По залу прокатилось перешептывание и послышались вздохи.
— … Поэтому я хочу этим вечером передать скрипку в руки моего юного друга, — продолжил граф.
Гидеон выглядел немного испуганно и покачал головой. Но когда граф поднял бровь и сказал «Пожалуйста!», он взял инструмент и смычок, слегка поклонившись, и пошел к спинету.
Граф взял меня за руку.
— А мы присядем рядышком на диван и будем наслаждаться концертом, да? О, не надо дрожать. Садись, дитя мое. Ты не знаешь, что со вчерашнего дня мы с тобой — самые близкие друзья, ты и я. У нас был действительно очень, очень искренний разговор, и мы сумели преодолеть все наши разногласия.
Э-э-э?!
— Вчера днем? — повторила я.
— Если говорить о моем времени, — сказал граф. — Для тебя эта встреча — в будущем. — Он засмеялся. — Я люблю усложнять, ты заметила?
Ошеломленная, я уставилась на него. В этот момент Гидеон начал играть и я сразу забыла, о чем хотела спросить. Боже мой! Может быть, в этом был виноват пунш, но — вау! Со скрипкой он был очень сексапильным. Одно то, как он ее брал в руки и клал под подбородок! Ему ничего не надо было больше делать, я была уже покорена. Длинные ресницы бросали тень на его щеки, а когда он поднял смычок и провел им по струнам, волосы упали на лицо. Как только в воздухе возникли первые звуки, у меня почти остановилось дыхание — такими они были нежными, заставляющими таять, и внезапно мне захотелось плакать. До сих пор скрипки были в конце списка моих любимых инструментов, собственно, они мне нравились только в фильмах, для подчеркивания особых моментов. Но сейчас это было невероятно красиво, причем всё: горько-сладкая мелодия и юноша, извлекавший ее из инструмента. Все в зале слушали, затаив дыхание, а Гидеон играл, полностью погрузившись в музыку, как будто вокруг никого не было.
Я заметила, что плачу, только когда граф дотронулся до моей щеки и мягким движением пальцем вытер слезу. Я вздрогнула, испугавшись от неожиданности.
Он улыбнулся мне и в его темно-карих глазах я заметила теплый блеск.
— Ты не должна этого стыдиться, — сказал он тихо. — Если бы этого не было, я бы был очень разочарован.
Я сама удивилась, когда улыбнулась в ответ (правда! как я могла?! это же он меня душил!).
— Что это за мелодия? — спросила я.
Граф пожал плечами.
— Не знаю. Думаю, что ее еще только сочинят.
Зал взорвался потрясающей овацией, когда Гидеон закончил. Он с улыбкой поклонился и успешно сумел избежать просьб исполнить что-то на «бис», но был менее успешен в отношение объятий прекрасной леди Лавинии. Она повисла на его руке, и у него не было выхода, кроме как притащить ее к нашему дивану.
— Разве он не потрясающий? — вскричала леди Лавиния. — Но когда я увидела эти руки, я знала, что они способны на что-то выдающееся!
— Могу поспорить, — пробормотала я.
Я бы с удовольствием встала с дивана, хотя бы для того, чтобы леди Лавиния не смотрела на меня сверху вниз, но я не могла. Алкоголь вывел из строя мои брюшные мышцы.
— Необыкновенный инструмент, маркиз, — сказал Гидеон графу и протянул ему скрипку.
— Страдивари. Сделанный мастером по моему заказу, — ответил граф мечтательным тоном. — Я бы хотел, чтобы ты ее получил, мой мальчик. Сегодняшний вечер — подходящий момент для праздничной передачи ее в твои руки.
Гидеон порозовел. От радости, как я предполагаю.
— Это… я не могу… — Он посмотрел в темные глаза графа, затем опустил взгляд и добавил: — Для меня это огромная честь, маркиз.
— Для меня это еще большая честь, — произнес граф серьезно.
— Надо же! — пробормотала я. Похоже, эти двое действительно питают нежные чувства друг к другу.
— А вы тоже так же музыкальны, как ваш сводный брат, мисс Грей? — спросила леди Лавиния.
Скорее всего нет. Но во всяком случае не менее музыкальна, чем ты, — подумала я.
— Я только люблю петь, — сказал я.
Гидеон бросил на меня предупреждающий взгляд.
— Петь! — воскликнула леди Лавиния. — Как я и наша дорогая мисс Фэрфакс.
— Нет, — сказала я решительно. — Я не могу петь так высоко, как мисс Фэрфакс — (я же не летучая мышь!) — и у меня нет такого объема легких, как у вас. Но я люблю петь.
— Я думаю, мы достаточно музицировали сегодня вечером, — сказал Гидеон.
Леди Лавиния приняла обиженный вид.
— Конечно, все были бы в восторге, если бы вы еще раз удостоили нас чести, — быстро добавил Гидеон и бросил мне мрачный взгляд. Но я была настолько пьяна, что мне это было по барабану.
— Ты… замечательно играл, — сказала я. — Я расплакалась! Правда.
Он ухмыльнулся, как будто я произнесла шутку, и спрятал Страдивари в футляр.
Лорд Бромптон, пыхтя, добрался до нас с двумя бокалами пунша и уверил Гидеона в своем восторге от его виртуозности, а также посетовал, что бедный Аластер будет страшно огорчен, пропустить несомненную кульминацию этого вечера.
