– Ну ладно, вот ты выглядишь ничего, – сказала она, выбирая наконец «Херши» с миндалем. Она встала к прилавку, ожидая, когда Пит примет у нее деньги.
Пит стоял за аппаратом с газировкой, разговаривая с людьми, сидевшими на барных стульях. Он не замечал Сару и продолжал свой рассказ, машинально вытирая стойку.
– В общем, с младшим все вроде бы в порядке, – услышала Сара голос женщины в белом платье. – А старшему досталось больше. У него наверняка будут серьезные шрамы. Так жалко. Он был очень красивым мальчиком. Ох уж эти дети. Ничему не учатся.
Сара оставила шоколадку на прилавке и вышла из аптеки. Она совершенно потеряла интерес ко всяким шоколадкам. Усталой походкой она направилась к дому на дереве.
Забравшись в домик, она села, прислонившись спиной к дереву и подтянув колени к груди, и опустила на них подбородок. День был по-осеннему теплым, и звуки ветра, шуршащего в деревьях, и падающих повсюду листьев окружали ее и заглушали все остальные звуки в мире. Сара глубоко вдохнула.
– Привет, Соломон, где бы ты ни был. Сегодня мы будем только вдвоем, ты и я. Как в старые добрые времена.
Сара легла на спину на полу дома, глядя вверх, на ветки большого старого дерева. Время от времени более сильный порыв ветра проносился между деревьями, и вокруг нее шел дождь из золотых листьев. Сара задумалась, сколько времени понадобится, чтобы листья полностью засыпали ее тело. Она улыбнулась при мысли о Сете, который поднимется по лестнице и найдет ее неподвижное тело, полностью скрытое опавшими листьями. «Хотела бы я, чтобы он оказался здесь, – подумала она, когда ее охватило усилившееся чувство одиночества. – Ох, Соломон, почему у людей могут оставаться шрамы?
Сара услышала громкое шуршание листвы у себя над головой, потом вокруг на нее посыпались листья, и наконец Соломон сел на пол дома на дереве, прямо рядом с ней. Сара села, смеясь и вытряхивая листья из волос.
– У всех людей остаются шрамы, Сара?
– Не знаю. Разве нет?
– У всех бывает по-разному. У одних остаются, у других нет. Все на самом деле зависит от уровня сопротивления. Зависит от того, насколько они впускают поток естественного Благополучия в свои физические тела. Видишь ли, твое тело состоит из триллионов клеток, и каждая хранит представление о своем совершенстве и об идеальном месте в идеальном целом.
– Разве клетки умеют думать? Ты говоришь о них, как о крошечных людях.
– У них бывают разные намерения, и они сосредотачивают свое сознание не так, как это делаешь ты, но они обладают сознанием, как и ты, и умеют думать. Они понимают. Они обладают важными знаниями. А главное – каждая из них хранит ясный образ своего совершенства, и четко и постоянно требует того, что необходимо, чтобы поддерживать бесконечное совершенство. На самом деле Жизненная Сила, которую ощущает твое тело, приходит благодаря постоянным требованиям этих клеток.
– Ух ты! Но Соломон, если эти клетки знают, кто они такие, и хранят образ совершенства – как получается, что люди заболевают, или почему у них остаются шрамы?
– Так происходит только потому, что люди иногда удерживают себя в месте тревоги, или страха, или гнева; они не позволяют Энергии – которая требуется клеткам – проходить через них без помех. Их тревожные мысли вызывают в теле своего рода запор, который не позволяет Энергии течь сквозь него без сопротивления.
Видишь ли, Сара, каждый раз, когда кто-то, даже крошечная клетка в твоем теле, просит о чем-то, он это получает. Поэтому когда тело так или иначе повреждено, клетки, ближайшие к ране, рассчитывают, что именно им нужно, чтобы восстановить равновесие, и отправляют срочное требование. И Энергия немедленно начинает течь, и все остальные аспекты тела начинают реагировать. Специальные помогающие исцелению питательные вещества начинают двигаться по телу, и немедленно начинается естественное исцеление. А когда человек, который живет в этом теле, счастлив, или желает исцелиться, или полон благодарности, то исцеление выполняется. Но если этот человек печален, или сердит, или боится чего-то, исцеление замедляется, ему что-то мешает.
– Хм-м. Но, наверное, не так-то просто чувствовать себя счастливым или благодарным, когда ты только что пережил несчастный случай.
– Верно. В такой ситуации это делать труднее. Но даже так, приложив некоторые усилия, любой человек сможет справиться, особенно если он понимает, что его тело выполняет естественный процесс исцеления. Однако большинство людей совершают одну и ту же ошибку: вместо того, чтобы обращать внимание на свою ситуацию и осознавать, насколько они позволяют себе исцелиться, или сопротивляются исцелению, и оценивать результаты – вместо этого они оценивают множество других людей. И когда они видят, что другие не исцеляются, они решают, что именно так все и бывает, когда человек ранен. Они не думают о том, позволял ли другой человек течь исцеляющей Энергии. Большинство людей не понимают силу исцеления, которое происходит внутри нашего тела. Поэтому, вместо того, чтобы чувствовать себя сильными и крепкими, они чувствуют себя осторожными и ранимыми. Это довольно странно, учитывая, сколько свидетельств исцеления их окружает.
