[617]. Они могли иметь лопасти с опущенными вниз жальцами, о чем, видимо, и говорит Овидий[618]. Подобный наконечник не был бронебойным, но был рассчитан на поражение незащищенного тела врага, а жальца препятствовали извлечению наконечника из раны. Для большей эффективности острие смазывали змеиным ядом[619]. Костяные наконечники стрел, упомянутые Павсанием (I, 21, 5), редко, но встречаются в сарматских погребениях[620]. Они были, скорее, исключением из правила, носившего, вероятно, определенный культовый смысл. С IV в. под гуннским влиянием подобные наконечники распространяются у аланов[621]. Интересно отметить, что у кочевников Казахстана костяные и роговые наконечники встречались еще в XVIII в.[622].
Овидий называет стрелы сарматов и гетов «скифскими». Лукан же именует скифские стрелы «тростником»[623]. Можно было бы только на этом основании предположить, что древки сарматских стрел также делались из тростника, тем более что подобному легкому древку соответствовал и нетяжелый наконечник. Однако определение «скифские» Овидий мог дать этим стрелам исходя из географического положения региона, ведь Павсаний (I, 21, 5) в приведенном выше фрагменте считает обычными стрелами сарматов кизиловые. Страбон (XI, 7, 4) упоминает, что скифы производят древки стрел из ели. Судя по археологическим остаткам, древки стрел изготовлялись из березы, реже клена или тополя[624]. Таким образом, «скифские» тростниковые стрелы античных авторов могли быть просто неким географическим стереотипом, однако Плиний прямо указывает, что древки для стрел из тростника были распространены не только среди эфиопов, египтян, арабов, индов, бактрийцев и народов парфянской империи, но и у сарматов (Plin. N. h., XVI, 160). Таким образом, древки из тростника все же имелись у сарматов, по крайней мере во времена Плиния. В могильниках раннесарматского времени на левом берегу Дона находят остатки тростниковых древков стрел, которые окрашивались красной или голубой краской; в Бережновском кургане древки были окрашены в темно– и светло-зеленый и красный цвета[625]. В нартовском эпосе осетин древки стрел также делались из тростника или камыша (Нарты, с. 386)[626]. Даже значительно позднее у кочевников древки стрел производились из этого растения. Так, например, у казахов стрелы длиной около метра были из тростника[627].
Стрелы сарматов имели цветное оперение (Ovid. Epist., IV, 4, 12; IV, 7, 37: spicula cum pictis… pinnis; ср.: Plin. N. h., XVI, 159). Судя по археологическому материалу, оперение было трехчленным, сделанным из перьев беркута или орла[628]. Именно перья этих птиц использовали кочевники с теми же целями и позднее. Так, еще в XVIII в. калмыки делали его из хвоста орла[629]. Подобное оперение придавало стреле в полете большую стабильность.
Овидий указывает, что стрелы носили в колчане pharerta (Ovid. Trist., IV, 10, 110; Epist., I, 2, 82; III, 8, 19; ср.: Lucan., VIII, 432: Scythicas… pharetras). Судя по археологическим данным, колчаны сарматов были цилиндрическими. Деревянный каркас обтягивался берестой или кожей, выкрашенной в красный цвет[630]. Мовсес Хоренаци (II, 50) специально отмечает любовь аланов к кожаным предметам красного цвета, цвета крови и войны. Вероятно, это было связано с их культовыми представлениями о загробном мире, с трауром[631]. Стрелы в колчане лежали наконечниками вниз[632]. Это, видимо, говорит о том, что в бою из колчана не выбирали какой-то определенный вид стрел или что каждый вид имел свое особое оперение, либо колчан имел несколько секций[633]. Кроме того, при подобном положении стрел воин имел меньше шансов пораниться отравленными наконечниками, нежели от стрел, расположенных остриями вверх. Судя по археологическим памятникам, колчан носился с левой стороны[634].
