была пуглива и сначала разговаривала только с Ролло, маленькой, немного растрепанной мягкой игрушкой, которая в те дни была ее постоянным и возможно единственным другом. Со временем она все же привыкла к разбитому носу Спархока и к его суровому нраву, и начало их дружбе было положено, когда один высокомерный придворный допустил по отношению к принцессе Элане грубость и получил суровый отпор от ее рыцаря и защитника. Это было первый раз, когда кто-то пролил за нее кровь (нос придворного был основательно разбит), и перед маленькой бледной девочкой открылся новый мир. И с этого самого времени она во всем доверялась своему рыцарю — даже в том, о чем он предпочитал бы не знать. У юной принцессы не было секретов от Спархока, и он узнал ее так, как не знал никого в этом свете. И, конечно, это отвернуло его ото всех других женщин.
Тоненькая, совсем еще юная принцесса так переплела самое свое существование с его, что их нельзя было разделить, и это в конце концов привело к тому, что они в этот день и час оказались здесь. Если бы речь шла только о его собственной боли, Спархок заставил бы себя отказаться от этого, но он не мог вынести ее боли, и…
Гимн отзвучал. Старый король Облер подвел Элану к ее рыцарю, и молодая пара предстала перед Архипрелатом Долмантом.
— Я должен произнести небольшую проповедь, — тихо сказал им Долмант. — Так полагается, и люди ждут этого от меня. Вам не обязательно слушать, но постарайтесь, если сможете, не зевать мне прямо в лицо.
— Даже не помыслим об этом, Сарати, — уверила его Элана.
Долмант некоторое время говорил о супружеской жизни, затем заверил их, что, когда церемония закончится, они смогут следовать природному зову — и это не только не возбраняется, но и будет приветствоваться. Он настаивал, что они должны быть верны друг другу и напомнил им, что их союз — в эленийской вере. Потом он каждого из них двоих по очереди допросил о том, согласны ли они вступить в брак, делить мирские радости и горе друг с другом, обещают ли любить, чтить, слушаться, лелеять свою дражайшую половину и о многом другом. Затем, удовлетворившись ответами Эланы и Спархока, Долмант перешел к обмену кольцами, которые по-прежнему лежали на бархатной подушечке в юрких руках Телэна.
И в этот миг Спархок услышал знакомый мягкий звук, который казалось, звучал как эхо из-под самого купола. Это была легкая трель свирели, полная любви и радости. Спархок взглянул на Сефрению, и ее смеющаяся улыбка объяснила ему все. И на мгновение рыцарь задумался о том, испросила ли Афраэль разрешение у эленийского Бога присутствовать здесь и присоединить свое благословение к исходящему от него.
— Что это за дивные звуки? — шепотом спросила его Элана, стараясь не шевелить губами.
— Потом объясню, — пробормотал Спархок.
Мелодию свирели Афраэль, казалось, никто во всем залитом солнцем нефе больше не услышал. Долмант однако слегка расширил глаза и побледнел, но взял себя в руки и в конце концов объявил, что Спархок и Элана навечно и нераздельно, неизменно и несомненно объявляются мужем и женой. Затем он призвал на них благословение Божье в заключительной молитве и наконец разрешил Спархоку поцеловать свою молодую жену.
Спархок осторожно приподнял фату Эланы и нежно притронулся своими губами к ее.
За церемонией венчания немедленно последовала коронация Спархока как принца-консорта. Он преклонил колено, чтобы на его голову возложила корону, которую вынес в неф Кьюрик на алой бархатной подушечке, та самая молодая девушка, которая только что пообещала ему — среди всего прочего — свое послушание, но которая действовала сейчас как королева-властительница. Элана звонким голосом, которым, казалось, могла повелевать и горами, произнесла довольно милую речь, в которой прозвучало немало лестных слов о Спархоке, и в заключении ее возложила на его голову корону. Спархок, все еще коленопреклоненный, поднял свое лицо вверх взглянуть на Элану, и та, не удержавшись, снова поцеловала его. И рыцарь про себя отметил, что с каждым разом это получается у нее все лучше и лучше.
— Теперь ты мой, Спархок, — проговорила она, все еще касаясь губами его губ.
А потом, хотя Спархоку было еще далеко до дряхлости, Элана помогла ему подняться на ноги. Миртаи и Келтэн вышли вперед, неся подбитые горностаем мантии, чтобы возложить их на плечи королевской четы, после чего оба новобрачных обернулись, чтобы принять поздравления.
За церемонией в нефе последовал свадебный ужин. Спархок совершенно не помнил, что подавали на стол на этом ужине и даже ел ли он хоть что-нибудь. Единственное, что осталось у Спархока в памяти — то, что тянулось все это непомерно долго. Наконец новобрачные были препровождены к двери роскошно убранной палаты, высоко в восточном крыле дома, находившегося в ведении Церкви.
В комнате было много мебели. Тут стояли стулья и столы, диван и множество шкафчиков, и широкая кровать на возвышении.
— Ну, наконец-то, — с облегчением произнесла Элана. — Я думала, это все никогда не кончится.
— Да, — согласился Спархок.
— Спархок? — сказала она тогда, и в ее голосе уже не слышалась властность королевы. — Ты меня правда любишь? Я знаю, что заставила тебя это сделать — сначала в Симмуре, а потом здесь. Ты женился на мне, потому что любишь меня, или просто уступил желанию королевы? — Голос ее дрожал, и сейчас она казалась Спархоку совсем маленькой и беззащитной.
