— О, — произнесла я. — Ты имеешь в виду, что снова мужчины со шпагами нас…
— До тех пор, пока мы будем на виду, нет, — ответил Гидеон. Он уселся на спинку дивана и скрестил на груди руки. — И все-таки я считаю это мероприятие опасным. Особенно для тебя.
Я оперлась на стол.
— Разве ты не подозревал Люси и Пола из-за событий в Гайд-Парке?
— Да и нет, — ответил Гидеон. — Такой господин, как граф Сен-Жермен, заработал немало врагов за всю жизнь. В хрониках есть несколько отчетов о покушениях на него. Я предполагаю, что Люси и Пол объединились с одним или несколькими врагами, чтобы достичь собственных целей.
— Граф тоже так думает?
Гидеон пожал плечами.
— Я надеюсь.
Я немного подумала.
— Я не возражаю, если ты снова нарушишь правила и возьмешь с собой Джеймс-Бонд-пистолет, — выпалила я. — Против него эти типы со шпагами ничего не смогут. Кстати, откуда он у тебя? Я бы тоже чувствовала себя лучше, если бы у меня был пистолет.
— Оружие, которым ты не умеешь пользоваться, скорее всего будет обращено против тебя же, — сказал Гидеон.
Я подумала о японском ножике для овощей. Неприятно было представлять, что его могут применить против меня.
— А Шарлотта хорошо фехтует? Она умеет обращаться с пистолетом?
Снова пожатие плеч.
— Она занимается фехтованием с двенадцати лет, конечно, она хорошо фехтует.
Конечно. Шарлотта всё умеет делать хорошо. Кроме как быть приятной в общении.
— Она бы понравилась графу, — сказала я. — Я, по всей видимости, не в его вкусе.
Гидеон засмеялся.
— Пока ты еще можешь изменить его впечатление. Он хочет поближе с тобой познакомиться не в последнюю очередь для того, чтобы проверить, может, предсказания все-таки были правы насчет тебя.
— Насчет магии Ворона? — Как всегда, когда речь заходила на эту тему, мне стало не по себе. — А предсказание не говорит, что под этим подразумевается?
Гидеон поколебался, но потом тихо сказал:
Рассечется безмолвие взмахом таинственных крыл,
ворон слышит, как песня умерших поется,
но окрепнет могущество всё еще дремлющих сил,
и рубиновой магией старое время взорвется.
Древнею тайной веков осенён,
Венчает он круг и начало времен.[17]
— он откашлялся. — У тебя мурашки на коже.
— Звучит очень жутко. Особенно про песню умерших. — Я потерла глаза. — А дальше есть?
— Нет. Это практически всё. Ты должна признать, что это не слишком подходит к тебе. Или нет?
Да, я думала, что он прав.
— А о тебе есть что-то в предсказании?
— Конечно, — ответил Гидеон. — Обо всех путешественниках во времени. Я — Лев с гривой из бриллиантов, при виде которого Солнце… — На какое-то мгновение мне показалось, что ему неловко, но он тут же, криво ухмыляясь, продолжил: — Бла-бла-бла. О, и твоя прапрапрабабушка, упрямая леди Тилни, она — Лиса; правда подходит? Нефритовая лиса, прячущаяся под липой.
— Можно вообще что-то понять из этого предсказания?
— Вполне, там полным-полно символов. Это вопрос интерпретации. — Он посмотрел на свои часы. — У нас есть еще немного времени. Я предлагаю продолжить занятия танцами.
— А на суаре тоже танцуют?
— Вообще-то нет, — сказал Гидеон. — Там, в основном, едят, пьют, сплетничают и… э-э-э… музицируют. Тебя наверняка тоже попросят что-нибудь сыграть или рассказать.
— Да уж, — сказала я. — Надо было мне учиться играть на фортепьяно, а не ходить с Лесли на курс хип-хопа. Но я хорошо пою. В прошлом году на вечеринке у Синтии никто не мог оспорить у меня первое место в караоке. Я пела собственную интерпретацию Somewhere over the rainbow.[18] И это при том, что я была в невыгодном костюме «автобусная остановка».
— Хммм, да. Если тебя кто-либо спросит, скажешь, что ты всегда теряешь голос, когда нужно петь перед людьми.
— Это я могу сказать? А насчет подвернутой ноги нет?
— Держи наушники. Всё то же самое еще раз.
Он поклонился мне.
— А что мне надо делать, если меня пригласит кто-то другой? — Я присела… э-э-э… сделала реверанс.
— Всё точно так же, — ответил Гидеон и взял мою руку. — Но в 18-м веке на этот счет было много формальностей. Девушку не приглашают к танцу, если не были ей официально представлены.
— Разве что она делает какие-то неприличные движения веером. — Постепенно менуэтные шаги получались очень естественно. — Каждый раз, когда я буквально на сантиметр наклоняла веер, у Джордано был нервный припадок, а Шарлотта мотала головой как фигурка, которую ставят сзади в машинах.
— Она хочет только помочь тебе, — сказал Гидеон.
— Ну да. А Земля — плоская, — фыркнула я, хотя совершенно точно этого нельзя делать в менуэте.
— Можно подумать, что вы друг друга не сильно любите.
Мы сделали поворот — каждый со своим невидимым партнером.
О? Можно подумать?
— Мне кажется, что кроме тети Гленды, леди Аристы и наших учителей нет никого, кому бы Шарлотта нравилась.
