— Пейте, — посоветовала мне тихо кузина. — Вам это понадобится. Мисс Фэрфакс только начала свое пение.
Диван был непривычно жестким, а спинка была настолько выгнута, что невозможно было на нее опереться, если только я не хотела утонуть во всех своих многочисленных юбках. Совершенно очевидно, что при изготовлении диванов в восемнадцатом веке не предполагалось, что на них будут сидеть развалясь.
— Я даже не знаю, я непривычна к алкоголю, — сказала я нерешительно.
Моя единственная встреча с алкоголем произошло ровно два года назад. Это случилось на одной из «пижамных» вечеринок у Синтии. Совершенно безобидной. Без мальчиков, зато с чипсами и с «Классным мюзиклом» на DVD. И с миской, полной ванильным мороженым, апельсиновым соком и водкой… Самым большим подвохом стало то, что ванильное мороженое перебивало вкус водки, и эта смесь действовала на всех по-разному. Синтия после трех стаканов распахнула окно и кричала на весь Челси «Зак Эфрон, я люблю тебя!». Лесли сидела с унитазом в обнимку, Пегги призналась Саре в любви («ты такая к-к-к-ры-ы-ы-ысив-в-вая, женись на мню»), а с Сарой случилась истерика, непонятно по какой причине. Но хуже всех было мне. Я прыгала на кровати Синтии и орала Breaking free,[38] причем в конце песни опять начинала ее сначала. Когда в комнату зашел папа Синтии, я сунула ему под нос щетку для волос как микрофон и прокричала: «Пой с нами, лысый! Двигай попой!» На следующий день я не могла объяснить, как это было всё возможно.
После этой неприятной истории мы с Лесли решили избегать алкоголя (и пару месяцев — отца Синтии), и с тех пор были последовательны в этом вопросе. Пусть даже иногда было довольно странно находиться трезвыми в компании выпивших. Например, как сейчас.
Я снова чувствовала на себе взгляд графа, сидевшего на противоположной стороне зала, и в моем затылке неприятно зудело.
— Говорят, он владеет искусством чтения мыслей, — прошептала леди Бромптон, и тогда я решила временно отменить запрет на алкоголь. Только на сегодняшний вечер. Только для нескольких глотков. Чтобы забыть о страхе перед графом. И перед всем остальным.
Специальный пунш леди Бромптон действовал на удивление быстро, и не только на меня. После второго бокала пение мисс Фэрфакс уже не казалось нам таким ужасным, после третьего — мы стали постукивать ногами в такт, и я подумала, что никогда еще не была на такой милой вечеринке. Нет, правда — люди были намного непринужденнее, чем я себе представляла. Непринужденнее, чем в двадцать первом веке, если уж быть точным. А освещение было просто грандиозным. Как это я раньше не заметила, что от света сотни свечей кожа каждого присутствующего приняла золотистый оттенок? Даже у графа, который улыбался мне с другого конца зала.
Четвертый бокал заставил мой внутренний голос («Осторожно! Не доверяй никому!») окончательно заткнуться. Моей эйфории мешало только то, что Гидеон обращал внимание исключительно на женщину в зеленом платье.
— Ну, теперь наши уши всё выдержат, — решила леди Бромптон в какой-то момент, поднялась и, аплодируя, пошла к спинету. — Моя дорогая, дорогая мисс Фэрфакс. И на этот раз вы были превосходны, — сказала она, целуя мисс Фэрфакс в обе щеки и насильно усаживая на первый попавшийся стул. — А сейчас прошу встретить аплодисментами мистера Мерчанта и леди Лавинию. Нет-нет, никаких отговорок, мы знаем, что вы втайне репетировали вдвоем.
Кузина леди Бромптон завизжала как настоящая малолетняя фанатка юношеской группы, когда любитель-хватать-за-грудь уселся за спинет и сыграл несколько быстрых арпеджио. Прекрасная леди Лавиния одарила Гидеона сияющей улыбкой и поспешила к инструменту. Я увидела, что она была не такая уж и молодая, как я думала. Но пела она великолепно! Как Анна Нетребко, которую я слышала два года назад в Королевской Опере в Ковент-Гардене. Ну, может, не так же великолепно, как Нетребко, но слушать ее доставляло огромное удовольствие. Если любить напыщенные итальянские оперные арии. Которые я, честно говоря, не любила, но сегодня благодаря пуншу… Очевидно, итальянские арии были безусловным рецептом для хорошего настроения в восемнадцатом веке. Люди в зале очень оживились. Только собачий свист… э-э-э… мисс Фэрфакс сидела с кислым лицом.
— Могу я тебя похитить на мгновение? — Гидеон подошел сзади к дивану и улыбался мне сверху вниз. Конечно, когда дама в зеленом была занята, он опять вспомнил обо мне. — Граф был бы рад, если ты ему составишь на некоторое время компанию.
О! Точно! У меня же еще были дела! Я набрала полную грудь воздуха, и одним глотком осушила свой бокал. Встав с дивана, я ощутила приятное головокружение. Гидеон забрал у меня бокал и поставил его на один из столиков с этими симпатичными ножками.
— Там был алкоголь? — шепнул он.
— Нет, это просто пунш, — шепнула я в ответ. У-у-упс, пол тут оказался неровным. — Я вообще не употребляю алкоголя, к твоему сведению. Это один из моих железных принципов. И без алкоголя можно веселиться.
