Солнце было в самом зените. Оно вовсю поливало непереносимо ярким светом снежно-белый перевал и отбрасывало короткие угольно-черные тени от двух бредущих по перевалу фигур. Дойдя до седловины, стиснутой с обеих сторон отвесными скалами, идущие, не сговариваясь, оглянулись в сторону ледника и ущелья Шайтана, затем молча перевели взгляд на величественные снежные хребты, расстилающиеся за перевалом, на севере.
– Ну что, пора пошуметь, капитан! – Шальнов показал на снеговые козырьки над стиснувшими перевал скалами. – Эти сугробы нам очень даже на руку…
– Да, да, пора! – отозвался Савелов, доставая портативный радиопередатчик.
Шальнов покачал головой и полез в рюкзак.
– Подожди, капитан, – сначала мое соло, – пробурчал он, раскладывая на снегу четыре противотанковые мины в пластиковых оболочках. Чуть позже к ним прибавились взрыватели, мотки бикфордова шнура и две упаковки пластидной взрывчатки.
– Жди меня вон за той горкой! – показал Шальнов на выступающий из-под снега небольшой утес за перевалом. – Пока я это горло закупоривать буду…
– Думаешь, получится? – с сомнением в голосе спросил Савелов, опасливо косясь на снежные козырьки.
– Я не Сашка Громыхала, но попробую, – пожал плечами Шальнов и вновь кивнул за перевал. – Дуй, говорю, к горе, капитан!
Неуклюже топая по насту и часто оглядываясь, Савелов спустился к утесу. Шальнов тем временем начал устанавливать мины в расщелинах скал по обе стороны седловины. Вкрутив в мины взрыватели, он прикрепил на них по упаковке пластидной взрывчатки и потянул под перевал две жилы бикфордова шнура.
Убедившись, что огонь от покрытой парафином спички побежал по шнурам, он схватил рюкзак и, кувыркаясь, скатился по перевалу вниз. Несколько ударов, слившихся в один мощный взрыв, застали его на полпути между утесом и седловиной перевала.
Огромной силы взрывная волна, накатившаяся вперемешку со снежным вихрем, скрыла Шальнова от наблюдающего за происходящим из-за утеса Савелова. Вслед за взрывами на седловину с двух сторон с оглушительным грохотом обрушились снежные лавины с сорванными с утесов многотонными каменными глыбами и, как пробкой, закупорили перевал.
– На лошадях Абдулло здесь теперь не прорвется, а на своих двоих им за нами не угнаться, да и не любят они соваться на ледники, – сказал появившийся перед Савеловым, как черт из табакерки, Шальнов. – Так что ноги в руки, капитан, и бегом вперед!
Проваливаясь через тонкий наст и оскальзываясь на многочисленных буграх, они, не оглядываясь, пошли на север. Туда, где сверкали алмазными гранями снежные вершины Памира…
Река то широко растекалась по отмелям, то шумно бурлила между тесно сомкнувшимися скалами ущелья. Большой плот на удивление маневренно обходил торчащие тут и там из пенной воды каменные глыбы. Временами он ровно плыл по стрежню реки, иногда уходил к берегам под тень буйной растительности. Ловко орудуя вытесанным из бревна рулевым веслом, старик переходил с одной стороны плота на другую, направляя его по только ему известному фарватеру. Время от времени он покрикивал на курдючных овец, нарушающих его равновесие и постоянно сбивающихся на одной стороне плота у копны сочной зеленой травы, под которой были укрыты люди…
Ненавязчивую красоту прибрежной природы вдруг нарушили остовы нескольких торчащих из воды грузовиков, бронетранспортеров и даже опрокинутый танк с разорванными гусеницами. Сарматов, лежащий под копной рядом с прикованным к нему американцем и наблюдающий за рекой сквозь щели в досках ограждения, сказал:
– В восемьдесят втором здесь велись жестокие бои с Хекматиаром.
Американец кивнул. По всему было видно, что он тоже об этом знает.
– Ты участвовал в них? – спросил он Сарматова.
– Участвовал, да только не здесь…
Американец бросил на него косой взгляд.
– Понимаю! – с ухмылкой произнес он. – В Анголе – лейтенант кубинец Санчес, в Мозамбике – капитан Кригс, в Никарагуа – капитан сандинистов Алварес, в Афганистане – майор Степовой, Вологдин, Платонов… теперь Сарматов! Надо же, в моем департаменте почему-то никому не приходило в голову, что это один и тот же человек!..
– Так я и сам в этом не уверен! – усмехнулся Сарматов и, в свою очередь, насмешливо стал перечислять послужной список американца: – В Анголе – Смит, в Мозамбике – Браун, в Никарагуа – пастор-миссионер Френсис Корнел, эсквайр… Как говорят казаки, мы с тобой тухлые яйца из одной корзины, полковник!..
– По крайней мере, меня несколько утешает, что мою карьеру оборвал суперпрофи типа тебя, а не какой-нибудь солдат, которому просто повезло!
– Да, насчет карьеры ты верно подметил, – саркастически заметил Сарматов. – Засвеченный разведчик – уже не разведчик!..
– Угу, – пробурчал американец. – Ты мне лучше скажи, майор… Дело-то уже прошлое… Ведь это ты запалил жаровню тогда, в Никарагуа?
