в поэме собаки сарматов не наделяются. Отметим, что автор конца II в. н. э. Юлий Поллукс (V, 37), перечисляя наиболее благородные породы, не называет сарматскую, упоминая лаконскую, аркадскую, арголидскую, локридскую, кельтскую, иберскую, карийскую, критскую, молосскую, эретрийскую, гирканскую, индийскую. Впрочем, этот список составлен по греческим источникам классического и в меньшей степени эллинистического периода.
Сарматы, охотящиеся c пикой-контусом на кабана, в сопровождении собак. Изображение на сосуде из погребения у села Косика (начало I в.). Воспроизведено по: Трейстер 1994: 180. Рис. 7
Скифолог Н. А. Гаврелюк полагает, что еще скифы для охоты на крупную дичь, в частности на льва, использовали догообразных собак. В Ольвии римского времени также найдены кости догообразной собаки[775]. В Карпатском бассейне, на территории, занимаемой сарматами, выделяются останки двух видов собак: более грузной пастушьей и более легкой борзой. Видимо, и у аланов были рослые собаки, которые предназначались для охраны скота и охоты[776]. Как считается, от этнонима Alani произошли и современные западноевропейские названия догов: французский alan для охоты на кабана и волка, английский alaunt, итальянский alano, тогда как испанская порода alano считается бульдогом; англичане же, вероятно, получили данную породу (мастифов) из Испании, с ней они охотились на волков[777]. Однако современный лингвист Д. Муцос этимологизирует название породы от среднегреческого α̉λάνι – «свирепая собака»[778].
Итак, пассаж, приводимый Ш. Дюканжем, относится к эпохе Средних веков и рассказывает о боевом применении большой догообразной собаки[779]. Естественно, тут речь шла о продолжении древней традиции выращивания собак аланами. Эти животные в средневековой Европе использовались для преследования врага, для нападения на всадников и коней.
Очевидно, первоначально обычных охотничьих собак могли использовать в качестве боевых. Позднее стали разводить собак, главной функцией которых была военная, а в мирное время их для тренировки использовали на охоте на крупную дичь. Античные авторы указывают две основных области разведения боевых собак: Анатолия и южное побережье Каспийского моря[780]. Использование боевых собак характерно для оседлых, а не для кочевых этносов. О боевых собаках древних номадов евразийских степей античные авторы, насколько мне известно, ничего не говорят. Однако на некоторых античных вазах представлены конные лучники, каждого из которых в бою сопровождает собака, бегущая внизу под конем, как, к примеру, мы это видим на одной этрусской вазе VI в. до н. э.[781]. Эти всадники обычно ассоциируются с киммерийцами. С другой стороны, мы можем вспомнить, что и на клазоменских саркофагах, датируемых около 500 г. до н. э., собака постоянно сопровождает коня, безразлично, верхового или упряжного, тогда как непосредственно вцепившимися во врага собаки не показаны. Следовательно, можно согласиться с мнением о том, что изображение собак на подобных изображениях носило определенный сакральный, вероятно, хтонический смысл[782].
Обычно кочевники широко использовали собак как помощников на охоте и на пастбище. Так, небольших охотничьих собак сарматов мы видим, например, на сценах кабаньей охоты на сосуде из Косики[783]. В. И. Цалкин считает подобных степных собак близкими к лайкам; последних же кинолог В. А. Калинин рассматривает как гончеобразных собак для травли дичи; филолог-классик Отто Келлер полагал, что это были борзые[784]. По мнению К. Ф. Смирнова, сарматские собаки, упомянутые Оппианом, служили для охраны сарматских стад[785]. Впрочем, поэт рекомендует савроматских собак для охоты, то есть это были охотничьи, а не пастушьи животные. Охотничьи и пастушьи собаки в определенных ситуациях могли участвовать в боевых действиях, но это не было общим правилом. Естественно, такие собаки могли бегать в гуще боя, когда табор находился относительно недалеко от места сражения (ср.: Plin. N. h., VIII, 143), в дальние же набеги их не брали. Иногда сарматы даже хоронили собак в погребении[786].
Гончая преследует зайца. Костяная накладка на гребень из скифского кургана Куль-Оба около Пантикапея (первая половина IV в. до н. э.). Государственный Эрмитаж, КО-118. Воспроизведено по: Иванчик 2005: 178, рис. 8
Итак, скорее всего, сарматы, как и другие кочевники, не применяли собак в бою. Однако нельзя исключить и того, что охотничьи или пастушьи собаки могли спорадически принимать участие в бою, когда кочевой табор находился неподалеку. Фрагмент, приводимый Дюканжем, очевидно, рассказывает нам о собаках западноевропейского Средневековья.