Наряду с луком «скифского» типа в степях с конца I в. до н. э. стал распространяться новый композитный лук «гуннского» типа с костяными накладками, который мы встречаем на боспорских изображениях. Он носился со спущенной тетивой в чехле, входящем в саадак[635]. У сарматов такой тип лука известен по находкам с I в. н. э.[636]. Возможно, эти знаменитые луки просил в письме у полководца на Дунае Региллиана прислать ему будущий император Клавдий II (213/268–270) (SHA, XXIV, 10, 12: arcus Sarmaticos). Впрочем, у сарматов этот пришедший с Востока тип не был доминирующим вплоть до начала IV в.[637] Для подобного лука требовались и стрелы бо́льшей длины (свыше 80 см), с бо́льшим же наконечником и, соответственно, большего веса[638]. Как отмечает сарматолог В. Е. Максименко, ко II–III вв. наконечники стрел, находимых на Дону, стали массивнее и шире у основания, что говорит об употреблении данного типа лука[639]. Исходя из своих опытов, оружиевед В. Н. Васильев заключил, что подобный лук позволяет вести прицельную стрельбу на более дальнее расстояние[640]. Аланы с IV в. стали носить длинные стрелы в колчане наконечниками вверх, чтобы иметь возможность выбрать нужную стрелу[641]. Все это говорит о том, что под влиянием Востока увеличилось значение дальнего боя. Очевидно, мощный лук упоминает у всадника-овса Джуаншер, рассказывая о событиях середины V в. Этот конник имел лук длиной 12 мткавели-пядей (3 м), а стрелы – 6 мткавели (1,5 м)[642]. Вероятно, под этим героическим оружием имеется в виду лук гуннского типа, который достигал в длину 1,6 м[643]. Данное оружие могло поражать противника на расстояние 375 шагов – порядка 260 м (Джуаншер, с. 65; Мровели, с. 84). Лук гуннского типа позволял вести уже не массовую, а прицельную стрельбу по мишени с более дальнего расстояния, поэтому и в колчане у погребенных уже не находят значительного количества стрел[644]. Однако судя по одному пассажу Прокопия (Bel. Goth., IV, 8, 34), конные персы и аланы в середине VI в. выпускали стрелы намного гуще и чаще, чем спешенные византийцы, вставшие плотным строем по типу черепахи. Была ли это стрельба прицельной снайперской? Похоже, что нет. Стрелы выпускались просто в сторону неприятельского построения в надежде, что какая-нибудь поразит врага.
Какое же оружие было основным у сарматских всадников в I–III вв.? С одной стороны, Овидий в самом начале I в. постоянно указывает на лук и отравленные стрелы как на обычное оружие гетов и сарматов[645]; лишь однажды он упоминает отдельно фракийца с луком, а языга – с копьем (Ovid. Ibis, 135: hasta; ср.: Seneca Oedip., 469) и, наоборот, сарматов со стрелами, а фракийцев-бистонов с сариссой (Ovid. Epist., I, 3, 59–60). К первому сравнению близко и сопоставление Клавдиана: гет с луком, а сармат с контосом (Claud. XXI, 111 (ed. Koch): Non arcu pepulere Getae, non Sarmata conto). С другой стороны, у нас есть целый блок сведений авторов I–IV вв. о пике-контосе как типичном оружии сарматов. Это, на первый взгляд, кажущееся противоречие можно объяснить. Языги, жившие около устья Дуная во время ссылки Овидия (8–18 гг.), все еще были конными стрелками из лука – основной род войск большинства сарматских племен предшествующего периода[646]. Однако уже с прохоровского времени (IV–II вв. до н. э.) у сарматов, судя по погребальному инвентарю, все большее значение приобретают клинковое оружие и копье[647]. Это свидетельствует о возрастающей у них роли ближнего боя, что, в свою очередь, связано с прогрессирующей дифференциацией общества и возникновением военной знати, которая, в силу героического этоса, стремится помериться силами в поединке со своими противниками, равными ей по социальному статусу. А это, со своей стороны, ведет к распространению защитного вооружения, которое знатные воины имели возможность приобрести. Как оружие для поединка решающее значение получило именно колющее копье с массивным наконечником. На втулке подобных наконечников иногда имелся раструб, чтобы пика не входила глубоко в рану при ударе и ее можно было легче вытащить[648]. Копье, наряду с ритоном, стало определенным символом статуса, который мы встречаем на антропоморфных надгробиях из Заветного в юго-западном Крыму (II–III вв.)[649].
Валерий Флакк упоминает (после 90 г. н. э.) и лук, и копье в качестве обычного оружия языгов (Argon., VI, 124: arcus, lancea). В середине 130-х гг. Арриан (Ac., 31; Tact., 4, 3; 7; 44, 1) информирует нас о вооружении сарматских всадников то