Гидеон поднял бровь и предложил мне свою руку.
— Я очень рад, что ты веселишься.
— Взаимно, — заверила я его. Ух, полы в восемнадцатом веке действительно шатались. Раньше я этого не замечала. — Она, может, и немного стара для тебя, но тебе же это не мешает. Как не мешает, что она до этого была с герцогом Каким-то-там. Нет, правда, классная вечеринка. Люди намного приятнее, чем я думала. Такие коммуникабельные и подчеркивающие фигуру. — Я посмотрела на щупальщика и Нетребко-остатки у спинета. — И… они очевидно любят петь. Очень симпатично. Хочется тут же вскочить и присоединиться.
— Не вздумай, — прошептал Гидеон, ведя меня к дивану, на котором сидел граф.
Тот, видя, что мы приближаемся, поднялся с завидной легкостью молодого человека и сложил губы в ожидающей улыбке.
Ну хорошо, подумала я и задрала подбородок. Сделаем вид, что я не выяснила в Гугле, что ты никакой не граф. Сделаем вид, что у тебя есть графство и ты не аферист неизвестного происхождения. Сделаем вид, что ты не душил меня в прошлый раз. И сделаем вид, что я абсолютно трезвая.
Я отпустила Гидеона, взялась за тяжелый красный шелк, расправила свои юбки и присела в глубоком реверансе, из которого поднялась, только когда граф протянул мне руку, украшенную кольцами и драгоценными камнями.
— Мое дорогое дитя, — сказал он, и что-то веселое мелькнуло в его шоколадным глазах, когда он ласково похлопывал меня по руке. — Я в восхищении от твоей элегантности. После четырех бокалов специального пунша леди Бромптон другие не могут выговорить даже свое имя.
О, он считал! Я виновато опустила глаза. Вообще-то, было пять бокалов. Но я совершенно не скучала по ощущению, когда меня переполняли неотчетливые страхи. И по комплексу неполноценности я тоже не скучала. Нет, мне очень нравилось мое выпившее «я». Даже если пол под ногами шатался.
— Merci pour le compliment,[39] — пролепетала я.
— Обворожительно, — сказал граф.
— Мне очень жаль, я должен был проследить, — сказал Гидеон.
Граф тихо рассмеялся.
— Мой милый мальчик, ты был занят другим. И в первую очередь, мы должны хорошо повеселиться сегодня вечером, не правда ли? К тому же лорд Аластер, которому я обязательно хочу представить нашу прелестную даму, до сих пор не появился. Но мне сказали, что он уже в пути сюда.
— Один? — спросил Гидеон.
Граф рассмеялся.
— Не имеет значения.
Анна-Нетребко-для-бедных и щупальщик закончили арию яростным аккордом, и граф выпустил мою руку, чтобы поаплодировать.
— Разве они не прекрасны? Большой талант, к тому же такая красота.
— Да, — сказала я тихо и тоже похлопала, стараясь не сделать «ладушки-ладушки». — Нужно постараться, чтобы заставить зазвенеть люстру.
Хлопанье нарушило мое хрупкое равновесие и я слегка пошатнулась. Гидеон подхватил меня.
— Не могу поверить! — зло сказал он, почти прижавшись губами к моему уху. — Не прошло и двух часов, а ты в стельку пьяная. Что ты себе думала?!
— Ты сказал «в стельку», я наябедничаю Джордано, — хихикнула я. Но в общей суматохе этого никто не мог слышать. — Да и поздно уже ругаться. Ребенок уже свалился в… специальный пунш, я бы сказала.[40] — Я икнула. — Упс, извиняюсь. — Я огляделась. — Другие пьянее меня, так что давай — без ложных моральных нотаций. У меня все под контролем. Ты можешь меня отпустить, я стою крепко, как скала в прибое.
— Я предупреждаю тебя, — прошептал Гидеон, но все-таки меня отпустил.
На всякий случай я пошире расставила ноги. Все равно никто не мог увидеть под широкой юбкой.
Граф с интересом наблюдал за нами, но на его лице не было ничего, кроме родительской гордости. Я украдкой посмотрела на него и получила в ответ улыбку, которая наполнила теплом мое сердце. И чего я так его боялась? С большим трудом я могла вспомнить, что рассказал мне Лукас: что этот мужчина перерезал горло собственному предку…
Леди Бромптон снова была впереди и благодарила мистера Мерчанта и леди Лавинию за выступление. Потом — прежде чем мисс Фэрфакс успела снова подняться — она призвала приветствовать аплодисментами сегодняшнего почетного гостя, объездившего мир, окутанного тайнами, знаменитого графа Сен-Жермена.
— Он обещал мне, сыграть сегодня на своей скрипке, — сказала она, и лорд Бромптон приблизился со скрипичным футляром в руках, так быстро, насколько ему позволял его огромный живот.
Публика под воздействием пунша неистовствовала от восторга. Действительно, это была потрясная вечеринка!
Граф, улыбаясь, достал скрипку из футляра и стал настраивать.
— Я бы никогда не решился разочаровать вас, леди Бромптон, — сказал он мягким голосом. — Но мои старые пальцы уже не такие беглые, как в те времена, когда я при французском дворе играл дуэт с печально известным Джиакомо Казановой… И в последние дни меня слегка замучила подагра.