– О чем же это ты говоришь, полковник?.. – неподдельно изумился Сарматов. – Никак в толк не возьму…
– Да ладно, майор! Все ты прекрасно понимаешь! Я говорю о той жуткой ночи, когда нежданно-негаданно взлетели на воздух емкости с бензином и пламя сожрало казармы вместе с нашими парнями…
– Признаться, мы с нашего берега видели тогда зарево над сельвой, – задумчиво ответил Сарматов. – Думали, что это молния ударила.
– Молния могла ударить в емкость! – усмехнувшись, согласился американец. – Но она не могла поднять в воздух вертолет со взрывчаткой и бросить его на склад боеприпасов. К тому же гроза началась на несколько минут позже… Впрочем, в докладе для ЦРУ я обвинил молнию, так как доказательств русского или кубинского следа у нас не было.
– А если бы были?.. – заинтересовался Сарматов.
– Тогда у меня возникли бы серьезные осложнения, – ответил американец.
Сарматов фыркнул и продолжил наблюдать сквозь траву за стариком, неторопливо управляющим плотом.
Аксакал, взглянув на поднявшееся в зенит солнце, решительно направил ковчег к берегу и приткнул его к камням под высокой, нависшей над рекой скалой. Прихватив небольшой коврик, он сошел на берег и, расстелив его, приступил к полуденному намазу.
Внезапно начался камнепад. Аксакал вздрогнул, но молиться не перестал.
– Старый ишак Вахид, – раздался сверху насмешливый, хриплый голос. – Твои бараны еще не наполнили жиром курдюки, а ты уже везешь их на базар?!
Старик не ответил ничего, пока не закончил молитву.
А потом, сложив коврик, он возвратился на плот и только после этого поднял замотанную чалмой голову и устремил пронзительный взгляд на вершину скалы. Там крутились на пританцовывающих лошадях несколько всадников.
Ближе всех к обрыву был толстый, не слишком молодой мужчина на гнедом ахалтекинце, одетый в пестрый халат, перепоясанный пулеметными лентами.
– Бараны мои, Абдулло, когда хочу, тогда и продаю их! – с вызовом ответил ему аксакал.
– Продашь, не забудь вернуть мне долг, а то с тобой случится то же, что и с твоими глупыми сыновьями, спутавшимися с русскими! – пригрозил Абдулло.
– Старый Вахид ничего не забывает, Абдулло! – тихо в белую бороду произнес старик и оттолкнул веслом плот от прибрежных камней.
– Ты не видел на реке чужих людей, Вахид? – спросил кто-то из свиты Абдулло.
– Не видел чужих, – ответил старик и потряс «буром». – На чужих у Вахида есть вот что…
Ответ старика вызвал смех у всадников, но громче всех засмеялся толстый Абдулло.
– Грязный шакал, питающийся падалью!.. – заскрипел зубами себе под нос старик и, посмотрев на копны, под которыми замерли чужеземцы, прошептал: – О Аллах! Прости мне мой грех. Укроти ярость сердца моего и защити меня от шайтана.
Когда скала осталась далеко за поворотом реки, старик обратился к Алану:
– Молодой гюрджи понял, что Абдулло с нукерами рыщет рядом, как волк?
– Я осетин, ага! – отозвался из копны на фарси Алан. – Мы все поняли, спасибо!..
Десятка три всадников на взмыленных конях, с трудом преодолев распаханный неровными прерывистыми бороздами ледник, остановились перед седловиной перевала, заваленной многометровой стеной снега, льда и камней.
– Абдулло, кони здесь не пройдут! – сказал бородатый наездник в грязной растрепавшейся чалме, обращаясь к толстому седоку на пританцовывающем темно-гнедом ахалтекинце. Он показал камчой на завал. – Гяуры взрывами завалили перевал и, я так думаю, поставили наверху мины.
– Ну, и чего уставился на этот перевал, как баран? – заорал Абдулло. – Расчищай, взрывай – я не собираюсь терять миллион долларов из-за твоей глупости, Гафур!
– Почему из-за моей глупости?! – вскинулся бородатый.
– А кто мне говорил, что проверил все ущелье Шайтана, разве не ты, старый вонючий козел? – прошипел сквозь гнилые зубы Абдулло и наотмашь ударил Гафура камчой по лицу.
– Оставь Гафура в покое, Абдулло!.. Даже если к концу дня расчистим проход, то все равно не догоним их! – сказал по-русски рябой всадник. Хотя на голове его возвышалась чалма и был он одет в халат, все равно было видно, что человек этот не местный и, скорее всего, славянин. – За перевалом ледник… Говорил тебе, что лошадей подковать надо!..
– Абдулло! – воскликнул спрыгнувший с коня молодой нукер. – Смотри! – Он показал на следы двух пар солдатских башмаков, четко читаемых на белом снегу низинки. – Двое их тут прошли, наиб…
– Двое… – растерянно протянул Абдулло и вопросительно посмотрел на русского. – А остальные куда делись? Что скажешь, Леха?
– Я что, ясновидящий тебе?! – огрызнулся тот. – Может, вон под той лавиной прилегли поспать навечно! – кивнул он на снежные завалы под склоном. – А может, эти двое, что здесь потоптались, навроде куропатки, фуфло толкают…
– Какой еще куропатки?.. – не поняв, переспросил Абдулло.
– Той самой! Она сама под руку лезет и тут же косяка в сторону дает… – размахивая руками, ответил рябой.
– Абдулло тебя не понимает, Рябой…
– От птенцов она так хищников уводит. Чего здесь понимать?! И спецназовские волчары, когда надо, мастера на такие хохмы… Да что я леплю – ты ж, говорят, сам в ментовской шкуре кантовался, а, Абдулло?..