– Значит, ты хочешь сказать, что если Сет будет чувствовать себя счастливым, то шрамов у него не останется?
– Именно так, Сара. Его тело помнит, каким оно было до ранения. И если ему позволить, то оно восстановит себя до того же совершенства.
– Но посмотри на мой шрам, Соломон. – Сара подтянула штанину, показывая длинный тонкий шрам, идущий вдоль голенной кости. – Я стояла на ветке дерева, а она сломалась. И я сильно поцарапалась, когда падала. Почему у меня остался такой уродливый шрам?
– Что ты помнишь о том дне?
– Я порвала штаны, и у меня ужасно текла кровь. Мама на меня рассердилась, потому что я не должна была залезать на дерево. Она выкинула мои штаны; сказала, что они испорчены так, что уже не починишь. А потом она смазала мою ногу шипучей мазью сверху донизу. Было очень больно. Она сказала, что это убьет бактерии. А потом она обмотала мою ногу бинтом, всю-всю. Выглядело так, будто у меня вся нога поранена.
– Что еще?
– Ну… в ту субботу вся моя семья поехала в плавательный бассейн в Фоулервилле, а мне не разрешили лезть в воду. И я помню, как было жарко, и повязка прилипала к царапине. Было очень больно, когда мама ее отрывала. И я очень долго не могла даже принять ванну. И…
– Пока достаточно, Сара. Сейчас, вспоминая все это, как бы ты описала, что чувствовала тогда: ты была скорее счастливой, бодрой и благодарной или сердитой, расстроенной и печальной?
– На это ответить несложно. Я ужасно сердилась на себя за то, что упала. Надо было смотреть, что делаю. И я злилась из-за того, что испортила штаны; и я знала, что из-за этого попаду в неприятности, и за то, что упала с дерева, и за то, что вообще полезла на дерево.
Сара тяжело вздохнула. Только лишь вспоминая об этом, она снова испытала то, что чувствовала в тот несчастливый день.
– Обычно я не стал бы поощрять тебя проводить столько времени за воспоминаниями о таком неприятном для тебя событии, но поскольку ты спрашиваешь о таком важном аспекте позволения телу исцелиться, важно, чтобы ты понимала, что делала такого, что мешало ему исцелиться.
– Ты хочешь сказать, что если человек просто чувствует себя хорошо, то его раны заживут и даже не оставят шрама?
– Именно так.
Сара посидела молча, потирая шрам на ноге. Он был тут уже более двух лет. Трудно было представить, что его не было бы.
– Хорошие ощущения – ответ на все хорошие жизненные переживания.
Сара машинально продолжала тереть ногу, пытаясь вспомнить больше о том дне, когда она упала с дерева. Семья из города пришла к ним на ланч и провела весь день с семьей Сары. Они приезжали один-два раза в год, и Сару никогда не радовали их визиты. Они всегда означали, что ей придется больше работать, чтобы привести дом в порядок к их приезду, и еще тратить лишнее время на покупку и приготовление еды. И хотя ее родителям нравилось проводить время с друзьями, Саре их дети вовсе не нравились. Их было двое: мальчик, ровесник ее младшего брата, и девочка Кей, на год старше Сары. Кей была очень городской девочкой, носила красивую одежду и, насколько видела Сара, обладала крайне высокомерными манерами. Она постоянно сравнивала свою прекрасную городскую жизнь и явно худшую деревенскую жизнь Сары. Сара всегда прикладывала все усилия, чтобы оставаться вежливой, несмотря на то, что замечания Кей казались ей намеренно грубыми, но когда Кей выразила сожаление, что в городе Сары нет рынка, где можно было бы купить подходящие продукты для особых случаев, чаша терпения Сары внезапно переполнилась. Она вспомнила, как развернулась и убежала на задний двор, намереваясь сделать что-нибудь такое, что меньше всего походило бы на поведение городских девочек. И с таким настроением она залезла на дерево, надеясь никогда больше не встречаться с той противной девчонкой.
– Если подумать, то не находишь ли ты, что падение с дерева в точности соответствовало тому, что ты чувствовала в тот момент?
– Точно, – засмеялась Сара. – Это очевидно.
– А теперь, когда ты оцениваешь то, что чувствовала тогда, и то, какое сопротивление в тебе было, прежде чем ты упала с дерева, не кажется ли тебе очевидным, что сопротивление оставалось таким же сильным и ПОСЛЕ того, как ты упала с дерева? Тебе было больно, ты порвала штаны, и твоя мама сердилась.
Хотя Соломон продолжал объяснять, собственные мысли Сары временно заглушили его голос. Сара до сих пор помнила злорадное выражение лица Кей, которая смотрела на нее сверху вниз, пока она лежала на траве, потому что у нее выбило дух.
– Было такое ощущение, словно все гадости, которые целый день говорила Кей про нашу семью, оказались правдой. И я была доказательством этого, когда лежала на земле перед ней.