— Ты задаешь глупые вопросы, Элана, — мягко сказал он ей. — Признаюсь, сначала ты загнала меня в угол, потому наверное, что я не предполагал, каковы твои чувства. Я не слишком-то выгодное приобретение, Элана, но я люблю тебя. Я никогда никого больше так не любил и никогда не полюблю. Мое сердце несколько побито, но оно твое. — Спархок поцеловал королеву, и она снова растаяла.
Поцелуй был долгим, но через несколько мгновений рыцарь почувствовал, как маленькая ручка нежно скользит к его голове, чтобы снять корону. Он отодвинул лицо и посмотрел прямо в блестящие серые глаза Эланы, затем осторожно снял ее корону и дал фате упасть на пол. Молча они расстегнули друг на друге горностаевые мантии.
Окно было открыто. Ночной ветер раздувал легкие занавески и доносил ночные шорохи и звуки из Чиреллоса далеко внизу. Спархок и Элана не чувствовали его дуновения и внимали лишь одному единственному звуку — биению своих сердец. Свечи уже догорели, но в комнате не было темно. Взошла луна и осветила ночь своим бледным серебристым сиянием. Казалось, лунный свет запутался в колышущихся занавесках, и был он нежнее и прекраснее света любой свечи.
Было уже поздно, а если быть точным, то очень рано. Спархок дремал, но его бледная, залитая лунным светом жена не позволяла ему уснуть.
— Никакого сна, — сказала она ему. — У нас только одна ночь, и ты собираешься тратить время на сон?
— Прости, — извинился Спархок. — У меня был тяжелый день.
— И тяжелая ночь, — добавила Элана с лукавой улыбкой. — Ты знаешь, что ты храпишь как ураган?
— Думаю, это из-за сломанного носа.
— Да, это не совсем удобно, любимый. Я очень чутко сплю. — Элана уютно устроилась в его руках и удовлетворенно вздохнула. — Ах, как хорошо, — промолвила она. — Нам надо было пожениться много лет назад.
— Думаю, твой отец возразил бы на это. А если не он — то Ролло точно был бы против. Кстати, что сталось с Ролло?
— Из него вылезла вся набивка после того, как мой отец отправил тебя в ссылку. Я его постирала, а потом сложила и убрала на верхнюю полку в моем шкафу. Я его опять набью, когда родится наш первый ребенок. Бедный Ролло! Ему тяжело пришлось, когда тебя отослали. На несколько месяцев мои слезы превратили его в маленького мокрого зверька.
— Ты правда по мне так сильно скучала?
— Скучала?! Да я думала, что умру. Я и хотела умереть.
Спархок обнял ее крепче.
— Да, кстати, — неожиданно встрепенулась Элана, — ты обещал мне рассказать о тех мелодичных звуках, что мы слышали в соборе.
— Это была Афраэль. Стоит спросить об этом Сефрению, но вообще я почти уверен, что наш брак заключен по канонам более чем одной религии.
— Хорошо. Значит, ты еще больше принадлежишь мне.
— Тебе больше и не надо. Ты уже прибрала меня к рукам, когда тебе было шесть лет.
— Как мило, — улыбнулась Элана, еще крепче прижимаясь к нему. — Господи, как я старалась. — Она помолчала, а потом добавила, — Знаешь, меня немного смущает эта стирикская богиня. Она всегда где-то рядом. Может быть она и теперь невидимая где-нибудь здесь, в углу. — Элана запнулась и села на кровати. — Как ты думаешь, это может быть? — со страхом спросила она.
— Я бы не удивился, — поддразнил ее Спархок.
— Спархок!
Бледный свет луны не давал полной уверенности, но Спархок сильно подозревал, что его жена покраснела до ушей.
— Не беспокойся, любимая, — рассмеялся он. — Афраэль очень вежлива и деликатна.
— Но ведь мы же не можем быть в этом уверены? — продолжала настаивать Элана. — И потом, мне кажется, что она сильно привязана к тебе, а мне вовсе не хочется соперничество с бессмертием.
— Не говори глупостей. Она ребенок.
— Мне было пять лет, когда я впервые увидела тебя, Спархок. И я решила, что выйду за тебя замуж, как только ты вошел в комнату. — Она слезла с кровати, подошла к светящемуся окну и раздвинула легкие занавески. В лунном свете Элана была похожа на алебастровую статую.
— Может быть оденешься? — предложил ей Спархок. — Знаешь ли, ты выставляешь себя на всеобщее обозрение.
— В Чиреллосе все давно уже спят. Тем более мы на шесть этажей над улицей. Я хочу посмотреть на луну. Мы с луной очень близки, и мне хочется, чтобы она знала, как я счастлива.
— Язычница, — улыбнулся Спархок.
— Думаю, в этом — да, — призналась Элана. — Но все женщины чем-то связаны с луной. Она трогает нас, — и этого не понимает ни один мужчина.
Спархок вылез из кровати и присоединился к ней у окна. Мягкий свет бледного круга луны немного скрывал тот урон, что нанесла осада Мартэла Священному Городу, хотя запах гари все еще стоял в воздухе. На небе сверкали звезды. В этом не было ничего необычного, но они казались еще прекрасней в эту ночь всех ночей.