им скудное питье, и, сидя верхом, так они двигаются непрерывным бегом (continuo cursu) даже по сто пятьдесят миль». Таким образом, Плиний достаточно ясно рисует тип степного скакуна, которому не требуется специальная заготовка фуража и который довольствуется в пути минимальным количеством воды и корма (Ovid. Epist., I, 2, 84–85; ср.: Thom. Hist. Slav., 37). Вместе с тем этот скакун мог пробегать без продолжительного отдыха 220 км. Видимо, речь идет о длине пробега за сутки. Следовательно, даже если бы конь бежал целые 24 часа, то средняя скорость была бы около 9 км/ч. Это соответствует не очень быстрой рыси[719]. Вероятно, речь идет именно о рыси, ведь этот аллюр менее, чем галоп, утомляет лошадь. В Новое время именно рысь в кавалерии предназначалась для «всех скорых передвижений на значительные расстояния»[720]. Естественно, цифра Плиния близка к максимальной. Чтобы понять значимость расстояния подобных пробегов, приведу пару примеров, но в то же время она и обычна. Так, С. Б. Броневский, рассказывая о казахских лошадях, сообщает, что они «быстро перебегают иногда 200 верст [213 км] в один день». Причем это говорится как об обычном явлении. В 1948 г. всадники на адаевских (казахских) лошадях проскакали за сутки 296 км – это своего рода рекорд. Тогда как годом раньше девять казахских меринов из урдинского завода, проскакав рысью и галопом за сутки 250 км, после этого даже сохранили свое бодрое состояние[721]. Выносливость коней была необходима кочевникам как для охоты на быстро бегающую дичь, так и для дальних походов. Естественно, подобные свойства коней достигались путем хорошего знания кочевниками своих животных. Так, к примеру, С. Б. Броневский, говоря о казахах, отмечает: «Опытны в искусстве знания свойств лошади, умеют сберечь ее силы для вынесения бега, иногда простирающегося далее всякого вероятия»[722].
Сарматский воин в походе, кроме верхового коня, имел еще одного или двух заводных[723]. Это подтверждается и боспорским обычаем: конный оруженосец на рельефах ведет вслед за своим господином одного или даже двух заводных коней[724]. Если судить по боспорским параллелям, то эти кони были оседланы. Заводной конь привязывался с правой стороны, поскольку так было сподручнее, схватив за повод, на него перескакивать (Ambros. De excidio urbis Hierosol., V, 50). Для сравнения заметим, что каждый крымский татарин во второй четверти XVII в. имел по две заводных лошади. Причем воин мог на самой быстрой рыси перескакивать на лошадь, бегущую справа, которую всадник держал за повод, после чего животное без ноши переходило в правую сторону от наездника[725]. Запасные кони были необходимы сарматам для скорейшего передвижения в походах, ведь в грабительских набегах главное – внезапность, чтобы противная сторона не успела подготовиться к обороне, а жители – спрятаться в укрепленные места (Amm., XXIX, 6, 14). При неблагоприятном же стечении обстоятельств с заводными конями легче было отступить, быстро убегая от врага[726]. Об этом ясно говорит Аммиан Марцеллин (XVII, 12, 2): «Сарматы проезжают обширнейшие пространства, преследуя других или сами обратив тыл; сидя на проворных и покорных конях; они ведут по одному, а иногда и по два коня, чтобы, меняя упряжных, сохранить им силы, а их бодрость поочередно восстановить отдыхом». Скорость передвижения с заводными конями была весьма значительной. Так, Полиэн (VIII, 56) упоминает, что отряд в 120 всадников, каждый из которых имел двух заводных коней, проскакал форсированным маршем 1200 стадий за сутки (примерно 214 км). Заметим, что половцы, имея по 10–12 заводных коней, проезжали за сутки шести– восьмидневный путь (де Клари, 65)[727]. С. Б. Броневский на основании своих личных впечатлений рассказывает, что один казахский султан с несколькими спутниками одвуконь прошел по горам и каменистому грунту за сутки 300 верст (320 км)[728]. Причем после этого люди не чувствовали особой усталости, а лошади остались живы, но разбили ноги, однако после «надлежащей выдержки» без всякого врачевания поправились. Как далее обобщает генерал, «примеры такие бесчисленны». Для сравнения можно указать, что обычное многочисленное греко-персидское войско продвигалось за сутки в среднем на 30 км; ассирийская армия на рубеже X–IX вв. до н. э. проходила в день также примерно 30 км[729].