— Вы думаете, что Аластер сегодня еще появится? — спросил граф несколько несдержанно.
— Я убежден, — сказал лорд Бромптон и подал мне один из бокалов.
Я тут же сделала жадный глоток. Отличная была выпивка! Достаточно было только понюхать, и тебе было уже хорошо. Ты была готова схватить щетку для волос и начать прыгать на кровати, распевая Breaking free — вместе с Заком Эфроном или без него!
— Милорд, вы обязательно должны уговорить мисс Грей спеть сегодня для нас, — сказала леди Лавиния. — Она очень любит петь.
В ее голосе чувствовалась какая-то странная нотка, заставившая меня насторожиться. Что-то напомнило мне Шарлотту. Она хотя и выглядела иначе, но где-то в глубине под этим светло-зеленым платьем пряталась Шарлотта, я была уверена. Человек, готовый на все, чтобы кто-то, осознав свою посредственность, заметил его собственное великолепие и уникальность. Ага!
— Ну ладно, — сказала я и попробовала еще раз встать с дивана. На этот раз у меня получилось. Я даже осталась стоять. — Тогда я спою.
— Что? — сказал Гидеон и покачал головой. — Ни в коем случае она не будет петь… Я боюсь, что пунш…
— Мисс Грей, вы окажете огромную честь, если споете для нас, — сказал лорд Бромптон и так энергично подмигнул, что затряслись все его пятнадцать подбородков. — И если это заслуга пунша, тем лучше. Идем со мной. Я вас объявлю.
Гидеон крепко схватил меня за руку.
— Это плохая идея, — сказал он. — Лорд Бромптон, прошу вас… Моя сводная сестра еще никогда не пела на публике…
— Всегда наступает первый раз, — сказал лорд Бромптон и потащил меня дальше. — Тут же все свои. Не будьте занудой.
— Вот именно. Не будь занудой, — сказала я и сбросила руку Гидеона. — У тебя случайно нет с собой щетки для волос? Я лучше пою, если у меня в руке щетка для волос.
В лице Гидеона проглядывалось отчаяние.
— Ни в коем случае, — сказал он и пошел за нами к спинету.
Я слышала, как позади нас, тихо смеялся граф.
— Гвен… — шипел Гидеон. — Немедленно прекрати.
— Пенелопа, — исправила я его, одним глотком опустошила бокал с пуншем и, пустой, отдала ему. — Как ты думаешь, понравится им Over the rainbow? Или, — я хихикнула, — лучше Hallelujah?
Гидеон застонал.
— Ты не сделаешь этого! Идем со мной отсюда.
— Нет, это слишком современно, да? Дай подумать… — Я мысленно прошлась по всему своему репертуару, пока лорд Бромптон представлял меня, не жалея красок.
Мистер Мерчант, щупальщик, присоединился к нам.
— Нужно ли даме компетентное сопровождение на спинете? — спросил он.
— Нет, даме нужно кое-что другое, — ответил Гидеон и уселся на банкетку возле спинета. — Пожалуйста, Гвен…
— Пен, я бы попросила, — сказала я. — Я знаю, что буду петь. Don't cry for me, Argentina.[41] Я знаю все слова, а мюзиклы, по сути, безвременны, ты так не считаешь? Но, может, они не знают, что такое Аргентина…
— Ты же не хочешь опозориться перед столькими людьми, не так ли?
Это была неплохая попытка заставить меня испугаться, но в данных обстоятельствах — совершенно напрасная.
— Послушай, — доверительно шепнула я. — Мне все эти люди неважны. Во-первых, они все умерли двести лет назад, а во-вторых, у них отличное настроение и они пьяны. Все, кроме тебя, разумеется.
Гидеон со стоном опустил лоб на руки, извлекая при этом локтями звуки из спинета.
— Знаете ли вы… может быть… Memory? Из Cats?[42] — спросила я мистера Мерчанта.
— О… сожалею… нет, — сказал мистер Мерчант.
— Нестрашно, я тогда спою à capella,[43] — уверенно сказала я и повернулась к публике. — Песня называется Memory и рассказывает о… кошке, страдающей от любви. Но, по сути, подходит и людям. В самом широком смысле.
Гидеон поднял голову, не веря своим ушам, и снова сказал:
— Прошу тебя…
— Мы просто никому не расскажем, — сказала я. — Окей? Это будет нашей тайной.
— Наконец-то наступил этот момент. Великолепная, единственная в своем роде и прекрасная мисс Грей сейчас будет петь для нас! — воскликнул лорд Бромптон. — Впервые перед публикой.
Я должна была бы волноваться, поскольку все разговоры стихли и все взгляды были обращены ко мне, но я не волновалась. Эх, какой восхитительный пунш! Я обязательно должна узнать его рецепт.
Что я там собиралась петь?
Гидеон сыграл несколько нот на спинете, и я узнала первые такты. Memory. А, точно! Я благодарно улыбнулась Гидеону. Как мило, что он принимает участие. Я набрала в легкие воздух. Первый звук в этой песне был особенно важен. Если его профукать, можно дальше не продолжать. Слово Mitnight должно прозвучать точно, но не назойливо. Я обрадовалась, потому что у меня оно прозвучала как у Барбры Стрейзанд.
Not a sound form the pavement,