после. Он приближается на дороге к уже вышедшему и вооруженному вождю, который посреди своих отрядов появляется навстречу» (Constantius. Vita Germani, 28)[389]. Следовательно, в походном порядке предводитель размещался не во главе, а где-то ближе к середине колонны. Около вождя, видимо, находились его лучшие части, дружина. Данный порядок движения диктовался, очевидно, тем, что на враждебной территории на войско могло быть совершено нападение, а авангард и арьергард должны были прикрывать своего военачальника. Очевидно, такой строй походной колонны применялся тогда, когда был один главный военачальник, имевший отборные отряды.
Когда сарматы входили в состав союзной армии, то в походе они выполняли функции конницы или, точнее, легкой кавалерии Нового времени. Так, в 49 г. в походной колонне, состоящей из римлян и вооруженных по-римски боспорцев, аорсы шли в авангарде и арьергарде, прикрывая пехоту, идущую в середине (Tac. An., XII, 16)[390].
Скорее всего, как и при перекочевке, в экспедиции с обозом аланы (вероятно, и сарматы) ставили свои повозки по кругу вагенбургом (Amm., XXXI, 2, 18). Составление лагеря вагенбургом было типично для кочевников, ведь в нем можно было укрыться в степях, где господствовала конница. Стоянку обычно создавали из «подручных средств». Таким образом, например, буры и американские колонисты делали свои лагеря из фургонов, восточносибирские казаки – из нарт, уральские служилые – из положенных на бок лошадей, мавры в VI в. – из двенадцати рядов стоящих верблюдов, а купцы, торговавшие в Центральной Азии, – из тюков, снятых с верблюдов.
Кибитки у сарматов имели войлочный верх, а у аланов, по словам Аммиана, они являлись округлыми фургонами, покрытыми корой (Strab., VII, 3, 17; Amm., XXXI, 2, 18). Аммиан синонимично именует повозки аланов plaustra и carpenta (Amm., XXXI, 2, 18). С римской точки зрения оба вида транспортных средств являлись повозками с двумя или четырьмя дисковыми колесами[391]. Будучи в изгнании в Томах на рубеже эр, Овидий упоминает, что «сарматские быки ведут варварские повозки (plaustra)» (Ovid. Trist., III, 10, 34) и что «языг-погонщик (bubulcus) ведет повозки (plaustra) посреди [замерших] вод Истра» (Ovid. Epist., IV, 7, 9–10; ср.: Tac. Germ., 46, 2: plaustrum). В общем, видимо, сарматские кибитки были запряжены крупным рогатым скотом, как у скифов, у которых повозку везли две-три упряжки быков (Ps.-Hippocrat. De aёr., 18; ср.: Amm., XXXI, 2, 19), а не верблюды[392]. Хотя верхние аорсы на востоке вели караванную торговлю на верблюдах (Strab., XI, 5, 8), но на западе эти животные были редкостью, – например, в Карпатском бассейне найдено лишь три кости бактриана. Изображения верблюдов встречаются на поясных пластинах в Поволжье и в Подонье, датированных II–I вв. до н. э.[393]
Глиняная игрушка в виде повозки-фургона из Пантикапея (II–III вв. н. э.). Воспроизведено по: Античные государства Северного Причерноморья. М., 1984: Табл. CXXXIV, 19
В походе лагерь мог располагаться на горе (Бузанд, III, 7). Возможно, такое расположение было традиционным, придававшим определенную безопасность стоянке. В лагере-стоянке воины располагались в палатках, в которых укрывался в походе и император Феодосий (Pacat. Paneg., 10: Sarmaticis tabernaculis tegebaris). В походе уже упоминавшаяся Каллигона также находилась в палатке (σκηνή)[394].
М. А. Балабанова полагает, что сарматы, сидя у костра и бросая туда некую траву, обкуривались таким образом и веселились[395]. Однако в источнике, речи ритора Максима Тирского (XXI, 6), судя по контексту, имелся в виду обряд скифов, что, в свою очередь, подтверждается и рассказами Геродота о подобном обычае у скифов и массагетов (Hdt., I, 202; IV, 75; ср.: Mela, II, 19; Solin., 10, 5). Впрочем, нельзя исключить такую же практику наркотического опьянения от сгораемой конопли (легкого наркотика) и у сарматов, ведь анализ погребальной пищи поздних сарматов показывает и ее использование[396]. Естественно, если в мирном быту данный обычай существовал, то он был и в экспедиции.
Очевидно, в лагере же лечили раненых. Об этом свидетельствуют палеопатологические исследования насильственных травм костных останков: сарматы успешно проводили трепанацию черепа и ампутацию конечностей[397].
