— А пауков видите? — спросил он.
— Белых? — тут же откликались казаки.
Белый паук едва пять сантиметров с лапами, а кусал насмерть.
— Да нет, — отвечал Аким, глядя, как мимо бегут ещё два, — крабы.
— Ты это, урядник, — говорил кто-то, — крикни, если белые появятся.
— Крикну, — обещал Аким, а сам вспомнил, хорошо, что в аптечке антидот лежит.
А мимо бежало и бежало разное степное зверьё. И красивая степная крыса, хищная и опасная. Дети их любят, но крысы разносят кучу всяких страшных болезней. Так что детям их дома держать хорошая мать не позволит. А ещё пробегали, вихляя длинным хвостом, стремительные гекконы, которых в степи никто догнать не может.
И вдруг Саша Каштенков произнёс:
— Всем внимание.
Говорил так, как говорит командир, но взводный не стал его перебивать.
Все ждали, что он скажет. Мощная камера пулемета позволяла ему прицельно стрелять на дистанции в три тысячи метров, он далеко видел.
— Ну не тяни, «пулемёт». Говори, что видишь? — подгоняли его нетерпеливые казаки.
— Червяков вижу, — не очень-то весело сказал Каштенков.
— Сколопендры? — уточнил взводный.
— Да, — говорил пулемётчик, не отрывая глаз панорамы прицела.
— Да чего ж ты тянешь, ну?
— Говори уже!
— Много? — серчали казаки.
— Много, — за пулемётчика сказал снайпер, он тоже смотрел в сторону юга.
— Много это сколько? — вставил Вешкин.
— Как воды в Енисее, — оторвавшись от прицела, ответил Каштенков.
— Чего? Так много?
— Так много.
— Урядник, — вызвал Акима прапорщик Мурашко, — ты их видишь?
— Никак нет, — отвечал Саблин.
— Ты там, на пандусе этом, первый стоишь, ты, если что, отходи к пулемёту.
— Есть, — ответил Аким.
— Держитесь там, казаки, — сказал прапорщик. — Может, червяки к вам туда не полезут.
«Держитесь там, казаки», — эту фразу Саблин слышал не один раз за свою жизнь. Он привык держаться. А теперь он был ещё и первый. Аким вздохнул и потянул из кобуры пистолет, снял его с предохранителя. На всякий случай. Пожалел, что не поставил мины, если их не использовать — всегда потом можно снять. А когда они стоят всё-таки спокойнее.
«Держитесь там, казаки». Он стал глядеть на юг, вниз, и ему показалось что-то, а может, и не было ничего, но дробовик с предохранителя он снял.
Глава 14
Пам-м-бам-бам…
Распаковали, значит, ленту пулемётчики.
Звуки стрельбы пулемёта гулкие, весомые. Ни с винтовкой, ни с дробовиком не сравнить. Двенадцать миллиметров, они когда пролетают рядом, не свистят как другие пули. Они словно в раздражении рвут проклятущий воздух, который мешает им лететь.
Фр-р-фр-р-ф-р-р….
Теперь они так будут лететь мимо Саблина вниз по песчаному склону. «Нужно осторожнее быть». От такой пули никакая броня не спасёт.
— Аким, ты там резко не выскакивай из своей щели, — тут же подтверждает его мысли Саша Каштенков.
— Принято, — говорит Саблин.
И тут же слышит взводного:
— Казаки, вы там, что начали уже?
— Начали, — отвечает пулемётчик, — пристреливаюсь.
— Червяки лезут к вам?
— Сюда идут.
— Ладно, быстрей бы уже колонна прошла, — говорит взводный. — Радист, что соседи говорят?
Радиста Аким не услышал.
Пам-м-бам-бам…
Саблин глядит на юг и видит, как из влажного песка тяжёлые пули выбивают высокие фонтаны. Но это далеко ещё. Далеко.
И вдруг что-то зашипело, совсем рядом, звук резкий, как из мощного компрессора. И Аким с удивлением увидал, как над его щитом, в метре от него, поднимается мерзкое бело-жёлтое полупрозрачное тулово. А над туловом голова коричневая и чернеют на ней рядами глаза-бусины, десяток, не меньше, а ещё чернеют кривые клещи жвал, такие мощные, острые, что ногу взрослому человеку срежут запросто, да ещё чернеют лапы-крючки по краям плоского тела. А между жвал болтается капля жидкости, такая чистая, как самая чистая вода бывает.
И выскочила эта тварь так быстро, подкралась так неожиданно, что растерялся Саблин. Хорошо, что дробовик с предохранителя заранее снял.
Пах-х…
Он даже не целился, оружие даже к плечу не поднимал, поэтому и успел. Разлетелась голова и верхняя часть тела у сколопендры. А брызги её упали на мокрый песок и на камни, и стали немного дымиться.
Аким перевёл дух и подумал глядя на этот дымок: «А как она тут оказалась, ведь на подъёме, на песке, он её увидал бы?»
Не спеша Саблин склоняется на право, к обрыву, и видит ещё одну тварь, она, цепляясь за камни своими крючьями-лапами, лезет по отвесной стене. К нему. И так ловко лезет! Да ещё эта больше той, что он только что убил. Заметно больше. Саблин вскидывает дробовик.
