Во время Яссо-Кишиневской операции дивизия с боями двинулась на Бухарест по двум направлениям. Должен отметить, что на территории Румынии упорные бои были лишь местами. Хотелось бы рассказать о двух из них. Возле села Делень третий полк напоролся на колонну немцев, которая двигалась в сторону Карпат, стремясь вырваться из окружения. Но полк успел развернуться и занять оборону. Повезло еще и потому, что у немцев не было танков, а были только легкие пушки. Дико кричащая, пьяная, полубезумная толпа немцев, не считаясь с потерями, бежала прямо на пулеметный огонь… Это побоище живо напомнило мне синявинский прорыв… Несколько тысяч немцев было убито, и несколько тысяч взяли в плен. А уже почти на границе с Венгрией, в Карпатах, был другой памятный бой. Второй полк без боя занял курортное местечко «Бэйле-Феликс». Командиры расслабились и допустили непростительную ошибку: размещение на ночлег было пущено на самотек, охранение не выставлено. Солдаты разбрелись, начали купаться в бассейнах и ваннах, многие напились и легли спать где попало. Фактически полк стал неуправляемым. А утром немцы в сопровождении двух танков подошли к зданиям пансионатов и в упор начали нас расстреливать… Сонные раздетые солдаты, многие с похмелья и без оружия, выскакивали и бежали через лощину в тыл. Никто никого не слушал и не подчинялся. Началась паника. А тут прилетели еще два немецких самолета… Вся лощина была завалена разбитой техникой и трупами наших солдат. Ужасающая была картина. Почти весь второй полк там погиб… Но мы, саперы, разместились компактно на 3 этаже. Там такая особенность, пансионаты стоят в лощине, и если смотришь с фасада, то у здания три этажа: а с тыльной стороны третий этаж являлся единственным. Поэтому нам удалось спокойно вывести солдат батальона через горы и лес, совершив 25-километровый марш, и к концу дня соединиться со своими. Там был еще такой момент, что когда мы только начали отход, то выяснилось, что нужно вернуться и забрать жену советника командира дивизии. Он, не стесняясь, возил за собой ее и грузовик с барахлом. Пришлось вернуться, с трудом нашли, и еще пришлось ее уговаривать бросить все «с таким трудом нажитое имущество»… К тому же она оказалась в туфлях на высоком каблуке, и пришлось одному солдату отдать ей свои сапоги, а самому проделать весь сложнейший марш босиком. А она еще и капризничала…
В течение октября и ноября мы освобождали Венгрию. 10 ноября участвовали в боях по освобождению г. Дебрецен, за что дивизия получила почетное наименование Дебреценской, а всем военнослужащим повысили звания на одну ступень. Бои в Венгрии были ожесточенные, причем венгры дрались, наверное, еще упорнее, чем немцы. Но это может быть связано с очень непростыми отношениями между Румынией и Венгрией, их давним территориальным спором.
Как вас встречали на территории Румынии?
Прекрасно встречали везде! А когда мы одними из первых вошли в Бухарест, то там вообще был восторженный прием. С транспарантами: «Слава воскресшим из мертвых под Сталинградом!», «Да здравствует новая демократическая румынская армия!» и т. д. Конечно, все это было организовано, но люди были нам искренне рады. Со мной в Бухаресте произошел интересный случай. И.о. командира батальона по фамилии Бужор попросил меня составить ему компанию и посетить его семью, мотивируя это тем, что с 1941 года его считали погибшим. Мы отправились к нему домой. Это был хороший двухэтажный особняк в центре города, но оказалось, что его жена, спасаясь от бомбежек, уехала на дачу. Слуга в дом нас не пустил, а направил к брату жены, который работал главным инженером в департаменте коммунального хозяйства. Брат жены его не узнал, и особой радости от встречи не было ни у одного из них. Но тем не менее очень быстро накрыли большой стол, а когда мы вошли в большой зал, весь аппарат департамента стоя встретил нас аплодисментами. А мы с ним договорились, что он представит меня русским, не владеющим румынским языком. Нам очень хотелось узнать, как присутствующие действительно относятся к нашей дивизии, воюющей на стороне СССР? Речи выступающих были сдержанные, доброжелательные, а некоторые даже дружелюбные. Мне переводили, но в разговорах за столом можно было услышать всякое, даже профашистские высказывания. В конце слово предоставили мне, даже не спросив моего согласия. И я на румынском языке поблагодарил за теплый прием, за хлеб и соль, за добрые слова и пожелал всем успехов в труде и построении нового демократического государства. И в конце добавил: «Жаль только, что среди нас есть люди, которые даже здесь не стеснялись высказывать желание о возврате фашизма. Думаю, что это останется только их желанием. Ваш народ не допустит этого! Еще раз благодарю за прием. До свидания!» Все были в шоке: кто покраснел, кто побелел… Мы встали и ушли. Не знаю, как бы оценило наше начальство встречу с чиновниками капиталистического государства, но майор Бужор был мною доволен. «Хорошо ты утер им нос!» — сказал он мне.
Вы участвовали во многих боях, какие из них были самые жестокие?
