– Я оставила её дома, в Риме.
Стефано строго посмотрел на неё.
– Больше не оставляй её, пожалуйста. – Сара кивнула.
Он отвернулся к стенке. В глубине души он понимал, что был не прав. Не прав, что перестал писать стихи, не прав, когда предложил Муфалали съехаться, не прав, что боялся признаться в своих чувствах Саре раньше, не прав, что ударил сеньору. Но ничего уже не изменить. И от понимания своего бессилия Стефано заплакал. Сара увидела, как тихо сотрясаются его плечи. Она нагнулась к нему и поцеловала в плечо, потом в щёку, положила свою голову на его спину.
– Всё будет хорошо. Я тебя очень люблю, Стефано.
Он обернулся к ней, один глаз был заклеен пластырем. Осколок вытащили, он не попал в сам глаз, поэтому всё должно зажить быстро.
– Сара. Неужели я это слышу. – Он взял её руки в свои. – Выходи за меня замуж? Вернёмся в Вьетри-суль-Маре. Будешь преподавать танцы, а я работать в школе, как прежде.
– Стефано, я не смогу больше танцевать.
– Почему?
– Потому что я делаю это плохо.
– Почему ты так решила? Что произошло?
– Я была в Академии танца в Риме, танцевала там в пустом зале, меня увидела женщина, которая там работает, скорее всего, она преподаватель, и сказала, что я никогда не поступлю в Академию и танцую ужасно. – У Сары на глазах наворачивались слёзы.
– Девочка моя, Сара, родная, да что ты! Неужели ты поверишь словам неизвестной женщины, которую увидела первый раз в своей жизни? И не вздумай! Слышишь?
– Я не знаю, Стефано, со стороны виднее. Меня никто ведь не видел. Возможно, она права.
– Насколько я знаю, были легендарные танцовщицы, которые нигде не учились. Айседора Дункан, например. Не робей, Сара. Тебе всего восемнадцать! У тебя столько возможностей!
Сара молчала. Стефано поцеловал её:
– Ну так что? Ты не ответила на моё предложение.
В палату зашла Муфалали:
– Я рада, что у вас двоих всё хорошо. Я ухожу! Ничего о тебе слышать не хочу, Стефано, понял? Вещи заберу и ключи оставлю под ковриком. Чао! – Она развернулась и, не попрощавшись с Сарой, вышла из палаты.
– Стефано…
– Ничего не говори, Сара. Я даже рад. Так лучше. Гордая женщина. Я не чувствую себя виноватым. У нас был договор. Потом появилась ты, я всё честно сказал.
– Мне сходить в книжный за Петраркой?
– Нет, не нужно. Подожди меня снаружи, пожалуйста, я переоденусь и пойду на выписку. Медсестра уже всё подготовила.
– Хорошо.
Сара вышла на улицу, уже смеркалось. Скоро к ней подошёл Стефано.
– Это самые счастливые минуты моей жизни. Если бы можно было их остановить, я бы остался здесь вечно.
– Ты последний романтик, Стефано, – Сара улыбнулась и поцеловала его.
– И хорошо. Пусть так. Пойдём на вокзал?
– Да.
Он взял её за руку. Отойдя от больницы, они встали у пешеходного перехода. Но тут к ним подъехала машина, вышли несколько мужчин. Сара почувствовала недоброе и сжала крепче руку Стефано. Мужчины, ничего не говоря, набросились на Стефано и стали избивать. Сара кричала как сумасшедшая, её отбросили в сторону. Она только слышала: – Ты мою мать ударил, ублюдок. Я тебе покажу сейчас!
Сара набрала полицию, но трубку не брали.
– Помогите! Помогите! Эй вы! Вы снимаете на телефон, как его убивают! ПОМОГИТЕ!!! Господи!
Мужчина, к которому она обратилась, убрал телефон и быстро убежал. Они были одни на улице. Сара бросилась на проезжающую машину, чтобы её остановить, но её обругали и поехали дальше.