При расположении отряда лагерем, по-видимому, не существовало действенной системы охранения. Так, ок. 160 г. римское подразделение под командованием центурионов неожиданно напало на стоянку сарматов и уничтожило 3000 человек (SHA, VI, 4, 6: manus auxiliaria… tria milia Sarmatarum neglegentius agentum in Danuvii ripis occidissent). Грузинские войска, напав на рассвете на лагерь аланов, обратили их в беспорядочное бегство (Мровели, с. 35).
Поскольку в походе фуражировались на местности, то провизии периодически по разным обстоятельствам не хватало, особенно при проходе безлюдных и пустынных территорий. Поэтому не только кони сарматов были приучены переносить голод и жажду, но и их хозяева. Во время переездов сами сарматы могли довольствоваться весьма скудным рационом. Так, историк Николай Дамасский сообщает, что «савроматы через три дня едят досыта» (Nic. Damasc. Paradox. ethn., 21). Это было типично для номадов. Еще в 1864 г. в России характеризовали качества среднеазиатских всадников подобным же образом: они «могут пройти хоть верст сто в одну ночь [107 км], без видимой возможности поесть и напиться ранее трех-четырех дней»[398]. Вероятно, обычный для кочевников прием: взятие с собой в поход не только заводных ездовых коней, но и лошадей для еды – сарматы не практиковали, так как речь в источниках идет лишь о двух заводных конях. Естественно, это не исключало употребления лошади для еды вследствие ее болезни или смерти. Когда не было воды и мучила жажда, употреблялся традиционный кочевнический прием: вскрывали вену коню и пили его кровь[399]. Впрочем, и повседневное меню сарматов не было обильно и разнообразно: «…племена сарматов также потребляют особенно эту кашу из полбы и даже сырую муку, смешанную с кобыльим молоком или кровью из вен голени» (Plin. N. h., XVIII, 100). Элиан отмечает, что просо было обычной едой савроматов и меотов (Ael. Var. hist., III, 39). Естественно, у Плиния имеется в виду кровь лошади. Речь же идет о похлебке, составленной из муки, которую опускали в молоко, что давало организму белок и крахмал[400]. Данной «похлебкой», смешанной с молоком, питались и во время похода (Schol. ad Lucan., III, 270; ср.: Seneca. Oedip., 470). Возможно, это было не просто молоко, а, как и у других номадов, кисломолочные продукты, которые нейтрализовали «гнилостные процессы в кишечнике»[401]. Еще в XVII в. крымские татары в походе размешивали муку с конской кровью, варили и ели как большое лакомство[402].
Кроме того, в обычный рацион сарматов входило мясо домашнего скота, прежде всего лошадей, и дичь, в частности, мясо лисы (Flac. Argon., VI, 333; Strab., VII, 4, 6; Paus., I, 21, 6; Hieronym. Adversus Iovinian., II, 7). Основными же объектами охоты на равнине являлись дикие ослы и газели, а в болотистых местах – кабаны и олени (Strab., VII, 4, 8). Хлеб аланы, как истинные кочевники, не употребляли (Euseb. Praep. Evangel., VI, 10, 8). Сарматская знать, очевидно, питала склонность к импортному вину (Polyaen., VIII, 56; ср.: Procop. Bel. Vand., I, 12, 8)[403]. Подобное пьянство характерно для многих «первобытных» народов.
Как сарматы перевозили во время похода продовольствие, мы сказать не можем, но, скорее всего, так же, как и другие кочевники: каждый вез его для себя. Казахи, например, перевозили молоко в кожаных сосудах, а консервированное мясо – в суме у седла[404].
Итак, обычным для сарматов, как и для других кочевников, был мясо-молочный рацион: молоко, сыр и мясо[405]. Возможно, популярна была конина, в которой содержатся необходимые человеку белки, жиры и углеводы[406]. Естественно, что попутно в походе охотились и жарили убитую дичь.
3. Тактика
Для реконструкции тактики надо в хронологическом порядке разобрать пять, как представляется, наиболее информативных пассажей из Тацита, Лукиана, Диона Кассия и Аммиана Марцеллина, рассказывающих о сражениях, в которых принимают участие сарматы. Естественно, каждый бой имел свои особенности, однако у них были и характерные общие черты. Сначала рассмотрим два сообщения Тацита. Историк оставил нам описание сражения между силами аршакидского царевича Орода и войсками иберского царя Фарасмана (35 г. н. э.). Армия первого состояла из парфянских всадников, а второго – из пеших иберов, албанов, а также союзных им конных сарматов. По-видимому, справедливо на основании свидетельства Иосифа Флавия (Ant. Jud., XVIII, 97) рассматривать этих сарматов как аланов.
Итак, Тацит (An., VI, 35, 1–2) пишет: «В самом деле, у сарматов не только голос полководца [Фарасмана. – А. Н.], но и сами себя они побуждают, чтобы не допустить бой посредством стрел, а предвосхитить его натиском и рукопашной. Поэтому