвутся… Вот это было мое боевое крещение.
Потом наш батальон перебросили в станицу Трехостровская, это чуть севернее Калача-на-Дону. Там начали строительство низководного моста через Дон. Вскоре нас перевели на какой-то хутор, в 4–5 километрах выше по Дону, и мы приступили к строительству нового моста. Но не успели достроить, как тут немцы напирают. Пришлось его заминировать, и мне начальник инженерного управления фронта приказал: «Не допустить немца на мост! Взорвать!»
Сталинградская битва. Из альбома Калиберды
Жду от него команды, тут налетают два «мессершмита», бросают бомбу, и часть моста взрывается, а часть нет. Причем целой осталась та часть, что со стороны противника. Видимо пехота, когда переходила, повредила какую-то сеть. То ли огневую, то ли электрическую. И примерно 15–17 пролетов остались невзорванными. Комиссар начал кричать: «У-у, такой-сякой, не взорвал!» — «Сами, — говорю, — попробуйте!» Комиссар приказывает: «Взорвать!» А у нас даже не на чем поплыть на ту сторону, чтобы довезти спички или подрывную машинку.
Ходим с сержантом Поповым по берегу, среди деталей взорванного моста ищем, из чего можно сколотить плотик. Немец это заметил и давай стрелять. Первая мина — перелет, вторая — недолет, а одна из последующих угодила в оставшуюся часть моста, и он взорвался. Говорю Попову: «Ну что, Павел, поехали докладывать комиссару, что выполнили задание!»
Там на берегу стояла бесхозная лошадь, сели на нее вдвоем и поехали докладывать. Доложили, но не рассказали, как все получилось на самом деле. Потому что он был противный человек. Неприятная личность…
Потом получили новое задание — совместно с другими батальонами построить в районе Камышина понтонный наплавной мост через Волгу. Только построили, закрепили на якорях. Вроде все отлично, обрадовались. А уже октябрь, что ли, ночью разразился ураган, поднялись волны, и часть моста унесло по течению…
После этого наш батальон опять отправили в район Трехостровской — обслуживать переправу. Там стоял мост — с одной стороны эстакада, с другой, а между ними ходил паром. Но на светлое время суток, чтобы не попасть под бомбежку, его уводили в заводь и маскировали.
И как-то утром, в шесть часов утра, как раз я был дежурным на переправе, подаю команду: «Вывести паром!» Вдруг подходит высокий человек в кожаном пальто: «Сынок, отставить!» Я удивился: «В чем дело?» — «Мне надо переправиться, я — генерал Крюченкин!» (На тот момент генерал-майор Крюченкин Василий Дмитриевич командовал 24-й армией. — Прим. ред.) — «Товарищ генерал, мы днем не переправляем!» — «А сегодня будете переправлять! Доложи своему командиру!»
Это было утро 19 ноября 1942 года. Как раз тот день, когда началось наше контрнаступление. Стали переправлять пехоту, машины, повозки. А уже с вечера по нашей переправе в обратную сторону пошли большие колонны пленных. Не только немцы, но и румыны, мадьяры. Все грязные, оборванные, несчастные… На нас это произвело очень сильное впечатление — вселило уверенность в скорой победе.
Техника 6-го ОМПМБ, 1943 г.
После завершения Сталинградской битвы нас направили на Курскую дугу. Стояли чуть южнее Белгорода. Перед нами Северский Донец шириной пятьдесят метров, не больше. И нам приказали сделать переправу через него, прямо под носом у противника. Мы приняли решение — из верхнего строения переправочного парка, это такие металлические балки шесть метров длиной, 250 килограммов весом, выложить их поперек реки. И мы на этой переправе в одну ночь потеряли целую роту… Наутро подошел танк, ударил по колокольне в селе Топлинка и сбил корректировщика. Но в итоге оказалось, что мы сооружали не действительную переправу, а ложную. Для обмана противника. А войска переправлялись по другим переправам, ближе к Белгороду. (На сайте http://podvignaroda.mil.ru есть наградной лист, по которому командир взвода 6-го ОМПМБ лейтенант Калиберда И. А. был награжден орденом Красной Звезды: «2.8.43 при выполнении боевого задания по устройству брода через р. Северский Донец в районе с. Топлинка тов. Калиберда, под сильным ружейно-пулеметным и минометным огнем, производил работу взводом по подноске и укладке лесоматериала на дно реки.