— Я так не думаю, — сказал Гидеон.
— О, конечно, я забыла Джордано и тебя. Опс, сейчас я закатила глаза, что наверняка запрещено в 18-м веке.
— Может такое быть, что ты немного ревнуешь к Шарлотте?
Я засмеялась.
— Поверь мне, если бы ты ее знал так же хорошо, как я, ты бы никогда не задал такой глупый вопрос.
— Вообще-то я ее довольно хорошо знаю, — сказал Гидеон тихо и снова взял мою руку.
Да, но только с ее лучшей стороны, хотела ответить я, но тут до меня дошел смысл сказанного и я в тот же момент ужасно взревновала.
— Насколько хорошо вы знаете друг друга… в частности?
Я забрала руку у Гидеона и протянула ее невидимому партнеру.
— Ну, я бы сказал, настолько, насколько возможно знать человека, с которым проводишь много времени. — Он коварно улыбнулся. — И у нас не было другого времени для других… э-э-э… дружб.
— Понимаю. Нужно довольствоваться тем, что есть. — Я не могла терпеть больше ни секунды. — И? Как Шарлотта целуется?
Гидеон схватил меня за руку, которая болталась минимум на двадцать сантиметров выше нужного положения.
— Я признаю, что ваше общение во время танца стало намного лучше, но все-таки… О таких вещах настоящий джентльмен не распространяется.
— Да, эта отговорка подошла бы, если бы ты был джентльменом.
— Если когда-либо я дал вам повод считать мое поведение недостойным джентльмена, прошу…
— Ах, закрой рот! Что бы между тобой и Шарлоттой ни было — меня это не интересует. И это наглость с твоей стороны — одновременно получать удовольствие от тисканья со мной.
— Тисканья? Какое отвратительное слово. Я был бы вам очень признателен, если бы вы посвятили меня в причины своего недовольства и при этом не забывали о локтях. В этой фигуре их нужно держать внизу.
— Не смешно, — прошипела я. — Я бы не разрешила тебе себя поцеловать, если бы знала, что ты и Шарлотта…
Тут Моцарт снова кончился и загремел Linkin Park. Ну и хорошо, он больше подходил под мое настроение.
— Я и Шарлотта — что?
— Больше, чем друзья.
— Кто это сказал?
— Ты!
— Ничего подобного.
— Ага. То есть, вы еще никогда… ну скажем — не целовались?
Я забыла о приседании и лишь метала молнии из глаз.
— Этого я тоже не говорил. — Он поклонился и вытащил айпод из моего кармана. — То же самое еще раз. С руками надо что-то делать. А в остальном — замечательно.
— Зато твое общение не на высоте, — сказала я. — Есть что-то между тобой и Шарлоттой?
— А я думал, что тебя не интересует, что происходит между мной и Шарлоттой.
Я все еще метала молнии.
— Да, правильно.
— Ну и хорошо.
Гидеон протянул мне айпод. В наушниках слышалась Hallelujah в исполнении Bon Jovi.
— Ты ошибся, — сказала я.
— О нет, — ухмыльнулся Гидеон. — Я подумал, что тебе нужно что-нибудь другое, чтобы ты успокоилась.
— Ты… ты…
— Да?
— Тошнотворный тип!
Он подошел еще на шаг ближе, так что между нами остался приблизительно один сантиметр.
— Вот видишь — это и есть разница между тобой и Шарлоттой. Она бы никогда это не произнесла.
Внезапно мне стало трудно дышать.
— Может быть, потому что ты ей не давал повода?
— Нет, дело не в этом. Думаю, у нее манеры лучше.
— Ага, и нервы крепче, — сказала я. Почему-то я не могла оторвать взгляд от губ Гидеона. — На случай, если ты снова захочешь попробовать, когда мы будем сидеть в исповедальне или еще где-нибудь: второй раз я не позволю себя застать врасплох.
— Ты имеешь в виду, что не позволишь мне еще раз тебя поцеловать?
— Вот именно, — прошептала я, неспособная даже шевельнуться.
— Жаль, — сказал Гидеон, приблизив свои губы к моим так близко, что я почувствовала его дыхание.
Я понимала, что не веду себя так, чтобы можно было верить в то, что я так и думаю. Я и не думала так. Я вообще была молодец, что не бросилась Гидеону на шею. Но момент, когда можно было просто повернуться и отойти, давно прошел.
Очевидно, Гидеон тоже так решил. Его рука стала гладить мои волосы, и я наконец ощутила мягкое касание его губ.
There's a blaze of light in every word[19] — пел в моих ушах Bon Jovi. Я всегда любила эту чертову песню, я могла ее слушать пятнадцать раз подряд, а теперь она навечно будет связана с воспоминаниями о Гидеоне.
Аллилуйя!
Глава шестая
На этот раз нам ничего не помешало — ни прыжок во времени, ни ехидные замечания демона-горгульи. Пока звучала Hallelujah, поцелуй был нежным и осторожным, но потом Гидеон зарылся обеими руками в мои волосы и крепко притянул меня к себе. Это был уже не нежный поцелуй, и я поразилась собственной реакции. Мое тело стало абсолютно легким и податливым, я обвила руками шею Гидеона. Понятия не имею, как нам это удалось, но в следующую минуту мы уже были на диване и там целовались и целовались… пока Гидеон резко не сел и не посмотрел на часы.