Конные лучники, сопровождаемые собаками в бою. Роспись этрусской амфоры (третья четверть VI в. до н. э.). Воспроизведено по: Дьяконов 1955: 529
Заключение
Как мы видели, античные авторы уделяли в своих сочинениях основное внимание этнографическим особенностям вооружения сарматов, их тактике, то есть темам, интересным для читателей. А зачем говорить о банальном, само собой разумеющемся? Во многом развитие сарматского дела ускользает от нас, и мы можем лишь выделить какие-то общие черты, многие из которых оказываются присущи и другим кочевникам.
С сарматами связаны определенные изменения в военном деле народов Северного Причерноморья, поскольку они принесли с собой восточную тактику взаимодействия легких конных лучников и тяжеловооруженных катафрактов. Возможно, уже в предыдущий скифский период были намечены тенденции этого развития, выразившиеся в усилении роли тяжеловооруженных всадников, которые вместе с предводителем составляли ударный кулак, решающий исход битвы в кратковременной рукопашной схватке[787]. Однако более традиционным для скифов, по крайней мере с консервативной точки зрения античных авторов, оставалась тактика конных лучников, в которой фронтальная атака с последующим ложным бегством занимала главное место[788]. Сарматы, вероятно, развили далее тенденцию ближнего боя. Ведь еще в среднесарматских погребениях на Дону редко находят предметы защитного вооружения и длинные мечи, обычно – стрелы, мечи, кинжалы[789]. У них предводители, знать и дружинники были тяжеловооруженными катафрактами, имеющими броню на всаднике и реже коне. Они, судя по всему, составляли лишь небольшой процент от всего войска. В отличие от других номадов, сарматы решались сразу переходить в рукопашную схватку, сражаясь длинными мечами и пиками-контосами, тогда как другие кочевники или вообще предпочитали дальний бой с помощью лука, или, по крайней мере, сочетали дальний и ближний бой.
Дж. Коулстон предлагает выделить степную сарматскую «тактическую систему» в отдельный тип, базировавшийся на конных лучниках или копейщиках в неметаллическом доспехе, а также на легких конных лучниках, тогда как у римлян эта система основывалась на пехоте, а конница играла вспомогательную роль; у парфян же и Сасанидов основу армии составляли легковооруженные конные лучники, дополненные катафрактными копейщиками или лучниками[790]. Данное достаточно общее разделение в целом можно принять. Вместе с тем надо отметить, что доспех из рога и копыт – это, скорее, античный стереотип в изображении сарматов, у которых, согласно археологии, обычная броня была все же из железа. Ламеллярный же, или чешуйчатый, доспех из неметаллических материалов, по-видимому, не был распространен, но как экзотический именно он бросался в первую очередь в глаза жителям империи.
А. М. Хазанов, изучив военное дело сарматов, выделил два основных и один переходный этап в его развитии: первый период – VI–II вв. до н. э., переходный (второй) период – I в. до н. э. – I в. н. э. и второй основной (по существу, третий) период – I в. (I в. до н. э.) – IV в.[791]. Главные особенности первого «скифского» периода составляли поголовное ополчение мужчин, участие в боевых действиях девиц и тактика лавы, характерная для легкой конницы стрелков, каковыми и являлись сарматы в ту эпоху; вместе с тем уже тогда складывается ударный кулак из тяжелой конницы. Второй, переходный, период А. М. Хазанов связал с дифференциацией номадов и появлением у них катафрактов. Наконец, для последнего, третьего, периода характерно отсутствие в войске женщин-воительниц, нечастое участие в боевых действиях беднейших слоев населения, занятие дружинами из катафрактов места основной ударной атакующей силы при господстве рукопашного боя вообще.
Общие принципы военного дела у сарматов явно были общекочевые, ведь даже их тяжелая конница действовала в кампаниях так же, как и легкая (Amm., XVII, 12, 2–3). Однако в тактике и в вооружении у сарматов, как мы видели, были отличия от других номадов. Развитие военного дела шло у сарматов по пути отмирания участия женщин в походах, но, судя по всему, принцип народ-войско у них отнюдь не был нарушен. Очевидно, что катафракты вместе с другими воинами переходили в нужный момент в рукопашную битву, но она отнюдь не была обязательной, ведь главное в бою не схватка вблизи, а победа, которую можно достичь различными способами. Поэтому стоит ли говорить об умалении значения лучников в сарматском войске в целом? Понадобилось тщательное сопоставление данных источников с известным на современном этапе археологическим материалом, чтобы скорректировать схему развития сарматского военного дела А. М. Хазанова.