Выход из окружения под Синявино и форсирование Днепра. И там, и там не верилось, что можно остаться в живых… Но в чем принципиальная разница в этих боях? Одно дело отступать, и совсем другое обеспечивать успешное наступление. Там такой душевный подъем, совсем другое настроение, несмотря на потери.
Как вы можете оценить немцев как солдат?
Стойкие и дисциплинированные. Но была ощутимая разница между тем, какие они были в начале и в конце войны. Вначале они были заметно увереннее и наглее. Не могу припомнить, чтобы мы что-то перенимали у них, просто сами нарабатывали опыт.
С заградотрядами вам доводилось сталкиваться?
Нет. Мы знали, что есть такой жесткий приказ, но ни разу не пришлось. И я не верю, чтобы кто-то мог стрелять сзади по своим. И с «штрафниками» сталкиваться мне не приходилось. Но я могу, например, такой эпизод рассказать, который я лично видел. Когда 8-я армия беспорядочно отходила из Эстонии, то для того, чтобы остановить солдат, привезли женщин. Они были разного возраста, в фуфайках, с винтовками, но без патронов. И эти женщины сделали буквально чудо, причем они не угрожали, а просто стыдили солдат, говорили с ними по-женски, по-матерински, шутили. И никто из солдат от них не посмел отмахнуться.
Наградной темы коснемся?
В начале войны почти совсем не награждали. У нас в полку был только один Герой Советского Союза. Пулеметчик, кажется, рязанский парень. Они оказались в окружении, а когда к ним пробились, то вокруг него было очень много немецких трупов… А самая дорогая награда для меня — медаль «За оборону Ленинграда». Все-таки почти два года воевал там в тяжелейших условиях. Это под конец войны стали награждать щедро, и то многое зависело от активности начальства. В штабах, конечно, себя не забывали, но и явной несправедливости я не помню. Хотя, например, за форсирование Днепра обещали меня наградить, но это так и осталось пустыми разговорами. Было обидно.
Были у вас друзья на фронте?
Самые близкие друзья у меня были с училища, но к весне 1942 из них почти никого не осталось… Леша Лычев, ленинградец, очень начитанный и эрудированный. За три года училища 90 дней пробыл на гауптвахте, и если бы не высокопоставленные родители, то его, конечно, отчислили бы. Но все равно хорошо окончил училище и был у меня отличным заместителем роты. Погиб зимой 1941-го под Ладогой… А когда у меня на глазах умирал Масюков, я плакал… Нас, 12 саперов, послали уничтожить ДОТ, а вернулось только пятеро… Кишки вываливались наружу, говорить он уже не мог, только смотрел на меня… А тот ДОТ мы так и не уничтожили.
Случаи трусости вам довелось наблюдать?
Почти нет. Когда под Ленинградом стояли, прислали нам двух лейтенантов с Кировского завода. К ленинградцам, рабочим, тем более с Кировского завода, очень уважительно относились. Но эти оказались такими трусами, что мы не знали, как от них быстрее отделаться. Держались они вместе, постоянно о чем-то шушукались. На них не было никакой надежды, приходилось их заместителям дублировать задачу. Вскоре одного из них арестовали за то, что он умышленно нанес себе страшный ожог, и больше мы его не видели. А второго, чтобы избавиться от него, мы… отправили на курсы повышения квалификации. И что вы думаете, вернулся к нам через шесть месяцев старшим лейтенантом. Но он не изменился и все равно погиб. Считаю, что труса смерть все равно настигнет…
Со снайперами вам доводилось сталкиваться?
В обороне под Ленинградом их было очень много, и они очень досаждали. Старались «выбивать» командиров и расчеты орудий. Было много «кукушек», причем многих из них приковывали цепями. Некоторые не стреляли, и их брали в плен, а некоторые отстреливались до последнего… С нашей стороны были «охотники за кукушками», причем были и девушки-снайперы. Они своим присутствием очень поднимали настроение солдатам.
Вообще женщинам на фронте было очень тяжело. Что доводилось видеть и испытывать санинструкторам… Хотя про них и ходили всякие анекдоты, но я презирал таких рассказчиков.
Почему Вас демобилизовали из армии в 1944-м?
Я потом узнал, что еще когда отбирали офицеров-молдаван для румынской дивизии, то одновременно велся отбор и офицеров специалистов в с/х, и меня ошибочно занесли в этот список. После боев за Дебрецен мне сообщили, что у меня новое назначение. Мне нравилось служить, я любил инженерное дело, у меня хорошо получалось. И поэтому когда меня, не спрашивая моего мнения, уволили в запас и направили в распоряжение ЦК КП Молдавии, я был очень огорчен и разочарован. А нашу дивизию, хоть она и отличилась в боях, расформировали, а людей передали различным румынским частям. К тому времени из 150 офицеров-молдаван оставалось в строю 50 человек.
Как вы узнали о победе?
Я был на партийной работе, нас вызвали в райком в Тирасполе, сообщили, и мы разъехались по селам проводить митинги. А через пару дней уже начали встречать первых демобилизованных солдат, и мне довелось встречать отца. Из нашего села 494 человека не вернулись с фронта…