Конская упряжь из золотых бляшек. Бесланский могильник – некрополь Зилгинского городища (II–IV вв. н. э.; см.: Дзуцев, Малашев 2014: 101–104). Реконструкция Ф. С. Дзуцева. Воспроизведено по: Блиев, Бзаров 2000: 83
Каким образом сарматы могли использовать своего заводного коня, нам могут показать этнографические параллели. Так, башкиры (третья четверть XVIII в.) в походе имели по две лошади, на одной они ехали, а на второй везли провизию. В бою они пересаживались на эту заводную лошадь. Казахи же на заводных лошадях везли провизию и оружие[730].
Как же сидели сарматы на своих конях при езде в походе и в бою? Казалось бы, вопрос праздный. Ведь Вегеций (III, 26), восхваляя императора, говорит, что его «знанию и красоте верховой езды… народ гуннов и аланов подражал бы, если б мог». Следовательно, сидели аланы на коне обычно, как гунны и римляне. Однако не все так просто. С затронутым ранее вопросом о так называемой «сарматской посадке» связана и проблема атрибутации двух катафрактов в сцене гиппомахии на фреске из склепа Ашика. Они сидят верхом по-дамски, свесив обе ноги на левую сторону лошади. Сам А. Б. Ашик, а вслед за ним Б. В. Кёне рассматривали этих всадников как женщин-воинов, естественно и сидящих амазонкой. Однако большинство исследователей полагают, что художник А. М. Стефанский просто ошибся при перерисовке данных фигур[731]. М. И. Ростовцев и Х. фон Галль склоняются к мысли о том, что на фреске были показаны всадники в доспехах с длинными полами, из-под которых торчали стопы ног: правая, вынесенная вперед, с правой стороны животного, а левая позади слева; рисовальщик же принял эту позу за всадников, сидящих на одну сторону[732]. Ю. М. Десятчиков объяснял данную посадку тем, что при снятии копии художник просто спутал конский доспех с бронею всадника[733]. Однако другие исследователи думают, что прорисовка фрески все же соответствует оригиналу. Так, оружиевед М. В. Горелик предполагает, что всадники сидят по-дамски из-за отсутствия разреза пол панциря. Это необоснованное мнение поддержали археологи В. А. Горончаровский и В. П. Никоноров[734]. Тюрколог И. Л. Кызласов даже усматривал в данной посадке простое пренебрежение к врагу. Однако в 1993 г. все эти мнения справедливо подверг критике В. А. Горончаровский[735]. Впрочем, и он, считая изображение адекватным, предполагает, что на фреске фронтальность изображение, под влиянием определенных сакральных мотивов, доведена до максимума, вступив в противоречие с реальностью[736]. Между тем и тогда неясно, почему так же фронтально не представлены и остальные участники данного боя.
Дамская посадка была известна еще в середине II тыс. до н. э., то есть задолго до появления конницы[737]. В то время она объяснялась неразвитостью верхового искусства. К тому же наездники сидели подобным образом на животных, идущих небыстрым аллюром. Позднее, когда всадники стали ездить обычно, по-мужски, дамская посадка сохранялась как архаизм в изображении божеств[738]. Так, например, фракийской бог-всадник сидит, свесив ноги на одну сторону, на идущей шагом лошади, как на фреске из Фаюма рубежа III–IV вв., так и на грубом позднеримском рельефе из Фракии. Таким же образом сидит на коне-олене обнаженное божество с мечом в руках из Томского областного музея эпохи раннего Средневековья. Впрочем, и в реальной жизни данная посадка использовалась и позднее во время отдыха и при неспешной езде. Так, например, сидит всадник на кипрской терракотовой статуэтке и персидский воин, едущий на муле; обнаженный участник соревнований, снабженный плетью, на киликийском серебряном статере[739]. Более того, даже природные наездники-кочевники пользовались в сходных ситуациях данной посадкой[740]. Очевидно, и сами сарматы использовали такую посадку в тех же случаях. Так, на рельефе сарматского круга II–III вв. из окрестностей Бахчисарая представлена пара всадников, свесивших обе ноги на правую сторону лошадей[741]. Впрочем, мы иногда находим и изображения настоящих воинов, сидящих на одну сторону: верховой гоплит на древнекоринфской вазе (ок. 625 г. до н. э.); амазонка на аттическом сосуде мастера Макрона (середина V в. до н. э.); гоплит, изображенный на терракотовом щите из Коринфа (V в. до н. э.); знатный всадник на италийском бронзовом нагруднике из Анконы (VI–V вв. до н. э.); конный охотник, представленный на фригийской погребальной урне (V–IV вв. до н. э.); дротикометатель, изображенный на иберской вазе из Лирии (II–I вв. до н. э.)