Находясь в воде в течение четырех часов, лейтенант Калиберда лично руководил каждым отделением и не ушел оттуда до полного завершения работы. Задание было выполнено в срок.
7.8.43 во время строительства моста, под ураганным огнем противника, презирая смерть, находясь все время в воде, тов. Калиберда со своим взводом устанавливал и укреплял рамные опоры, руководил укладкой прогонов и настила. Благодаря самоотверженной и героической работе л-та Калиберда, задание по постройке моста было выполнено в срок»).
Офицеры 6-го ОМПМБ
После Курской битвы постоянно двигались вперед. В наступлении нашей главной целью было обеспечение переправы войск через водные преграды. При этом мы постоянно находились в самом авангарде. Также приходилось заниматься и минированием, разминированием местности, но основная задача — сооружение переправ.
К Днепру мы вышли чуть южнее Кременчуга. На правом берегу уже было захвачено около двадцати плацдармов. И когда настал и наш черед выполнить боевую задачу, возглавить первый десант поручили мне. Приказали переправить разведчиков и установить связь. Причем сделать все это, не дожидаясь темноты, днем. Обычно ведь переправу проводят ночью, под прикрытием тумана или дымовой завесы, под прикрытием авиации и артиллерии, а мы без ничего… Ну, приказ есть приказ…
А еще под Сталинградом мы подобрали себе трофейные понтоны. Приезжал Жуков смотреть и сказал: «Ребята, берите, понадобится!» Они были грузоподъемностью 16 тонн, но на Северском Донце мы из этого парка сконструировали мост грузоподъемностью 30 тонн.
В общем, 29 сентября в четыре часа дня мы загрузились на четыре понтона и поплыли. Они с моторами были, но чаще всего мы на солдатском пару шли (смеется). В смысле, сами гребли.
Отплыли на сколько-то, а в том месте Днепр был метров 800–900. Далеко… Вначале тихо было, никто не стрелял. Как будто мы на прогулку вышли… Но ближе к середине неподалеку разорвался первый снаряд. После этого начался ураганный огонь. Разрывы мин и снарядов швыряли понтон из стороны в сторону. Огневая стена казалась непреодолимой… В итоге до берега добрался только наш понтон…
Я стоял на носу, стрелял из пулемета, когда меня прошило насквозь… Последнее, что помню, мне один солдат махнул: «Товарищ лейтенант, я ранен!» — «Я тоже», и свалился без сознания… Меня заменил сержант Фадеев, он и выполнил задание до конца: разведчиков высадили, связь установили. (Красноармейская газета 2-го Украинского фронта «Суворовский натиск» № 257 за 1943 год в заметке фронтового корреспондента «Под ливнем огня» писала: «Командир вызвал лейтенанта Ивана Калиберда и приказал: „Вы — командир первого десанта! Вам надо первыми переправиться на правый берег!“ Лейтенант коротко ответил: „Есть, будет выполнено!“ Ливень огня обрушивался на первый паром, но он шел по намеченному курсу. И достиг берега. Только не довелось ступить на правый берег командиру десанта. Его боевые друзья, вступив на правобережье, похоронили тело своего командира на заветном берегу. Героя нет в живых…» — https://ru.wikipedia.org/wiki)
Художественная самодеятельность
А когда стемнело, меня переправили на наш берег. Помню, так хотелось пить, а врач кричит: «Не давать ему воды! Не давать!»