Когда мужчины закончили своё дело, сели в машину и уехали, Стефано лежал на тротуаре. У него текла кровь из головы.
– Стефано! – Сара села рядом с ним. – Боже! – Она ломала себе руки от невероятности происходящего. – СТЕФАНО! – Сара рыдала в голос. Он ещё дышал. Но уже с трудом.
– Сара. Девочка моя. Я тебя люблю и очень счастлив. Недавно хотел остановить эти мгновения. И они остановились для меня. – Он взял её руку. – Не плачь. Всё хорошо. Слышишь? Всё будет хорошо. Просто помни меня. И ты так и не ответила на моё предложение. – Он стал задыхаться и хрипеть.
– Я выйду за тебя замуж, Стефано, только, пожалуйста, держись. Я сейчас пытаюсь дозвониться до скорой!
Стефано закрыл глаза и больше ничего Саре не ответил. Она легла ему на грудь и тихо сказала:
– Боже, помоги мне умереть. Помоги мне умереть.
После похорон Стефано Сара вернулась в Рим. Села в метро и доехала до Ватикана. Как в полусне она шла к собору Святого Петра. Вот он, высокий и могущественный. Внутри было немноголюдно. Сара пошла к алтарю, её внимание привлекла скульптурная группа: Мадонна, держащая снятого с распятия Христа. Она остановилась возле неё. Прочитала табличку: «Микеланджело. Пьета». Пьета – сострадание. Сара смотрела на эти скульптурные изваяния: мать и сына, и плакала. Вспомнила, как держала голову Стефано, пока не приехала скорая и полиция. Помнила каждую черту его лица и как обсыпала поцелуями. Как он пах, какой мокрой была его рубашка. Сара достала из кармана смятый пластырь. Она сняла его с глаза Стефано и взяла с собой. У неё не осталось ничего, кроме воспоминаний и маленькой книги Петрарки. Ни одной совместной фотографии, ни одной совместной поездки, но у Сары было ощущение, что они прожили вместе целую жизнь, которая так быстро оборвалась.
8
Прошло три месяца.
Дом Маттео очень удачно продал и помог Саре купить новый: она переехала в пятикомнатную квартиру рядом с Пьяцца Навона, на виа Боргоньона. Пентхаус имел семь комнат и большую террасу. Обстановка была более современной, что не могло не радовать. На оставшиеся с продажи какому-то американцу деньги, Сара выплатила все долги по налогам. Также она перевела некоторую сумму маме Стефано.
Смерть маэстро изменила Сару. Она будто помешалась. Ходила вся не своя. Ничего не ела, не выходила из дома. Сцена избиения Стефано снилась ей почти каждую ночь. «Почему люди могут быть такими жестокими? Откуда в одном человеке может быть любовь к матери и ненависть к чужому сыну? Ведь они забрали сына у матери». Сара начинала плакать и чувствовала, что сползает в неведомые ранее чувства брезгливости к жизни, ловила себя на мысли, что стала ненавидеть людей. Ей стало неприятно разговаривать с продавцами в продуктовых магазинах, со случайными прохожими, которые могли спросить дорогу. Сара всё больше замыкалась в себе. Про танцы даже не вспоминала.
Однажды она сидела на террасе своей новой квартиры, держала чашку с горячей водой и смотрела на город. Представила себя через пятьдесят лет: вот она седая и сгорбленная сидит на этом же месте и пьёт точно также воду. Одна. В старом доме. Может, собаку завести? Сара поморщилась. Хотелось позвонить Стефано и поговорить. Сара достала листок с его стихотворением, а скорее, с парой строчек, которые она уже знала наизусть. Это то, что он написал в вечер их поцелуя. «Касаясь губ твоих, / я знал, что так и будет./Ты моя Лаура, /а я твой верный Поэт». Она поцеловала буквы, написанные его рукой.