Пах-х…
Стрелять ему было неудобно, зря патрон потратил, между стволом и тварью выступ, картечь выбивает из камня крошку. И тут же он слышит шипящий звук компрессора. Сипение. Аким видит, как из под ужасных жвал, под хорошим напором, вырывается жидкость, что прозрачней, чем вода. И слава Богу, струя бьёт в тот же выступ что и картечь. Капли от выступа летят вниз на сколопендру, ей это не по нраву. Саблин уже передёрнул затвор, выворачивает дробовик так, чтобы не зацепить этот выступ, снова стреляет. И попадает. Здоровенный белёсый червяк разбрызгивая какую-то жидкость и разбрасывая внутренности летит вниз на песок. А Аким видит на стене ещё одного, поменьше и поудобнее сидящего, его он тоже убивает.
— Чего там у тебя, Саблин? — слышит он голос взводного.
— Червяки, — сухо отвечает он. — Смотрите внимательно, они по стенам лазят.
Аким замер на секунду, нужно зарядить дробовик, и он подумав не стал доставать патроны из разгрузки, а почему-то разорвал упаковку ящика. Решил, что разгрузка — это на «потом».
И тут снова вниз, к началу подъёма понеслись тяжелые пули:
Пам-м-бам-бам.
Пам-м-бам.
Пам-м-бам.
Саблин, заряжая дробовик, удивлялся, что-то часто бьёт пулемёт. Куда он бьёт? Аким вглядывался и видел высокие фонтаны из песка и грязи. Ещё далеко.
И тут же совсем не далеко затарахтела «Тэшка». И в наушниках послышался голос Вешкина:
— По стенкам… Урядник, слышь, по стенкам лезут.
— Слышу, — откликается Аким, — ты одиночными их бей. Им одной пули хватит.
— Есть, — отвечает Вешкин.
Но продолжает сыпать очередями.
— Эй, «пандус» что у вас там? — спрашивает прапорщик Мурашко.
— Чего-чего, червяки, — с раздражением отвечает Вешкин.
— Что, много?
— Море, — за Вешкина говорит пулемётчик и снова стреляет и стреляет.
Фр-р-р… Фр-р-р…
Гудят пулемётные пули совсем недалеко.
Пулемёт молотит короткими очередями, не преставая.
Пам-м-бам-бам…
Пам-м-бам… Бам…
Саблин глянул направо и вниз, не лезет ли к нему какая тварь по стене, и обомлел:
К нему ни одно это мерзкое животное не лезло, но десятки больших и малых сколопендр проползали мимо, на север. Быстрые, они кидались на дохлую саранчу наперегонки кто первый схватит, и шипели одна на другую. Но без драк. Пошипев друг на друга, тут же спешили дальше.
А пулемёт не останавливается:
Пам-м-бам-бам…
Пам-м-бам-бам…
Саблин поглядел на запада и… Теперь он видел то, что Сашка пулемётчик видел через прицел. Насколько хватало глаз и камер на шлеме, все это пространство покрывали белёсые, ловкие тела сколопендр. Ползли, ползли, ползли по мокрым и чёрным барханам, как будто кто-то манил их на север.
— Точно море, вот это мы съездили на эвакуацию, — тихо произнёс Аким и уже в микрофон сказал громко, — взводный, «пандус» говорит.
— Что у тебя, урядник?
— Свяжитесь с соседями, скажите, что к ним ползут тысячи этих тварей.
— Прямо тысячи? — не верил прапорщик.
— Тысячи и тысячи, — вставил Сашка Каштенков.
И снова:
Пам-м-бам…
Фр-р-р… Фр-р-р…
Улетают к подножью пули. Пролетают мимо Саблина.
Вот это вот эвакуация. Эвакуация! Надо же. Саблин немного волнуется, ожидает, смотрит вниз, балуется: щёлкает предохранителем туда-сюда. Но пока не видит сколопендр поблизости.
— Лента! — орёт Каштенков.
Это значит, что лента кончается. Обалдеть — эвакуация! Пулемётчик не в каждом настоящем бою всю ленту расстреливает.
— Саблин, ты смотри там, — говорит Сашка, — я их отсекал, теперь побегут к тебе.
— Принято, — отвечает Аким.
Пулемёт замолкает, второй номер вставляет ленту. Обалдеть, как быстро лента кончилась.
И убеждается, что Саша был прав, теперь он увидел как к нему грациозно извиваясь на ходу, останавливаясь на мгновение, чтобы сожрать дохлую саранчу, бежит вверх небольшая сколопендра. Ловкая, гибкая, проворная, лапы чёрные работают так, что любо дорого глядеть как слаженно. Но даже с тридцати метров видно, какая она мерзкая… И опасная. Аким перестал играться с предохранителем, поднял дробовик к плечу. Целится: «Проворная, говоришь?»
Выстрел! Нет, картечь-то попроворней будет. Сколопендра разлетается брызгами. И тут же, вверх по насыпи из песка, за ней бегут ещё две. Тоже не очень большие. Тоже проворные. Бегут, болтаю головами, словно направленными радарами, ищут что-то.
Затвор: Гильза на землю, патрон в стволе.
Он вскидывает дробовик. И замирает. Эти две новые находят те лохмотья, что остались после первой сколопендры, и тут же ускоряются, радостно кидаются к ним. Они довольны находкой, рвут останки сородича, едят их быстро, к ним присоединяется третья, большая. И до десяти Аким не сосчитал бы, а они уже закончили с едой. Сожрали, как и не было сородича.
И… И снова бегут вверх. К нему.
— Да вы голодные, никак, — говорит Саблин прицеливаясь.
Выстрел!
Затвор: Гильза на землю, патрон в стволе.
Выстрел!
Затвор: Гильза на землю, патрон в стволе.
Выстрел!
Затвор: Гильза на землю, патрон в стволе.
Тридцать метров. С такой дистанции Аким картечью не промахивается. Всех тварей размотало по песку. В дробовике один патрон.