Глаза стали слипаться, то ли от слёз, то ли от усталости. Сара ушла с террасы, выключила свет и легла в кровать. Где-то на улице заиграла музыка. И тело отозвалось. Сара встала, снова вышла на террасу и посмотрела вниз. Уличные музыканты играли сальсу. Страшно захотелось танцевать. Но она помнила слова той женщины из Академии танца. Поморщилась и ушла с террасы. Но звуки музыки всё равно проникали в квартиру. Сара набросила на пижаму куртку, утопила ноги в кроссовки и спустилась вниз.
Музыканты продолжали задорно играть, вокруг собиралась толпа. Сначала Сара стояла рядом, потом подходила ближе и ближе, ноги её несли прямо на музыкантов. Она вышла в центр круга, прямо перед гитаристом, и начала танцевать. Потом она плохо помнила, откуда взялась смелость продолжать танец. Но тогда она кружилась в ритме сальсы. Когда музыка остановилась, Сара, не успев отдышаться, услышала следующую мелодию, и снова её тело повело её танцевать. Люди аплодировали, и это заставляло её двигаться всё больше и больше. Финальный аккорд. Сара упала на колени и опустила голову под аплодисменты зевак. Ей стали бросать монеты. «Нет, не нужно», – махала она головой.
– Ты преподаёшь где-то? – К Саре подошла юная девушка. – Я бы сходила на твой мастер-класс.
– Нет, не преподаю. Но могу тебе показать пару движений, если интересно. Прямо здесь. Я сейчас договорюсь, подожди.
– Кто у вас тут главный? – спросила Сара. К ней вышел высокий черноволосый парень.
– Ну я. А что?
– Я хочу показать пару движений вон той девушке. Можете ещё поиграть?
– Как тебя зовут? Айседора Дункан? – он рассмеялся.
– Сара Джаннини.
– Нет, не пойдёт. Мы не аккомпанемент. Найди себе кого-то другого. Пока!
Он развернулся и пошёл к своей группе. Когда они ушли, Саре осталось только извиниться перед девушкой и подняться домой.
Телефон зазвонил:
– Да, Маттео. Что-то случилось?
– Привет, Сара. Хотел проверить, как ты.
– Не нужно проверять. Я в своей пещере и у меня всё хорошо.
– Слушай, я тут думал, может, тебе устроиться на работу? У меня подруга как раз искала сменщицу в отель. Немного отвлечёшься от грустных мыслей. Что скажешь?
Саре эта мысль понравилась, потому что одиночество стало невыносимым.
– Спасибо, Маттео, я попробую. Куда идти?
– Завтра в отель де Русси. Придёшь, позвони ей, номер сейчас пришлю.
– Хорошо. Спасибо большое!
– Давай, не кисни! Пока!
– Пока.
На следующий день Сара отправилась в один из самых шикарных отелей Рима, рядом с Площадью Испании и устроилась на работу официанткой в вечернюю смену.
Работа была несложной: она приходила к шести вечера и обслуживала гостей в баре и лобби. Потом вызывала такси и ехала домой. Эта рутинная работа заставляла её очнуться, но, как только она оказывалась дома, снова начинала думать о Стефано.
9
Дни потянулись за днями. Утром Сара сидела на террасе своей квартиры, а вечером шла в отель. Вечернее лобби превращалось в место, куда залетали ночные бабочки и одинокие мужчины в поисках временного счастья. Сара старалась не обращать внимания ни на откровенно раздетых женщин, ни на откровенно озабоченных мужчин. Ей казалось, что отель ведёт двойную жизнь, по вечерам становясь укрытием для блуда и разврата. Ей были противны люди, сидящие в лобби, заказывающие свои коктейли и водку, ей были неприятны их взгляды и речь полушёпотом. Но всё же что-то её сдерживало. Однажды она обратила внимание на мужчину, который показался ей знаком: сначала он сидел спиной, но, когда обернулся, Сара узнала его: это был её отец, Даниэль Джаннини. Он сидел в лобби, куря свою сигару, к нему подсела какая-то пышногрудая брюнетка с глазами, подведёнными, как у египетской жрицы. Она гладила ему колено и что-то шептала на ухо.